— Скажи, скажи, — подзадорил его мош Илие.
— Рак!
— Верное слово! — похвалил мош Илие.
— Эх, раков бы наварить! — мечтательно вздохнул Фэникэ.
— Ты лучше третью загадку отгадай, — предложил мош Илие. — В воде родилась, а воды боится? Что такое?
Фэникэ только рукой махнул:
— То же для махоньких детей! Кто отгадки не знает?
— Молодой барин не знает, — сказал приказчик Да и его превосходительство затрудняется…
— А когда недосол на столе, тогда генерал знает, что делать? — спросил Фэникэ.
— Посолить нужно… — ответил приказчик и радостно разинул рот. — Значит, третья отгадка — соль? Премного благодарен!
Он поклонился мошу Илие, вскочил на бричку лихо развернувшись, помчался к имению.
— Вот, парни, мотайте на ус, — сказал мош Илие. — Вышло так, что смог я нынче вам помочь. Ведь сгноил бы вас генерал и не осталось бы больше Чорбэ в степи… Генерал этот и не за такие вещи людей губить привык а вы над сыночком его, балбесом, посмеялись. Можно посмеяться над богатыми. Почему бы нет? Только без причины хитрить не нужно. Обманывает тот, кто правды боится. А нам ее чего бояться? С обманом можно пообедать, а уж поужинать не придется — обман раскроется, голодать будешь. Вот так-то, парни…
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИНОГДА ВЫИГРЫВАЮТСЯ
СКАЧКИ
— Ты брал когда-нибудь первые призы, Пэкалэ?
— Только в том случае, если призы мне нравились. Их потом долго-долго искали…
Из разговоров Пэкалэ и Тындалэ
День у Фэникэ и Митикэ, как всегда, начинался с мечтаний. Фэникэ, сладко потягиваясь, говорил:
— Ах, если бы сегодня два раза позавтракать, два раза пообедать и три раза поесть на ночь!
А Митикэ мечтал о меньшем:
— Эх, хоть бы по одному разу есть, но каждый день!
Фэникэ продолжал:
— И чтобы дожил я до той зари, когда у нас будет новая одежда, а то в этой и по дороге ходить стыдно, не то что на свадьбах да жоках играть…
А Митикэ добавлял:
— Ну, а старые наши рубахи пусть носят богачи в наказание за свои грехи.
Потом братья умывались, причесывались и начинали гадать: как помочь людям?
Когда мош Илие выручил Фэникэ и Митикэ из беды, то братья дали друг другу клятву: не оставлять людей в беде, помогать таким же беднякам, как они сами. И каждое утро братья горячо спорили: что им сегодня делать?
Митикэ предлагал!
— В соседней хате болеет старушка Василуца, она даже кукурузы курам налущить не может. Пошли пособим?
— Придумал помощь! — смеялся Фэникэ. — Да ей соседи всё сделают. Вот мош Илие нас от беды спас — это помощь! Не какую-то там кукурузу лущить, зерна из початков выковыривать. Не-е, то дело не по мне! Вот если бы у старушки пожар занялся — тогда можно было бы помочь, спасти ее…
— Можно пойти к Гафице-вдове, помочь ей горох с поля убрать. Бедует вдовица, детишек пятеро и все малолетки… — вновь предлагал Митикэ.
— Эх, братику! — отмахивался Фэникэ. — Куры да горох у тебя на уме! Вот коня крылатого Гэитана заиметь — сколько бы мы добрых дел натворили.
И так все время — что Митикэ брату ни предлагает, тот только свое твердит: это, мол. не помощь, вот чудо какое-нибудь или подвиг — совсем другое дело.
Митикэ, конечно, с Фэникэ спорил, ссорился, наконец сам шел лущить кукурузу или грядки копать. Тут уж и Фэникэ приходилось идти за братом — у них уговор такой был с детства: никогда не разлучаться, всегда одному подле другого быть.
Косолапый Фэникэ ворчал, как сердитый медведь, но работу любую делал споро, сноровисто,
Митикэ трудился с улыбкой, с песней. Как заведет «Лист зеленый», так вокруг работа замирает — всем послушать хочется:
Ем полынь, полынь я пью,
На полыни ночью сплю,
Кутаюсь в нее на зорьке,
Сердцем дух впиваю горький…
— Вот бы меч-кладенец отыскать, который злым людям голову сечет… — мечтал Фэникэ. — А то — грядки копай!
Как-то раз братья пришли в одно из имений богатого помещика Крушевана, того самого, который однажды хотел заставить моша Илие неправдивое слово сказать.
Крушеван в ту пору у себя в имении конскую выставку устраивал. Коней привезли к имению не только со всей округи, но и из других уездов, из самого Кишинева. Гостей съехалось видимо-невидимо. А где приезжих много, там и купцы, торговый люд. Прикочевали цыгане, коробейники, бродячие музыканты да лошадиные барышники — ну прямо ярмарка!
