— Да, сэр. Я заметил, как вы уходили.
— Сам понимаешь, меня не в чем упрекнуть.
— Безусловно, сэр. Мистер Финк-Ноттль проявил по отношению к вам некоторую нескромность.
— А после моего ухода церемония долго продолжалась?
— Нет, сэр. Она закончилась минут через десять. Некоторые высказывания мистера Финк-Ноттля о молодом господине Симмонсе привели к окончанию процедуры вручения призов.
— То есть как? По-моему, Гусик сказал о Г.Г.Симмонсе всё, что было возможно.
— Мистер Финк-Ноттль вновь принялся обсуждать молодого господина Симмонса сразу после вашего ухода. Если помните, сэр, мистер Финк-Ноттль уже выразил сомнения по поводу знаний молодого господина Симмонса, а затем он вернулся к этой теме и обрушил на юного джентльмена поток обвинений, утверждая, что тот не мог выиграть приз за знание Священного Писания, не совершив самых тяжких преступлений, известных человечеству. Далее мистер Финк-Ноттль предположил, что молодой господин Симмонс широко известен в преступном мире и наверняка разыскивается полицией.
— О боже, Дживз!
— Да, сэр. Это утверждение вызвало сенсацию в зале, но я бы сказал, присутствующие отреагировали на него по-разному. Господа учащиеся принялись громко аплодировать, но мать молодого господина Симмонса встала со своего места и в довольно резких выражениях потребовала у мистера Финк-Ноттля извинений.
— Ну, и как? Надеюсь, Гусик смутился и взял свои слова обратно?
— Нет, сэр. Мистер Финк-Ноттль заявил, что наконец-то во всём разобрался, и намекнул на греховную связь между матерью молодого господина Симмонса и директором школы, обвинив последнего в завышении оценок с целью, по выражению мистера Финк-Ноттля, добиться взаимности.
— Послушай, а ты не выдумываешь?
— Нет, сэр.
— Святые угодники и их тётушка! А потом:
— Они спели государственный гимн, сэр.
— Невероятно!
— Да, сэр.
— Это в такую-то минуту?
— Да, сэр.
— Ну, не знаю. Тебе, конечно, виднее, но я никогда бы не подумал, что в подобных обстоятельствах Гусик и эта женщина начнут петь дуэтом.
— Вы неправильно меня поняли, сэр. Гимн спели все присутствующие. Директор школы подошёл к органисту и что-то шепнул ему на ухо, после чего органист заиграл государственный гимн. На этом процедура вручения призов завершилась.
— И слава богу.
— Да, сэр. Судя по миссис Симмонс, она собралась действовать, а это вряд ли закончилось бы благополучно для мистера Финк-Ноттля.
Я задумался. Сами понимаете, я погрешил бы против истины, если б заявил, что всем доволен. Само собой, я испытывал жалость, тревогу, ужас и сам не знаю ещё какие чувства, но тем не менее меня успокаивала мысль о том, что всё самое страшное осталось позади. С моей точки зрения, надо было не горевать по прошлому, а радоваться будущему. Я имею в виду, может, Гусик и превысил Вустерширский рекорд по дурости, а заодно окончательно лишился шансов стать любимцем публики в Маркет-Снодсбери, но к счастью, он сумел сделать предложение Медлин Бассет, а она, тоже к счастью, согласилась его принять.
Я поделился своими соображениями с Дживзом.
— Некрасиво получилось, — сказал я. — Не удивлюсь, если этот школьный праздник долго будут помнить. Но мы не должны забывать, Дживз, что Гусик, хотя сейчас все в округе считают его уродом из уродов, одержал победу, если ты меня понимаешь, в другом отношении.
— Нет, сэр.
По правде говоря, я подумал, он оговорился.
— Когда ты говоришь «Нет, сэр», ты имеешь в виду «Да, сэр»?
— Нет, сэр. Я имею в виду: «Нет, сэр».
— Разве он не одержал победу?
— Нет, сэр.
— Но он помолвлен.
— Нет, сэр. Мисс Бассет расторгла помолвку.
— Ты не шутишь?
— Нет, сэр.
Не знаю, заметили вы или нет одну странность, постоянно бросавшуюся в глаза на страницах моего рассказа, но почти все действующие лица, о которых вы здесь читали, время от времени закрывали лицо руками. Не совру, если скажу, что мне довелось побывать во многих переделках, но впервые я очутился среди персонажей, где хватание, если так можно выразиться, за собственную физиономию было чуть ли не культом.
Вспомните, так поступил дядя Том. И Гусик. И, конечно, Тяпа. Вероятно, хотя точно не знаю, это сделал Анатоль и уж наверняка Медлин Бассет. Не сомневаюсь, что и тётя Делия с удовольствием последовала бы общему примеру, если бы только не боялась испортить причёску.
