Ознакомительная версия.
Машина подъехала к дому и остановилась. Рыжая водительша повернулась к Евгению и поинтересовалась, как он себя чувствует.
– Ужасно, – честно признался тот, бледнея.
– Вот и отлично, – обрадовалась рыжая и выскочила из машины.
Вторая тоже выскочила, но она почему-то не радовалась, а все время старалась уговорить приятельницу избавиться от Ромашкина. «Какая кровожадная особа, ей бы хирургом работать», – думал терапевт, глядя на Соню.
Тем временем Лариса предложила ему выйти и подняться на пятый этаж. Во дворе оказалось темно и пусто, поэтому Ромашкин решил позвать на помощь в подъезде. Должны же быть там люди! Но он жестоко ошибался, там были не люди, а соседи, которым, в отличие от людей, совершенно безразлично, кто кричит на лестничной клетке. Поэтому на Ромашкинское «А! А! А!» отреагировала только Лариса, подхватившая его за талию.
Вдруг дверь одной из квартир все-таки открылась. Оттуда вышла колоритная бабуля. Ромашкин сначала обрадовался и решил броситься ей в объятия. Но, приглядевшись, почувствовал себя еще хуже – и эта бабуля приходила к нему на прием в один день с белобрысой сумасшедшей. Кстати, и она отличалась от нормальных людей неадекватным поведением. Бабуля притащила с собой кота и требовала ему что-то сделать. Ромашкина спасла Аделаида, воспоминание о которой болью обожгло сердце. Их уже не двое, а трое. Трое сумасшедших и один терапевт! Аделаида никогда его не дождется. Он слышал, что пациенты могут мстить за ошибки врача, но не думал, что это произойдет именно с ним. Его сумасшедшие пациенты организовали целый заговор. От безысходности он завыл.
Бабуля, поравнявшись с ними, презрительно оглядела воющего Ромашкина с ног до головы и схватила белобрысую за руку.
– Ну и кого ты нашла? Что за заморыш? Лучше бы моему внуку позвонила!
И, неодобрительно качая головой, потопала вниз.
Ромашкин облегченно вздохнул, двое – это гораздо лучше, чем трое. Хотя бабуля говорила о каком-то внуке. Значит, количество сумасшедших может увеличиться за счет бешеного мужика, которому звонит эта белобрысая при разборках. А к чему бабка спросила про заморыша? Они что, все-таки решили его съесть? У Ромашкина задрожали коленки.
– Как его колбасит, – порадовалась Лариса, помогая Евгению одолеть последние ступеньки, – подольше пролежит.
Ромашкин понял, что есть его сразу не собираются, возможно, положат в холодильник.
Когда он вошел в квартиру, то понял все. Он не ошибался. Здесь правили бал порядок и чистота – первый признак того, что хозяйка квартиры находится в неадекватном состоянии.
У нормальных людей обязательно найдется уголок, где, несмотря на всю убранность, останутся какие-то неубранные вещи. Невозможно постоянно рассовывать их по местам, когда ты занят творческим процессом, физическим трудом или просмотром телепередач. У нормальных людей выставленный в центр комнаты стул мгновенно заполняется брошенными вещами. И они, эти нормальные люди, чаще всего просто отставляют стул в дальний угол, ну, в крайнем случае, прикрывают его неброским пледом. В Сониной же комнате не было ни лишних вещей, ни стула. Зато из кухни призывно гудел огромный холодильник.
Когда Ромашкину дали старые залатанные тапочки, в его глазах совсем помутилось. Она еще латает тапочки! Ромашкин еле дошел до дивана и свалился на стоящую по-солдатски торчком диванную подушку.
Соня и не знала, что ее порыв перед отъездом провести генеральную уборку, которую она делала раз в год, вызовет такую негативную реакцию у гостя. Ей и самой было неловко за латаные тапочки, но других мужских тапочек в ее доме не водилось. Эти единственные, когда запросили каши, заботливо залатала приехавшая из деревни родственница Саша. Пока смотрела сериал про американских домохозяек.
Но делать было нечего. Раз они с Ларисой сбили этого типа, придется за ним ухаживать.
– Где болит? – Ромашкин открыл глаза и увидел перед собой склоненную рыжую шевелюру.
Его рука дернулась и показала на сердце.
– Он что, сердечник? Ты же его стукнула бампером по коленкам, – ужаснулась Соня.
– Когда у тебя болит голова, укол делают в совсем противоположное место, – рассудила подруга, – так и у него: удар пришелся по коленкам, а заболело сердце. У тебя есть сердечные капли?
Соня отрицательно покачала головой.
– Ну не везти же его, в самом деле, в больницу?! Дай хотя бы валерьянку.
Пока Соня бегала за валерьянкой, Лариса полезла к Ромашкину развязать галстук. Потом она принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Тот совершенно очнулся, когда ласковая женская рука коснулась его голого живота, – маек терапевт принципиально не носил.
