На палубе Салли сидела на ящике и думала о том, как можно утонуть. Если ты в постели.
* * *
— Мистер Госдайк, — сказал инспектор Флинт, — мы с вами вместе работаем уже много лет, поэтому я могу сказать вам честно — я не знаю.
— Но вы же обвинили его в убийстве, — заметил мистер Госдайк.
— Я возьму его под стражу в понедельник. Пока я продолжаю его допрашивать.
— Но безусловно то, что он признался, что закопал куклу в натуральную величину…
— Одетую в платье своей жены, Госдайк. В платье своей жены. Не забывайте.
— По-моему, это неважно. Вы абсолютно уверены, что произошло убийство?
— Три человека бесследно исчезли, оставив после себя две машины, дом, заваленный грязной посудой и мусором после вечеринки… видели бы вы этот дом — ванную комнату и лестницу со следами крови…
— Они могли уехать на чужой машине.
— Могли, но не уехали. Доктор Прингшейм не любил, когда кто-то другой сидел за рулем. Нам об этом рассказали его коллеги по факультету биохимии. У него было укоренившееся предубеждение против британских водителей. И не спрашивайте меня почему.
— Как насчет поездов? Автобусов? Самолетов?
— Проверено, перепроверено и еще раз проверено. Никто похожий на них не покидал город ни на каком виде общественного или личного транспорта. И если вы думаете, что они укатили на велосипедах, то опять ошибаетесь. Велосипед доктора Прингшейма в гараже. Нет, забудьте о том, что они куда-либо уехали. Они умерли, и этот умник Уилт знает, что это так.
— Мне все равно непонятно, на чем основывается ваша уверенность, — сказал мистер Госдайк.
Инспектор Флинт закурил сигарету.
— Давайте посмотрим на те его действия, в которых он признался. Какие можно сделать из них выводы? Он берет куклу в натуральную величину…
— Где?
— Он говорит, жена дала. Неважно, где он ее взял.
— Он утверждает, что впервые увидел эту штуку в доме Прингшеймов.
— Возможно. Готов этому поверить. Где бы он ее ни взял, он одел ее так, чтобы она была похожа на миссис Уилт. Он прячет ее в яме около техучилища, которая, как он знает, будет залита бетоном. Он специально показывается сторожу, когда училище уже закрыто. Оставляет велосипед со своими отпечатками пальцев и книгой в корзине. Свой путь к яме он усыпает листками с записями. Он появляется в доме Брейнтри в полночь весь в грязи и говорит, что у машины спустило колесо, хотя ничего такого не было. Разве это не доказывает, что он что-то задумал?
— Он говорит, что просто хотел избавиться от куклы.
— А мне он сказал, что репетировал убийство своей жены.
— Да, но только в воображении. Он хотел избавиться от куклы, — настаивал мистер Госдайк.
— Зачем тогда одевать ее, надувать и оставлять там, где ее непременно обнаружат, когда начнут заливать бетон? Если он не хотел, чтобы ее нашли, почему он ее не закопал? Почему, наконец, он попросту не сжег ее или не выбросил где-нибудь по дороге? На все эти вопросы нет ответа, если не рассматривать все как обдуманный план, целью которого является отвлечь наше внимание от настоящего преступления. — Инспектор помолчал. — Мне все кажется, что на той вечеринке случилось что-то, о чем мы не имеем понятия. Может, Уилт застукал свою жену в постели с мистером Прингшеймом? И убил обоих. Зашла миссис Прингшейм, и он убил и ее.
— Как? — спросил мистер Госдайк. — Там было мало крови.
— Задушил. И свою жену задушил. Забил мистера Прингшейма до смерти. Затем спрятал где-то трупы, отправился домой и наследил с этой куклой. В воскресенье он избавился от трупов…
— Каким образом?
— Один Господь Бог ведает, но я непременно узнаю. Я уверен, что человек, способный задумать такое, способен и изобрести нечто дьявольское, чтобы избавиться от трупов. Не удивлюсь, если узнаю, что он в воскресенье незаконно пользовался крематорием. Что бы он ни сделал, он сделал это как следует.
Но мистер Госдайк все еще сомневался.
— Не понимаю, как вы можете быть так уверены, — сказал он.
— Мистер Госдайк. — устало сказал инспектор, — вы провели со своим клиентом всего два часа. Я же потратил на него почти неделю, и если я что и вынес, так это убеждение, что этот поганец знает, что он делает. С любым человеком, который невиновен, но которого обвиняют в убийстве жены и предъявляют доказательства, случился бы нервный срыв. Но только не с Уилтом. Этот нагло сидит и учит меня, как проводить расследование. Именно это меня больше всего убеждает, что негодяй виновен по всем статьям. Он это сделал, я уверен. Более того, я это докажу.
