Документ «82»
«Мы, гражданин РФ Душенечаев Аркадий Викторович и гражданка РФ Душенечаева Жанна Николаевна, именуемые в дальнейшем «партнеры», добровольно, по взаимному согласию, пришли к следующему соглашению:
1. Каждый из партнеров имеет право на свою собственную общественную, культурную и половую жизнь.
2. Партнеры вправе распоряжаться своими телами по своему усмотрению каждый, не испрашивая согласия у другого партнера.
3. В любой момент партнерских отношений, партнеры, по взаимному согласию, вправе изменить документ «82», либо отменить его, либо дополнить.
4. Каждый партнер должен проявлять заботу о другом партнере и не препятствовать его духовному и телесному волеизъявлению.
5. Партнеры обязаны воздерживаться от рискованных половых контактов. Под рискованными контактами понимаются контакты с малознакомыми лицами без использования средств индивидуальной защиты.
6. Каждый из партнеров имеет право три раза в неделю требовать от другого партнера исполнения партнерского долга. Под партнерским долгом понимается сексуальный контакт не менее 30 минут.
7. Каждый из партнеров обязан уведомлять другого партнера о новой своей связи, до или после нее…»
Всего в договоре было 82 пункта, почему, собственно говоря, он и назывался «82».
Харитон не был знаком с этим замечательным документом и поэтому проникаться ситуацией не стал.
«Удивительные вещи стали происходить в постсоциалистической России! – небрежно думал Мондель, прощаясь с гостеприимными супругами. – От чапаевской Анки до Анны Чапмен прошли путь российские девушки за неполные сто лет. И насколько ловко Анка стреляла из пулемета, настолько же ловко Анна стреляет глазками. Эволюция!»
Покидая их квартиру, Харитон заметил на тумбочке в прихожей журналистское удостоверение. Он незаметно прихватил его с собой.
«Статьи писать не буду из принципа. А вот для представительских целей пригодится», – подумал независимый кандидат.
Когда фон Шухер выходил из поезда в Москве, он был очень удивлен: не было мороза, и медведи по вокзалу не бегали. Москва третьего тысячелетия была вполне в духе той цивилизации, к которой привык немец. Если бы это было возможно, то он бы и провел всю командировку в этом мегаполисе, который ему, после краткой экскурсии, очень понравился. Теперь он, хотя и по-своему, но понимал, почему случались в истории столь жаркие битвы за этот город, расположенный на окраине Европы.
Но надо было ехать дальше.
За пределами Москвы к адвокату вновь вернулся пессимизм. Чем дальше его поезд уходил на юг, тем больше становилось наглых черноволосых людей. Они, как только узнавали, что он – иностранец, тут же переходили на шепот и о чем-то быстро говорили. Слова для фон Шухера сливались и смысла он не понимал, но чувствовал, что от него что-то хотят. По-русски он хорошо говорил со словарем. С людьми пока еще стеснялся. Ссориться же с представителями нового для него народа ему не хотелось, и он, как Аладдин, потер лампу и выпустил опасного Джинна – сделал первую покупку. В дальнейшем за время поездки ему пришлось приобрести пару десятков каких-то журналов, непонятные поделки, служащие, видимо, для украшения, набор стаканов, пуховый платок, два портсигара, бронзовую лошадь, похожую профилем на Ксению Собчак и губную гармошку.
Последнее приобретение было удачным. Немец, когда российская действительность уж слишком угнетала, шел в тамбур и дул в инструмент, чем, безусловно, облегчал себе душу.
По мере продвижения вглубь страны трудностей становилось все больше. Туалет был бесплатный, но был закрыт, и очень хотелось заплатить за его использование. Возвращающиеся с рок-фестиваля молодые люди переделали купейный вагон, в котором ехал немец, в плацкартный. Вахтовики, не спрашивая, брали его продукты и заставляли пить какие-то ужасные спиртные напитки. Но немец, стиснув зубы, с упорством Шлимана, искавшего Трою, приближался к своей цели. И он ее достиг.
Сойдя с поезда в Волнограде, фон Шухер подошел к первому же попавшемуся ему жителю и спросил, где проживает Григорий Безобразников. Тот поначалу удивленно пожал плечами, но потом разговаривал с немцем культурно и с удовольствием. В конце беседа мужчина, ничем, собственно говоря, не посодействовав, попрощался и удалился.
Но уже следующий прохожий точно указал адрес Гриши – того в городе хорошо знали.
