— Слушайте, оставьте ваши идиотские истории, — попросил Дымов. — Вы уже сделали свое черное дело! Сколько вам заплатили, тридцать сребреников?
Митрич виновато заерзал.
— Так зачем же ты, Петя, вернулся? — с иронией поинтересовалась Тамира. — Может, забыл свои носки?
— Издеваешься? Смелая стала? — угрюмо заметил Кабанов. — Зря ты так! Я за тобой пришел! Я полночи думал, места себе не находил, бутылку водки выпил и решил: все, с Ритой развод, с тобой сходимся! Что мне Рита? У меня давно свой бизнес, свои деньги! Так что ты, Тамара, не сомневайся, будешь обеспечена по самое не хочу!
Тамира расхохоталась:
— Да с чего ты взял, что я хочу с тобой сойтись? Фу, слово какое мерзкое! Выпил, говоришь? Ну и иди домой, а то протрезвеешь, жалеть будешь!
В этот момент у Кабанова зазвонил сотовый телефон.
— Але, да, Рита. Ага, ушел! Совсем ушел. С концами ушел. Почему? Потому. Не сошлись характерами, в натуре! Ладно, бывай! Привет Крюкову!
Он нажал отбой.
— Молодец, смело, — усмехнулась Тамира. — Только поздно.
— Почему поздно?
— Потому! Я хочу быть с ним!
Тамира взяла Дымова за руку.
Кабанов с отчаянием закричал:
— Томка, идем отсюда! Я тебе квартиру куплю! Твою собственную! Хочешь, двух… трехкомнатную! Идем?!
— Хоть Версальский дворец. Не пойду!
— Да ты дура, что ли? — не выдержал Кабанов. — Ты ж сейчас свое счастье отметаешь. Сама-то сознаешь?
Митрич назидательно заметил:
— Я ж вам объяснял про Бермудский треугольник. Людям свойственно в таких условиях совершать нелогичные поступки!
— Опомнись, я по-хорошему тебя прошу, — взмолился Кабанов. — Я даже этого пианиста тебе прощу!
Кабанов чувствовал настоящее отчаяние, он был готов на любые жертвы, даже на унижение. В конце концов, сейчас главное вернуть Тамиру. А дурь из ее головы потом можно будет выбить, да и пианисту по шее навалять…
— Нет, Кабанов, я лучше с моста кинусь, чем теперь с тобой пойду.
В ее голосе звенели решительность и гнев, а лицо пылало. Вообще в развернувшейся мелодраматической сцене Тамира себя явно чувствовала как рыба в воде.
— Где-то это уже было, — задумчиво сказал Митрич. — Прямо сюжет из великой литературы. Настасья, значит, Филипповна! Ох, зарежет он тебя, лыбедь белая!
— Зарежу! — пригрозил Кабанов.
Неожиданно Тамира встала и подошла вплотную к Кабанову. В руках у нее оказался нож.
Со словами «На, режь!» она протянула нож бывшему любовнику. Образ гордой Настасьи Филипповны Барашковой замаячил перед присутствующими.
— Тамира, что ты?! — ахнул Дымов.
— Мать честная, кровавый трагический финал! — застонал Митрич.
Дымов хотел броситься к Кабанову и заслонить Тамиру собой, но Кабанов, угадав его порыв, прохрипел:
— Не подходи, не то точно зарежу! Как овцу!
— Да тебе слабо зарезать! — расхохоталась Тамира.
По лицу Кабанова пробегали тени. Казалось, в нем свершается великая борьба, однако трагического финала не случилось.
Кабанов выхватил у Тамиры нож и спрятал его в карман.
— Я всегда знал, что ты психическая, — сказал он.
Тамира вновь расхохоталась.
Кабанов подошел к Дымову и с отчаянием попросил:
— Пианист, ну ты же сам все понимаешь! Больная она. Ее лечить надо. Ну что тебе, поиграешь и бросишь! А у меня все серьезно!
Дымов с сочувствием посмотрел на соперника и виновато ответил:
— У меня тоже серьезно.
Кабанов дернулся, как от удара, и закрыл лицо руками.
— Петя, ты что же, и в самом деле любишь меня? — удивленно спросила Тамира.
— Размечталась, — горько усмехнулся Кабанов.
Тамира изумилась:
— Значит, и впрямь любишь! — И добавила мягко: — Ты не огорчайся… Возвращайся к жене, все будет хорошо!
Кабанов ушел, едва не рыдая, повторяя почему-то «Сука-любовь!».
— Кажись, с концами ушел! — заметил Митрич. — Надо же, с виду медведь медведем, а такой чувствительный оказался! Не иначе Бермуды, психика не выдержала! Бытие, как ни крути, определяет!
Сосед переминался с ноги на ногу, желая развить интересную тему, однако Дымов с Тамирой выразительно молчали.
— Ну ладно, пойду я, — вздохнул Митрич. — У вас дела знамо какие. Не успеет за мной дверь закрыться, начнете миловаться. Ну и правильно! Пока молодые, развлекайтесь!