Надеюсь, вы поняли, к чему я клоню? Совершенно верно, услышав от Дживза последние новости, я закрыл лицо руками. Они вроде как сами дёрнулись вверх, а голова неожиданно стукнулась подбородком о грудь, и в следующую секунду я стал не менее ревностным служителем культа, чем остальные.
Я всё ещё давил на своё чело ладонями, запустив пальцы в волосы и пытаясь сообразить, что необходимо предпринять в первую очередь, когда кто-то заколотил в мою дверь с такой силой, что затряслись стены.
— Вероятно, это мистер Финк-Ноттль, сэр, — сказал Дживз.
Но на сей раз интуиция его подвела. В комнату ворвался Тяпа. Глаза его безумно вращались, и он не дышал, а хрипел, как закоренелый астматик. Не вызывало сомнений, бедолага был взбудоражен, дальше некуда.
Я прищурился и внимательно на него посмотрел. По правде говоря, его вид мне совсем не понравился. Заметьте, я не говорю, что он мне нравился когда бы то ни было, потому что Природа, созидая этого кристально чистого душой малого, немного переборщила с нижней челюстью и пронзительными, глубоко посаженными глазами, снабдив ими того, кто не являлся ни императором, ни полисменом-регулировщиком. Впрочем, сейчас, как вы понимаете, речь шла не о его внешности, а об угрожающем виде, и я в который раз пожалел о том, что Дживз чересчур щепетилен и тактичен.
Я имею в виду, можно, конечно, гордиться камердинером, который ускользает как вьюн в песок, когда к его молодому господину приходит гость, но тем не менее в определённые минуты, — а у меня возникло ощущение, что такая минута наступила, — тактичнее всего было бы остаться и в случае чего оказать посильную помощь.
Но Дживза в комнате не было. Я не видел, как он ушёл, не слышал, как он ушёл, но он ушёл. Сгинул. Исчез. Испарился. Куда ни кинь глаз, повсюду был только Тяпа. А Тяпина поза не вызывала доверия. У меня возникло такое ощущение, что он всю ночь думал и решил заново переговорить со мной об Анжелиных ногах, которые я массировал.
Однако после первой же его фразы я вздохнул свободно. Оказывается, мои тревоги были напрасны. Вы даже представить себе не можете, какое облегчение я испытал.
— Берти, — сказал он, — я должен перед тобой извиниться. Я был не прав.
Как я уже говорил, у меня отлегло от сердца, когда я понял, что Анжелины ноги здесь ни при чём, но тем не менее моё удивление трудно было передать словами. С тех пор как Тяпа надул меня в «Трутне», много воды утекло, и я никак не ожидал, что он неожиданно раскается в содеянном. Более того, по сведениям из надёжных источников, Тяпа неоднократно хвастался своей проделкой в кругу друзей и потешался надо мной почём зря.
В общем, я никак не мог догадаться, что заставило Тяпу пожалеть о своём дурном поступке. Возможно, конечно, его замучили угрызения совести, но почему?
Тем не менее факт оставался фактом.
— Дорогой мой! — прочувствованно воскликнул я. — Можешь не извиняться. Я всё понимаю.
— В каком смысле: «Можешь не извиняться»? Я уже извинился.
— Я имею в виду, не будем об этом. Забудь. Все мы иногда делаем глупости, о которых потом жалеем. Несомненно, ты был тогда немного под мухой, так что не вини себя слишком сильно.
— Послушай, что ты несёшь? Ты сам понимаешь о чём говоришь?
Его тон мне не понравился.
— Поправь меня, если ошибусь, — довольно холодно произнёс я, — но, насколько я понял, ты извинился за свой непристойный поступок в «Трутне», когда зацепил последнее кольцо над бассейном за крюк в стене и заставил меня принять ванну не снимая фрака.
— Болван! Ничего подобного!
— Прах побери, за что же тогда ты просишь прощенья?
— За историю с Бассет.
— Какую историю?
— Берти, — сказал Тяпа, — когда вчера вечером ты сообщил мне, что любишь Медлин Бассет, я сделал вид, что тебе поверил, но на самом деле твоё утверждение показалось мне невероятным. Однако с тех пор я навёл справки и убедился, что ты мне не лгал. Соответственно, я пришёл извиниться за то, что в тебе усомнился.
— Навёл справки?
— Я спросил Бассет, и она подтвердила, что ты делал ей предложение.
— Тяпа! Как ты мог?
— Запросто.
— Это нетактично! Неужели ты совсем лишён возвышенных чувств?
— Начисто.
— Э-э-э: очень жаль.
— За каким ладаном мне нужны твои возвышенные чувства? Я хотел быть уверен, что ты не увёл у меня Анжелу. Теперь я спокоен.