Вот что, подумал Ромашкин, они не городские сумасшедшие, они – сексуальные маньячки! Это меняет дело. Раз так, Аделаида может подождать. Он попытался ответить Ларисе, нежно коснувшись скользящей по его телу руки.
– Тише, тише, – засмеялась та, – Соня, ему уже гораздо лучше!
Ромашкин понял свою ошибку и тяжело вздохнул.
– Бедненький, – пела Лариса Евгению на ухо, – ударили его машинкой больно. Какие нехорошие девчонки.
Но, вспомнив, что девчонки-то эти они и есть, перешла на другую тему.
– Хорошенький такой, толстячок лысенький, наверное, некому ему чайку тепленького дома подать в постельку, с вареньицем малиновым, чтоб не заболел…
Ромашкин радостно закивал головой. Так ласково с ним еще не говорила даже Аделаида.
– Соня, – кричала Лариса в сторону кухни, – он – холостяк!
Ромашкин почувствовал подвох.
– И жениться-то он не собирается, – продолжила припевать Лариса.
Тот утвердительно закивал головой.
– …на ком попало. Ему нужна заботливая девушка, – Лариса поправила подушку, удобнее пристраивая на ней голову Ромашкина. – Чтобы ценила лысика и любила его. – Произнеся эти слова, она поцеловала терапевта в макушку. – Болит сердечко?
Ромашкин расслабился, но кивнул.
– Соня, ну где ты там ходишь?! Человеку плохо! – крикнула она и добавила, глядя на Евгения: – Некому за бедненького заступиться. Ух, я уж их!
Ромашкину понравилось. Ему почему-то стало нравиться валяться на чужом диване, когда рядом сидит симпатичная сумасшедшая, а может, просто неадекватная девушка, и заботится о нем так, как это делала в далеком детстве мама. Он попытался сравнить напористую Аделаиду с мягкой Ларисой, как раз в это время накрывающей его теплым одеялом. Лариса выигрывала.
Наконец-то в комнате появилась Соня. В руках она держала поднос, на котором стояли чашка с чаем, блюдце с вареньем, корзинка с печеньем и рюмка с валерьянкой.
– Извините нас, пожалуйста, – пролепетала девушка, ставя поднос на столик у дивана, – мы почти не нарочно на вас наехали, совершили ДТП, мы просто катались по городским тротуарам…
Ее руки забегали по воздуху, выискивая там ответ на невысказанный вопрос, каким образом можно объяснить, почему они катались по тротуарам.
– Ведь многие, – здесь Соня запнулась, – катаются по тротуарам… на роликах там, на велосипедах, на автомобилях…
Она замолчала, а до Ромашкина дошла простая истина: девицы считают, что сбили его своим автомобилем, и теперь пытаются замять это дело.
– Ладно, девчонки, – сказал Евгений, усаживаясь на диване, – давайте сюда поднос.
Ему понравился чай, заваренный Соней, варенье и печенье. От души насытившись, он потребовал, чтобы Лариса выпила с ним на брудершафт. Та сначала отказывалась, оправдываясь тем, что у нее намечаются серьезные отношения со Стрелкиным. Но Ромашкин теперь уже действовал напролом. Он требовал не только брудершафт, но и Ларисин телефон, грозя зафиксировать телесные повреждения (которых у него не было, но был знакомый травматолог), полученные в результате ночного ДТП.
Лариса сдалась. Выпила с терапевтом, дала ему Сонин телефон, выпила еще. Соня с ужасом наблюдала, как вместо того, чтобы пить, Лариса выливала вино, купленное ею для дорогих гостей, на только что помытый ковер. Ромашкин, к радости Сони, все лил в себя. Через два часа он был в невменяемом состоянии. Подруги помогли ему добраться до дома, адрес которого нашли в паспорте терапевта. Открыли ключами дверь и погрузили Ромашкина на кровать.
– Лучше б я заваривала чай, – посетовала Лариса, – а ты расстегивала ему рубашку.
День двадцать второй. Мамо, я хочу жениться
Танцуй! Смотри, что у меня есть! Танцуй!
Утро началось с того, что ни свет ни заря примчалась Лариса, разбудив Соню. Они стояли в тесном коридорчике, где подруга, махая перед Сониным лицом каким-то документом, предлагала ей исполнить танец живота.
– Ну, и что у тебя? Письмо от итальянца? – бурчала Соня, силясь не закрывать глаза.
– Соня, ты – соня! – радовалась чему-то подруга. – Если бы это было письмо от итальянца, танцевала бы я. А это…
Она раскрыла документ на пустой страничке.
– Мама милая! – Увидев эту страничку, Соня окончательно проснулась. – Это же паспорт. Чужой?
Ознакомительная версия.
