— Хорошо позабавились с женушкой полковника? — продолжал Элс с фамильярностью, очень досаждавшей комманданту.
— Не твое дело, как я провожу свое свободное время, — резко ответил Ван Хеерден.
— Конечно. Это дело полковника, — жизнерадостно согласился Элс. — Думаю, ему будет интересно узнать…
— Неважно, что ему будет интересно, — поспешно перебил коммандант. — Мне интересно узнать, как получилось, что ты не умер в пьембургской тюрьме вместе с губернатором и капелланом?
— Произошла ошибка, — ответил Элс. — Меня перепутали с одним из заключенных.
— Понятно, — заметил коммандант.
Элс сменил тему разговора.
— Я подумываю, не вернуться ли мне назад в полицию, — сказал он. — Надоело быть Харбингером.
— О чем подумываешь? — удивился коммандант. Он попробовал было рассмеяться, но смех вышел какой-то неуверенный.
— Хочу снова быть полицейским.
— Шутишь, — ответил коммандант.
— Нет, не шучу. Мне пора уже думать о пенсии. И кроме того, мне еще причитается награда за поимку мисс Хейзелстоун.
Коммандант припомнил, какая награда была за это обещана, и задумался, что же ответить Элсу.
— Ты умер без завещания,[62] — сказал он наконец.
— Неправда, — возразил Элс. — Я умер в Пьембурге.
Коммандант тяжело вздохнул. Он уже успел позабыть, как трудно бывало заставить констебля Элса согласиться с очевиднейшими фактами и элементарными требованиями закона.
— Я хочу сказать, что ты умер, не оставив после себя завещания, — объяснил коммандант. На Элса эти слова не произвели впечатления, и он лишь с интересом разглядывал комманданта.
— А вы оставили завещание? — спросил Элс, угрожающе вертя в руках рог. Впечатление было такое, будто он собирался в него затрубить.
— Не вижу связи. — сказал коммандант.
— Связь в том, что полковник имеет законное право убить вас за то, что вы трахнули его жену, — ответил Элс. — И стоит мне потрубить в рог и по звать его сюда, и он это тотчас сделает.
Комманданту ничего не оставалось, как признать, что на этот раз Элс прав. Южноафриканские законы не предусматривали наказания мужей, когда те убивали любовников своих жен. За время службы в полиции комманданту много раз приходилось успокаивать мужчин, опасавшихся, что их может постигнуть подобная судьба. Элс поднял рог и поднес его ко рту. Коммандант решился.
— Хорошо, — сказал он, — чего ты хочешь?
— Я сказал, — ответил Элс. — Вернуться на прежнюю работу.
Коммандант задумался, как бы увильнуть от каких-либо определенных обещаний, но в этот момент послышался шум подъезжавшего «лендровера», и это решило исход спора.
— Хорошо, посмотрю, что я смогу сделать, — сказал коммандант. — Но один Бог знает, как я сумею объяснить, что черный заключенный и белый констебль — это на самом деле одно и то же лицо.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — заметил Элс, воспользовавшись выражением, которое он позаимствовал у майора Блоксхэма.
— Слышал, вы попали в небольшую переделку, старина, — сказал майор, останавливая «лендровер» возле погибшей Чаки. Я всегда говорил, что когда-нибудь эта черная дрянь кого-нибудь убьет.
Коммандант уселся в машину рядом с майором и выразил свое согласие с этой мыслью. Впрочем, в отличие от майора, под черной дрянью он подразумевал вовсе не лошадь. Констебль Элс, устроившийся на заднем сиденье, счастливо улыбался. Он уже предвкушал тот момент, когда снова сможет на совершенно законных основаниях убивать кафров.
На крыльце у дома их поджидали полковник и миссис Хиткоут-Килкуун. Их поведение снова поразило комманданта. Женщина, с которой он всего час назад испытал трогательную близость, сейчас держалась надменно, холодно и отчужденно. А ее муж, проявлял признаки крайнего смущения, явно неподобающего его нынешней роли.
— Я искренне, искренне сожалею, — бормотал он, распахивая комманданту дверцу машины. — Конечно же, я не должен был предлагать вам эту лошадь.
Коммандант мучительно искал подобающий ответ на это извинение.
— Дыра от муравьеда, — выдавил он наконец, прибегнув к спасительной фразе, за которой могло скрываться все, что угодно.
— Совершенно верно, — согласился полковник. — Это такая пакость. Пора уже как-то положить этому конец. — Взяв комманданта под руку, он помог ему подняться по ступенькам. Миссис Хиткоут-Килкуун шагнула навстречу Ван Хеердену.
— Очень хорошо, что вы сумели к нам выбраться, — произнесла она.
