на лице. Страдалец признаков жизни не подавал. На прикроватной тумбочке лежал паяльник, какие-то металлические приборы. Мужики громко охнули и начали что-то докладывать по рации.
– Давайте на адрес! Кажется, нашли пропавшего казначея! Чего? Да отвечаю, Истомин это. Который пропал из машины Волны. Точно он, полгода назад вместе в бане парились. Не знаю. Вроде жив пока. Пульс есть. Давайте быстрее! И пусть пробьют адресок, на кого квартира.
Из соседней маленькой комнаты также раздавались радостные реплики.
– Палыч! Да тут коробки с оружием! Целый арсенал!
– Это надо ж, как пожар-то удачно! Еще пару дней, скинули бы Истомина в отстойники или бетоном бы залили. И ищи-свищи.
– А он точно жив?
– Да жив, надышался малька при пожаре. Дверь в комнату закрыта была. Спасло это. Ничего, в больничке поправят.
Пока несчастного вызволяли из плена, в квартиру уже толпой вваливались врачи скорой и люберецкие бандиты.
Суета и толкотня набирала новые обороты. И посторонних, а именно нас с мамой и соседа Володю, попросили удалиться.
Мы поднялись на третий этаж. В принципе наша квартира пострадала не сильно. Только прокоптились занавески на окнах, и потолок на лоджии стал черного цвета. Ах, да. И запах. Запах гари наполнил все помещение. Но после ароматов пожара этажом ниже нам он был нипочем.
Мама заохала, увидев провал паркета.
Оля, пряча глаза, распрощалась и рванула к себе домой. Я, чтоб не мешаться под ногами и не дышать ядовитым дымом, была отправлена вместе с подругой.
Весь двор заставили блестящие иномарки братвы. Кажется, все Люберцы собрались в нашем забытом богом месте. Бритые мальчики в кожанках пожимали друг другу руки и обменивались новостями. Судя по кличке «Скворец», которая постоянно упоминалась в окружении матерных эпитетов, пацаны уже знали, что им делать.
Из подъезда вынесли носилки с пострадавшим и начали загружать в машину с красным крестом.
– В Склиф давай! Уже ждут! И гони быстрее! С эскортом поедешь! Отблагодарим! – скомандовал водителю скоряка один из сопровождающих, а сам пошел к огромному черному «мерседесу». Две милицейские машины уже включили синие проблесковые огни и приготовились расчищать скорой путь.
Через две недели на старом люберецком кладбище состоялись пышные похороны моего бывшего соседа снизу. Дорогу у входа на погост перекрыли. Братва со скорбными лицами несла траурные венки, их жены-блондинки плакали так, чтобы не потекли тщательно подведенные глаза. Проститься с товарищем приехали и балашихинские, и ореховские. Обменивались новостями и рукопожатиями. А потом были поминки на пятьсот человек в Капустино. Бандиты выпивали и говорили слова о том, как жалко терять таких, как Скворец, и что они надеются, что это последняя смерть в Люберцах. Так и произошло. Череда загадочных убийств приостановилась.
Нам выплатили страховку за квартиру. Приехал оценщик. Цокая языком, осмотрел закопченную лоджию, проваленный пол… Родители получили столько, что хватило на ремонт и новый, уже приличный паркет.
В школе тоже все было по-прежнему. Оля все-таки получила свою роль и пропадала на съемках. Когда учителя вспоминали о Пингвинкиной, то в голосах уже проскальзывали не нотки страха, а нотки уважения.
Оля, разумеется, готовилась к поступлению во ВГИК. Это даже не обсуждалось. Заручившись отличными отзывами и рекомендациями режиссеров, она была уверена в успехе и торопила время, чтоб блеснуть на вступительных испытаниях.
Ближе к Новому году меня вызвал к себе в кабинет директор. С увлажнившимися глазами благодарил за Ольгу. За то, что я помогла ей свернуть с неправильного пути.
– Ведь у нас даже сомнений-то насчет нее не было, ведь десять лет воспитывали, а толку ноль.
У детской комнаты милиции уже терпение лопнуло. Готовили Пингвинкиной место за колючкой. А ты ж смотри, как вышло! Гордиться еще будем, что в нашей школе училась! – с чувством вещал не по годам седой директор. На столе поблескивала пепельница с надписью: «Мосфильм».
Письма от Вадика мне больше не отдавали. Его мама оказалась предусмотрительна. Мало ли что я там наболтаю их ребенку в переписке, вдруг он стреляться пойдет? А может, просто привыкла писать «под мою диктовку».
Что касается моей легкой влюбленности в новенького, то она закончилась быстро и забавно. Еще первого сентября, услышав презрительный отзыв о себе, я поклялась даже не смотреть в сторону стильного москвича, пока не приведу свою нижнюю часть тела и талию в прежнее состояние. Вот так и не поднимала глаз в присутствии парня. Пару месяцев ходила, как монашка, виляя абсолютно не похудевшими булками, пока однажды, на какой-то из перемен, чуть не подпрыгнула от неожиданного игривого шлепка по попе. В бешенстве развернулась, готовая дать по морде наглецу, – и… наткнулась на заискивающий взгляд моей любви.
– Слушай, ну задница просто класс! Мне нравятся такие аппетитные чики. Давно подойти хотел, но ты меня даже не замечаешь. Может, сходим вечером куда-нибудь? В кафе или в кино?
После минутного замешательства я наконец осмелилась поднять глаза на красавчика. И – обалдела! Всего за пару месяцев от прежнего лоска новенького не осталось и следа. Короткая стрижка-полубокс, в подражание люберецким бандюкам. Ну и прыщи на лбу вылезли. Боже! И что я в нем нашла? Таких гавриков у нас половина класса. Все на одно лицо и умственное развитие. Могла б не мучиться с аэробикой – и так выбирай любого. Только вот они мне даром не нужны. Еще раз посмотрела на парня, мысленно попрощалась со своей влюбленностью и… со всей силы залепила ему звонкую пощечину. Возможно, не рассчитала силу: бывший красавчик отскочил, посмотрел на меня как на больную, выдал что-то матерное и с тех пор держался подальше.
Одиннадцатый класс – это год предвступительной лихорадки. Дети бегают по подготовительным курсам и по школе за учителями. С умоляющими глазами. Всем нужны хорошие аттестаты.
Общение между друзьями сокращается до минимума. Если оно и есть – то только споры, чей выбранный институт лучше, и есть ли смысл подавать документы сразу в три. На авось.
Я же получила от родителей сюрприз, который потушил панику и успокоил нервы. Мне не придется проходить трясучку поступления в вуз. Сразу после выпускных экзаменов наша семья уезжает из Москвы. Отец получил назначение в командировку на несколько лет в очень далекую страну. И меня решили взять с собой.
Помню вечер, когда папа поздно пришел с работы и обсуждал с мамой на кухне сложившуюся ситуацию. Родители решили, что я слишком мала, чтобы остаться на попечение бабушки. Да и институт никуда не убежит. В новой стране ведь не сплошные джунгли. Наверняка есть университеты, институты. Можно начать учиться и там. А потом, по