Застать клиента дома сходу не удалось. Немец примостился на лавочке возле подъезда и стал терпеливо ждать.
Ближе к вечеру подъехала милицейская машина, из которой вытолкнули светловолосого немного сутулого мужчину с розовыми щеками. У него были жиденькие подковообразные усы.
– Иди домой, идиот, и пару дней в квартире посиди. А то Топоридзе заяву на тебя писать хочет – ты, придурок, все его цветы на рынке помял.
Гриша громко свистнул и дружелюбно сказал:
– Антананариву.
– Как он слова такие длинные запоминает?! – удивленно спросил у коллег милиционер-сержант.
– Это, наверное, что-нибудь географическое. Его родители, когда он малым был, решили, было, из него великого путешественника сделать, – ответил милиционер-шофер.
– Может быть, он из-за этого умом тронулся? Ладно, поехали – и без Гриши делов хватает.
Немец подошел к все еще стоящему перед подъездом Безобразникову. Он приподнял кепку и представился:
– Я ест немец адвокат. Прибывать по важный дело к вам, Грыгорый.
Тот перестал смотреть вслед милицейской машине и уставился на немца.
– Колорадо-Спрингс! – радостно крикнул идиот.
Если бы у немца было что-нибудь дорогое в жизни, он бы этим поклялся, что, судя по исходным данным, такого сложного случая в его практике еще не было.
Судя по многочисленным хлопотливым действиям Монделя, совершенными за непродолжительный период времени, и учитывая верткость его натуры, можно было смело предположить, что определенная цель уже захватила его мозг и привела в действие кипучий характер человека, не отягощенного политическими обязательствами.
Какова эта цель стало более-менее понятно после того, как он, несмотря на отчаянный бросок опытной секретарши, пересек границу огромного кабинета директора волноградского механического завода, господина Бибекина.
Предваряя возмущения и вопросы, которые, судя по мимическим реакциям, готовы были вот-вот начать вырываться из уст хозяина кабинета, Мондель мило улыбнулся и, слегка выставив вперед правую руку ладонью вперед, сказал:
– Буквально на минуту…
Игнатий Борисович Бибекин занял этот ответственный пост совсем недавно и поэтому нахрапа, самоуверенной наглости было в нем еще маловато. Скорее даже наоборот – только-только выдвинутый акционерами на директорское место, он боялся всего. Даже собственного отражения в зеркале. Любое лишнее действие казалось ему прямой дорогой к потере так трудно доставшегося ему места.
От плотного строя подобных ему руководителей он отличался чрезмерным, даже для топ-менеджера, трудолюбием. Единственной причиной такого усердия была жадность. В Волнограде складывались легенды о его небывалой скупости и прижимистости. Еще будучи довольно-таки молодым человеком, он умудрился высудить у своей матери принадлежавший той дом. Не побрезговал вынести даже кровать из-под ошалевшей от такого поворота дела женщины. И в дальнейшем Игнатий шел по жизни, крепко держась за свои карманы.
– Не буду попусту растрачивать ваше драгоценное время, уважаемый директор, а сразу возьму быка за рога, – начал Мондель.
– Кого и за что? – тихо спросил Бибекин, вежливо улыбаясь.
«Да, тут работы непочатый край!» – слегка усмехнулся про себя Мондель.
Харитон без приглашения сел в кресло и с делано-безразличным лицом достал из внутреннего кармана квитанцию.
– Тут вот какое дело… Я – кандидат на пост главы города. Зовут меня… ну, вы, конечно, знаете… Карасевич Феликс Фридрихович.
При этих словах посетителя директор едва заметно поморщился, что, однако, не помешало ему сохранить улыбку на лице.
Мондель чувствуя лживую, но все же благожелательность, распалился.
– У меня самые обширные планы… после того, конечно, как пройдет процедура избрания. Первым делом, я поддержу реального производителя, флагмана промышленности города – руководимый вами завод холодильников.
– Мы выпускаем кондиционеры, – тихо, но внятно произнес Игнатий Борисович. Улыбка по-прежнему озаряла его лицо.
– Мы протянем руку помощи нашим братьям из делового мира. Моральная, политическая, общественная и, естественно, бюджетная помощь уже сейчас стучится в вашу дверь.
В дверь постучали. В приоткрытую дверь заглянула секретарша Людочка.
Всех секретарш зовут Людочками. Трудно состыковать сей факт с Теорией относительности, но тем не менее… И даже если у помощницы руководителя случайно окажется другое имя, ее все равно будут называть Людочкой. Так уж повелось.
