— Давайте уйдем в лес, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун. — Вам надо отдохнуть, а я хочу убедиться, что у вас ничего не сломано.
Когда коммандант поднялся, он понял, что имела в виду миссис Хиткоут-Килкуун, говоря о дыре от муравьеда. Огромная черная лошадь бездыханно лежала на боку, шея у нее была сломана: одна из передних ног ее угодила в узкую и глубокую, похожую на нору, яму, оставленную кормившимся тут муравьедом. Со вздохом облегчения, что ему больше не придется садиться на эту лошадь и что он-таки доказал свое умение ездить верхом, коммандант позволил проводить себя под сень леса. Впрочем, в проявлении такой заботы не было никакой необходимости. Там, в небольшой лощинке, затененной окружавшими ее деревьями, миссис Хиткоут-Килкуун заставила комманданта снова лечь, чтобы она могла проверить, нет ли у него переломов.
— У вас могло быть сотрясение, — сказала она. Ее опытные пальцы тем временем ловко и быстро расстегивали его куртку. В следующее мгновение коммандант начал думать, что, возможно, она и права. То, что проделывала с ним почтенная английская леди, могло быть только следствием помутнения разума. Когда, встав над ним, она расстегнула пряжку юбки, коммандант понял, что ему предстоит увидеть нечто невероятное. Лучше лежать тихо, пока все не кончится, подумал он и закрыл глаза.
В двух милях от этого места гончие напали наконец на след Фокса и азартно кинулись в погоню. Участники охоты неслись теперь напрямую, во весь опор. Время от времени Харбингер дудел в рог.
— Интересно, что сейчас поделывает этот проклятый бур, — прокричал майор Блоксхэм.
— Думаю, с ним все в порядке, — прокричал ему в ответ полковник. — Скорее всего, Дафния за ним присматривает.
Тем временем стая гончих, забирая все сильнее влево, постепенно сворачивала к лесу. Еще десять минут спустя вся стая, разгоряченная и увлеченная погоней, влетела под сень деревьев. Здесь запах следа оказался сильнее, чем на открытой местности, и потому гончие устремились вперед еще быстрее. В полумиле от них ускорил темп и коммандант Ван Хеерден.
В отличие от стаи гончих, которая мчалась по следу совершенно бесшумно, коммандант издавал некоторые звуки. Однако при этом он был также всецело поглощен своим занятием, как гончие — своим. Сидя на нем, миссис Хиткоут-Килкуун, облаченная только в сапоги со шпорами и цилиндр, вскриками подбадривала свою новую лошадку, время от времени огревая ее плеткой. Они были настолько заняты друг другом, что не обращали ни малейшего внимания на нараставший шум и треск, свидетельствовавший о приближении охотников. «Дафния, красавица, дорогая», — стонал коммандант, не в силах отделаться от впечатления, будто он угодил прямиком в один из романов Дорнфорда Йейтса. Воображение же миссис Хиткоут-Килкуун, обостренное многолетней неудовлетворенностью, осталось прикованным к верховой езде.
— Вот леди скачет на коне, смотрите все, смотрите все! — выкрикивала она и вдруг с изумлением обнаружила, что ее приглашение посмотреть принято.
Из леса вырвалась стая гончих, и коммандант, который вот-вот должен был кончить уже вторично, вдруг почувствовал, что облизывающий его лицо язык стал какой-то странный. Во всяком случае, судя по его длине и производимому им ощущению, трудно было вообразить, чтобы такой язык мог принадлежать миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант открыл глаза и увидел прямо перед собой морду гончей. Пасть ее была широко раскрыта, язык вывалился наружу, с него отвратительно капала слюна. Коммандант скосил глаза вначале налево, потом направо. Вся лощинка была заполонена собаками. Над его головой колыхался целый лес хвостов, а над этими хвостами возвышалась сидевшая на комманданте миссис Хиткоут-Килкуун, во все стороны лупившая наотмашь своей плеткой.
— Джейсон, сидеть! Снарлер, сидеть! Крэйвен, сидеть! Ван Хеерден, сидеть! — выкрикивала она, раздавая удары, и цилиндр у нее на голове часто и энергично подпрыгивал в такт движениям ее груди.
Ничего не соображая, коммандант смотрел снизу на Снарлера, пытаясь выплюнуть изо рта собачью лапу. Ему никогда не приходило в голову, что разгоряченная собака воняет столь омерзительно. Снарлер, привыкший слушаться хозяйку, сел — и тут же вскочил, потому что коммандант, которому грозила смерть от удушья, укусил его. Переведя дыхание, коммандант приподнял голову, чтобы оглядеться, но что-то тут же сильно вдавило ее обратно. Он, однако, успел кое-что разглядеть, и увиденное было столь ужасно, что он предпочел бы навсегда остаться под ногами гончих, в грязи и вони, — только бы его не обнаружили. На краю лощины стояли выехавшие из леса полковник Хиткоут-Килкуун и все другие участники охоты и с изумлением взирали на открывшуюся их глазам сцену.