— Сейчас он несколько обеспокоен, — сказал мистер Госдайк.
— Есть причины, — заметил инспектор. — Я ему сказал, что в понедельник утром заставлю его говорить правду, даже если для этого мне придется его убить.
— Инспектор, — сказал мистер Госдайк вставая, — я должен предупредить вас, что я посоветовал своему клиенту больше не говорить ни слова, и если он предстанет перед судом со следами избиения…
— Мистер Госдайк, вы ведь меня хорошо знаете. Я не полный идиот, и если на вашем клиенте будут какие-либо следы, ни я, ни мои ребята не будут иметь к этому никакого отношения. Могу вас в этом заверить.
Мистер Госдайк покинул полицейский участок в крайне озабоченном состоянии. Он вынужден был признать, что рассказ Уилта не отличался большой убедительностью. Какого-либо значительного опыта общения с убийцами у мистера Госдайка не было, но он был достаточно умен, чтобы сообразить, что люди, открыто признающиеся, что мечтали об убийстве своей жены, в конце концов сознаются, что они именно так и поступили. Более того, его попытка уговорить Уилта заявить, что он засунул куклу в яму, чтобы подшутить над коллегами по техучилищу, бесславно провалилась. Врать Уилт отказался, а мистер Госдайк не привык к клиентам, которые не хотели говорить ничего, кроме правды.
Инспектор Флинт вернулся в комнату для допросов и посмотрел на Уилта Затем взял стул и сел.
— Уилт, — сказал он с приветливостью, которой не испытывал. — нам с тобой надо немного поговорить.
— Как, опять? — удивился Уилт. — Мистер Госдайк посоветовал мне молчать.
— Он всегда так делает, — мягко сказал инспектор. — Особенно если уверен, что клиент виновен. Ну что, будешь говорить?
— А почему бы и нет? Мне скрывать нечего, а так время быстрее пройдет.
Была пятница, как раз тот день недели, когда маленькая церковь в Уотеруике пустовала. И, как всегда в такой день, викарий, преподобный Джон Фрауд, был пьян. Эти два события всегда сопутствовали друг другу — отсутствие паствы и нетрезвое состояние викария. Традиция восходила к тем далеким временам, когда спиртное провозилось нелегально и возможность иметь выпивку была единственной причиной. Почему столь отдаленный приход вообще имел викария. И, как многие английские традиции, эта тоже оказалась живучей. Церковные власти следили за тем, чтобы в Уотеруик назначались священники, страдающие идиосинкразией, чей неуместный энтузиазм делал невозможным их работу в более приличных приходах. Чтобы как-то утешиться по поводу отдаленности прихода и отсутствия интереса к вещам духовным, они прибегали к спиртному. Святой отец Джон Фрауд не нарушил традиции. Он выполнял свои обязанности с тем англо-католическим фундаменталистским пылом, который сделал его таким непопулярным в Эшере, но с пьяной снисходительностью усмотрел на проделки своей немногочисленной паствы. Последняя же, когда спрос на бренди упал, довольствовалась случайным грузом спиртного, доставляемого в лодках нелегальными иммигрантами из Индии.
Сейчас, когда он покончил с завтраком, состоящим из гоголя-моголя и кофе по-ирландски, и поразмышлял о превратностях судьбы и своих более удачливых коллегах, о чем он прочитал в старой воскресной газете, он стал замечать, что над камышами в проливе Ил трепыхается что-то похожее на белые сосискообразные шары, которые на какое-то мгновение поднимались, а затем снова опускались. Святой отец вздрогнул, закрыл глаза, снова их открыл и подумал о пользе воздержания. Если он не ошибался, а он и сам толком не знал, хотел он ошибиться или нет, утро было испоганено появлением связки презервативов, надутых презервативов, которые болтались там, где никакие презервативы никогда не болтались раньше. Во всяком случае, он надеялся, что это была именно связка. Он так привык к тому, что у него в глазах постоянно двоится и троится, что не был уверен, видит ли он действительно связку презервативов, или только один, или, еще лучше, ни одного.
Он пошел, в кабинет за биноклем и снова вернулся на террасу, но, пока он ходил, явление исчезло. Святой отец печально покачал головой. У него уже давно были нелады со здоровьем, особенно его беспокоила печень. Не хватает ему только галлюцинаций с утра пораньше. Он вернулся в дом и попытался сосредоточиться на деле одного протодиакона из Онгара, который сделал себе операцию по изменению пола и сбежал с церковным служкой. Есть о чем поговорить во время проповеди, если придумать подходящий текст.