— Спасибо, что вы меня пригласили, — ответил коммандант, заливаясь румянцем.
— Приезжайте к нам почаще, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун.
Они вошли в дом. Там комманданта приветствовала Маркиза, проехавшаяся насчет Летучего голландца. Ее острота не понравилась комманданту.
— Не обращайте внимания, — заметила ему миссис Хиткоут-Килкуун. — Вы сегодня были великолепны. Они все вам просто завидуют.
Какое-то время коммандант пребывал в центре всеобщего внимания. Каждый считал своим долгом высказать свое восхищение тем, как он перепрыгнул на лошади через высокую стену. Коммандант и не подозревал, что станет первым, кому удалось — пусть и — преднамеренно — взять это препятствие. Даже полковник заявил, что готов снять перед ним шляпу, учитывая, что погибла одна из его лошадей и немалый ущерб был нанесен его саду, не говоря уже об инциденте в лесу, коммандант счел этот жест полковника весьма благородным. Ван Хеерден пространно объяснял собравшимся, что научился ездить верхом на ферме своей бабушки в Магалиесбурге и что ему приходилось садиться на лошадь и в Пьембурге, уже как полицейскому. Едва он закончил свои объяснения, как тут-то и взорвалась бомба.
— Должен сказать, у вас потрясающее хладнокровие, коммандант, — заявил толстяк, знавший, как добиваться скидок на холодильники. — В Пьембурге творится такое, а вы здесь спокойно отдыхаете и охотитесь.
— Творится? Что творится? — спросил коммандант.
— Как это что? Вы и вправду ничего не знаете? — переспросил толстяк. — Там жуткая вспышка терроризма. По всему городу взрываются бомбы. Радио не работает. Электричества нет. Полный хаос.
Выругавшись, коммандант вылил свой стакан с куантро в первое, что подвернулось ему под руку.
— К сожалению, у нас тут нет телефона, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун, увидев, что коммандант лихорадочно ищет его взглядом. — Генри не хочет его устанавливать из соображений безопасности. Он часто звонит своему биржевому брокеру и…
Но коммандант уже заторопился, и слушать о биржевом брокере Генри ему было некогда. Он промчался вниз по лестнице, выскочил на улицу к своей машине. В ней за рулем уже сидел Элс. Все правильно, так и должно было быть. Коммандант плюхнулся на заднее сиденье, инстинктивно ощутив, что сегодняшняя самонадеянность Элса как-то связана с новостями, которые он только что узнал, и вполне соответствует их ужасному смыслу. Казалось, в самом воздухе повисло ощущение катастрофы. И не только ощущение: катастрофа немедленно постигла цветочный бордюр, на который Элс сдал машину задним ходом перед тем, как рвануть вперед так, что из-под колес брызнул гравий. Со стороны могло показаться, что Элс на прощание как будто отряхивает с ног пыль имения «Белые леди».
С террасы миссис Хиткоут-Килкуун грустно наблюдала за их отъездом.
— Когда расстаешься, всегда как будто бы немножко умираешь, — прошептала она и пошла посмотреть, чем занят полковник. Тот мрачно взирал на аквариум с тропическими рыбками, в котором уже начинало действовать выплеснутое туда коммандантом вино.
— Так вот от чего умер бедняга Вилли, — сказал полковник.
По дороге в Веезен коммандант костерил себя за собственную глупость.
«Я же должен был сообразить, что Веркрамп устроит без меня черт-те что», — досадовал он. В Веезене он приказал Элсу остановиться у местного полицейского участка. То, что он там узнал, расстроило его еще больше.
— Что они делают? — удивленно переспросил коммандант, когда дежурный сержант сказал ему, что Пьембург наводнен стаями взрывающихся неизвестно от чего страусов.
— Они сотнями слетаются по ночам в город, — повторил сержант.
— Чушь собачья! — рявкнул коммандант. — Страусы не летают! Они не умеют летать.
Коммандант вышел, сел в машину и приказал Элсу ехать дальше. Что бы там ни вытворяли эти страусы, одно было ясно: в Пьембурге действительно произошло нечто такое, в результате чего город оказался отрезанным от внешнего мира. Телефонной связи с ним не было вот уже несколько дней.
Машина неслась по проселочной дороге к перевалу Роой-Нек, ее трясло и бросало из стороны в сторону, и комманданту казалось, что он покидает идиллический мир спокойствия и здравого смысла и возвращается назад, в привычный водоворот насилия, в центре которого — сатанинская фигура лейтенанта Веркрампа. Коммандант настолько погрузился в свои, мысли, что за всю дорогу только раз или два сделал замечания Элсу, чтобы тот не гнал машину с такой скоростью.