— О Господи, Дафния, чем ты здесь занимаешься?! — услышал коммандант сердитый голос полковника.
Миссис Хиткоут-Килкуун повела себя в этих обстоятельствах просто великолепно.
— Какого черта?! А чем, по-твоему, я тут занимаюсь? — возмущенно закричала она в ответ. Ее возмущение было более чем оправданно. И все же комманданту казалось, что оно могло бы пробудить в полковнике вопросы, которые лучше всего было бы оставить без ответа. Тем не менее реакция миссис Хиткоут-Килкуун произвела на комманданта большое впечатление.
— Понятия не имею, — прокричал со своей стороны полковник, который и на самом деле не мог взять в толк, чем может заниматься посреди этой лощины[61] его совершенно обнаженная жена. Миссис Хиткоут-Килкуун внесла полную ясность.
— Посрать села! — грубо крикнула она. Ее грубость резанула комманданта, но в целом была, по его мнению, более чем уместна.
Полковник стушевался и закашлялся от смущения.
— О Боже, извини, пожалуйста, — забормотал он, но миссис Хиткоут-Килкуун была преисполнена реши мости воспользоваться обретенным ею преимуществом.
— Ну-ка вы, все, живо, поворачивайте и мотайте отсюда ко всем чертям, — продолжала шуметь она. Ее слова возымели немедленное действие. Охотники развернули лошадей и ускакали туда, откуда появились.
Вслед за ними отхлынула и стая гончих. Коммандант лежал, абсолютно голый, весь покрытый грязными следами собачьих лап, и смотрел снизу вверх на леди, ниспосланную ему судьбой. Медленно и неохотно что делало комманданту честь миссис Хиткоут-Килкуун оторвалась от него и встала. Ван Хеерден, у которого замирал дух и от восхищения перед ней, и от страха за ее дальнейшую судьбу, тоже с трудом поднялся на ноги и начал искать свои бриджи. Вот теперь он понял, что такое британское хладнокровие и самообладание.
— А у меня верхняя губа одеревенела, — сказал коммандант, все еще страдая от когтей наступившего на него Снарлера.
— Похоже, это единственное, что способно у тебя деревенеть, — честно ответила миссис Хиткоут-Килкуун.
Сидевший в кустах на краю лощины Харбингер тихонько захихикал. Он никогда не стремился выдавать себя за джентльмена. И кроме того, ему давно уже хотелось как-нибудь увидеть жену полковника голой.
Пока они одевались, настроение у комманданта Ван Хеердена и миссис Хиткоут-Килкуун, как обычно бывает после близости, сменилось в худшую сторону.
— Приятно для разнообразия натолкнуться на настоящего мужчину, — проговорила она. — Ты себе не представляешь, каким занудой может быть Генри.
— Ну почему же не представляю, — ответил коммандант, которому на всю жизнь запомнилась недавняя бешеная скачка. Кроме того, комманданту не очень улыбалась перспектива через какое-то короткое время снова оказаться в одной компании с полковником практически сразу же после столь близкого — или, как деликатно подумал про себя коммандант, телесного — знакомства с его женой.
— Пожалуй, я прогуляюсь отсюда пешком прямо назад к себе в гостиницу, — сказал он. Но миссис Хиткоут-Килкуун не желала и слышать об этом.
— Я пришлю за тобой Малыша на «лендровере», — заявила она. — После падения тебе нельзя столько ходить. Да еще по такой жаре. — И прежде чем коммандант смог что-то возразить, она уже вышла из леса, села на лошадь и ускакала.
Коммандант Ван Хеерден уселся на бревно и стал заново припоминать только что пережитый им романтический эпизод.
Вот именно что пережитый, — произнес он вслух и с ужасом услышал, как кусты позади него раздвинулись и какой-то голос сказал:
— Славненькая штучка, а?
Коммандант узнал этот голос. Он резко обернулся и увидел Элса, который, ухмыляясь, в упор смотрел на него.
— Какого черта ты тут делаешь? — спросил коммандант. — Я думал, что ты умер.
— Кто умер? Я?! Никогда, — ответил Элс.
«Он прав», — подумал коммандант. — «Такие, как Элс, не умирают. Они вечны, как первородный грех».
— Хорошо позабавились с женушкой полковника? — продолжал Элс с фамильярностью, очень досаждавшей комманданту.