Он направился к балкону, но был тут же остановлен строгим возгласом Дымова:
— Через дверь! Извольте выйти через дверь! А про балкон и прочие тайные ходы забудьте!
Ни слова не говоря, Митрич поплелся в коридор.
Она ехала по новогоднему праздничному городу — сверкали гирлянды, гремели фейерверки. У Леры это почему-то вызывало раздражение. Она чувствовала себя чужой среди праздника.
Какие-то люди голосовали (понятное дело, в новогоднюю ночь — всегда проблемы с транспортом), она проезжала мимо. Некогда, надо успеть в аэропорт.
Огни, дворцы, мосты…
И вдруг посреди проспекта какой-то придурок прет, как танк, на красный свет.
Идиот, кретин, а чтоб тебя — вжах по тормозам! Машину занесло.
— Урод! — крикнула Лера, открыв дверцу.
Он подошел к машине и виновато сказал:
— Извини.
— И это все? — возмутилась Лера.
Конечно, она испугалась не на шутку. Кстати, «урод» при ближайшем рассмотрении оказался довольно симпатичным.
— Куда прешь? — все еще продолжала злиться Лера.
Ответ поразил ее своей искренностью и обреченностью.
— Не знаю.
— Пьяный, что ли?
Он махнул рукой и рассмеялся:
— Какое там! Ни в одном глазу.
Лера растерялась: странный какой-то. И печальный.
— На дорогу смотреть надо! Ты ворон ловишь, а мне потом за тебя в тюрьме сидеть!
Но сказано это было уже без злости, миролюбиво.
— Извини, — еще раз повторил незнакомец, — просто так хреново на душе, что вообще ни до чего.
— Бывает, — кивнула с пониманием Лера. — А как же праздник, снегурочки и веселье?
Он развел руками:
— Выходит, что не для меня. Подкинешь до Петроградки?
— Нет. Извини, мне надо в аэропорт.
— Ну ладно, — кивнул он. — С Новым годом!
— С Новым годом!
Она поехала вперед, он зашагал по проспекту в противоположном направлении.
Разошлись? Нет, так не будет! Все-таки Новый год. Да и вернуться недолго, Лера отъехала всего метров двести.
— Эй! Давай залезай, подвезу!
— Тебя как зовут?
— Олег!
— Разве правильно, Олег, в Новый год быть одному?
Он усмехнулся (красивая улыбка, отметила Лера):
— А ты сама?
— Так сложились обстоятельства.
— Вот и у меня они так сложились.
Когда проезжали мимо Троицкого моста, он предложил остановиться, выйти покурить. Неожиданно для себя Лера согласилась.
…Шпиль Петропавловки, снежное молчание Невы… Только теперь Лера была не одна.
— Знаешь, я сегодня третий раз оказываюсь на этом месте, заколдованное оно, что ли?
Олег кивнул.
— Я сегодня здесь тоже страдал.
Лера внимательно посмотрела на Олега. Печальный и надломленный, как демон на картине. Поинтересовалась, что же такое должно было случиться, чтобы в новогоднюю ночь человек вместо того, чтобы храпеть под елкой, приятно подкрепившись закусками, шляется по городу в одиночестве, не соблюдая правил дорожного движения.
Олег усмехнулся (обаятельный, в очередной раз отметила Лера).
— То и случилось. Встретил сегодня бывшую любовь.
— Ну и как?
— Да никак! Чужие люди. У нее своя жизнь, у меня тоже. Странно, когда мы были вместе, она говорила, что любит меня и готова ради меня на все, повторяла, что если разлюблю ее, порежет вены. А потом собралась и ушла. Наверное, надоела голодная жизнь.
Лера посмотрела на Олега: а ради такого можно и вены резать.
— А ты ее любил?
Ответа не последовало.
— А я не верю в любовь! — серьезно заявила Лера.
— Бывает, — рассмеялся Олег. — Ты поэтому в новогоднюю ночь оказалась одна?
— Может, и поэтому. Кстати, у меня тоже проблемы.
Лера осеклась. Говорить о проблемах не хотелось, да и вообще они начали тускнеть, скукоживаться, во всяком случае, казаться не такими серьезными.
— А куда ты сейчас?
Олег пожал плечами:
— Ввиду отсутствия иных вариантов — домой. В мерзость запустения своей холостяцкой квартиры.
— Значит, ты свободен? — спросила Лера и сама над собой рассмеялась, настолько глупо прозвучал вопрос.
Но Олег серьезно ответил:
— Абсолютно. Ни долговых, ни супружеских, ни прочих обязательств. Считай, я полностью к твоим услугам.
Лера почему-то смутилась.
— Кстати, хочешь выпить? У меня в машине коньяк.
…Они расположились на заднем сиденье. Включили музыку, достали коньяк.
— Ну, за Новый год? Тем более что он уже как тридцать минут наступил!