Скачки должны были состояться в воскресенье, но кто-то попытался украсть у помещика любимого коня Мургула. Снарядили погоню, чуть не изловили конокрада. Но он хитер: видит, что догоняют, краденого коня бросил, на другого пересел, ускакал. С превеликим почетом вернули Мургула в имение. Но скачки перенесли на понедельник, хотя многие этим были недовольны.
Когда Митикэ и Фэникэ пришли к. имению Крушевана, то большой базар шумел, как лес в грозу.
Тут вспоминали только что закончившуюся погоню за конокрадом, там договаривались о сделках и купле-продаже, одни ссорились, другие мирились, третьи помогали и тем и другим. Звон наковален в маленьких кузницах, где подковывали лошадей и делали разные украшения для сбруи, заглушал голоса покупателей и торговцев. Ржание коней и крики цыган, скрипка и бубен, песни тех, кто уже успел отведать молодого вина, — все это смешивалось воедино, и гул крушевановой выставки слышен был за много верст.
Первым из знакомых, кого встретили братья, был приказчик генерала Коростяну. Он кружил вокруг стоящего у коновязи статного вороного жеребца, цокал языком и возбужденно хлопал себя по бокам. Завидев братьев, приказчик сразу поскучнел, подошел к ним.
Генерал, как оказалось, прислал своих лучших лошадей на выставку — нельзя же ударить лицом в грязь! А этот вороной принадлежит простому крестьянину, который тоже хочет участвовать в скачках. Хорош конь!
— Конечно, ему не обогнать генеральских скакунов! — усмехнулся приказчик. — Однако опасный соперник!
— Ну, а как ваш молодой барин? — спросил приказчика Митикэ. — Всех перещеголял в отгадках?
— Ох, — махнул рукой приказчик, — такое получилось — лучше не вспоминать! Мы нашему Опря три дня долбили, что ему отвечать нужно. Кажись, понял. А как "пришел к тому ученому, так все перепутал. Рака с рыбой, а вместо соли сказал «сахар». Тут, короче говоря, позор генеральской фамилии на всю губернию! Теперь вот думаем нашими лошадками дело поправить: кони-то генеральские далеко славятся.
Приказчик, озабоченно взглянув на вороного крестьянского коня, заторопился, ушел.
…Большая толпа хохотала, наблюдая за сценкой, которую разыгрывали два бродячих актера.
— "Смотри-ка, Пэкалэ и Тындалэ! — толкнул брата Митикэ.
Актеры изображали знаменитых героев народных прибауток и анекдотов. Тот, который покрупнее, играл простака Тындалэ, второй, вертлявый и худенький, — Пэкалэ.
Забавные и поучительные истории с участием Пэкалэ и Тындалэ все молдаване знали с детства, Всякий раз, когда братья Чорбэ слышали рассказ о хитром Пэкалэ и добродушном Тындалэ или видели где-нибудь на базаре скоморошью сценку о них, им сразу же вспоминался отец, который поведал сыновьям великое множество историй об этих веселых героях.
Бродячие актеры разыгрывали сценку, в которой Пэкалэ спасает Тындалэ от виселицы.
— Помнишь, отец рассказывал? — напомнил Митикэ брату. — Тындалэ что-то соврал и, как его ни уговаривали, он от своих слов не отказывался. Тогда его решили повесить…
— Не мешай! — пробасил толстый крестьянин, крепко поддев локтем Митикэ.
Братья пристроились так, чтобы было видно Пэкалэ и Тындалэ.
Тындалэ стоял с петлей на шее и держал конец веревки над головой. Это означало, что он уже в петле и сейчас его повесят.
Рядом стоял актер с палкой-ружьем на плече — солдат. Вершковые усы солдата были сделаны из соломы и воинственно топорщились.
— За что вы его вешаете, ваше превосходительство? — спросил солдата Пэкалэ, выходя из толпы.
— Ой, Пэкалэ, спаси меня! — запричитал Тындалэ.
— Какой я тебе Пэкалэ! — подмигивая другу, возмутился Пэкалэ. — Я тебя, босяка, не знаю.
— Его вешают за то, — пробасил солдат, грозно шевеля усами, — что он лгун и мошенник.
— Мошенник? — Пэкалэ удивленно оглянулся. — Да если бы вздергивали на виселицу всех мошенников, здесь бы очень мало людей в живых осталось!
— Спасите меня, — плаксиво тянул Тындалэ. — Я никогда не врал и врать не буду…
— Он сказал, — пояснил солдат, — что видел капусту величиной с дом. Какая наглая ложь!
— А я сейчас встретил одного помещика, — усмехнулся Пэкалэ, — так он сказал, что полностью заплатил своим батракам. Вот ведь чудо-то! Где же это видано, а?
