— Вот именно, — сказал мистер Брэддок. — Штучки это что за?
Нервы Шимпа несколько оправились от шока. К нему вернулась гибкость ума.
— Ничего вы мне не сделаете, — сказал он. — Взлома и проникновения вы мне не пришьете. Я живу тут. Законы я знаю.
— И на здоровье. Чем ты тут занимался?
— Искал одну вещь, — отвечал Шимп мрачно. — А ее тут нет.
И Шимп засмеялся смехом неизбывной горечи.
— Ты знал Фингласса? — вдохновенно спросил Сэм.
— Думал, что знал. Да только не знал, что он такой шутник.
— Брэддер, — торопливо сказал Сэм, — в этом доме жил грабитель по имени Фингласс, и часть своей добычи он запрятал где-то тут.
— Ух ты! — вскричал мистер Брэддок. — Быть не может.
— Этот тип вытащил что-нибудь из-под пола?
— Фига с два, — с чувством сказал Шимп. — Ничего тут нет. Вроде бы вы в курсе, а потому скажу откровенно: Финки мне написал, что тырка спрятана под третьей половицей от окна в этой комнате. Спятил он или просто решил надо мной поизмываться, я не знаю. Зато знаю, что тут ничего нет. Так что я пошел.
— Ну уж нет, черт побери! — вмешался мистер Брэддок.
— Пусть идет, — устало сказал Сэм. — Какой смысл, чтобы он тут околачивался? — Он обернулся к Шимпу, испытывая к нему из-за остроты собственного разочарования что-то вроде сочувствия. — Так что ты считаешь, что Фингласс все-таки увез бумаги сам?
— Похоже на то.
Шимп пожал плечами.
— Чокнулся, наверное. Он всегда был психом во всем, кроме своего дела.
— А ты не думаешь, Сэм, что бумаги нашел тот, другой типус? — предположил мистер Брэддок.
Сэм покачал головой.
— Сомневаюсь. Скорее всего, их тут никогда не было. Вечером, — сообщил он Шимпу, — нас навестил твой друг. То есть я думаю, что он твой друг. Томас Г. Ганн — он так представился.
— Я знаю, о ком вы. Недотепа Елей, куриные мозги. Он ничего найти не сумел бы. Раз их тут нет, значит, их нигде нет. А теперь я пошел.
Он побрел к двери, и мистер Брэддок проводил его тоскливым взглядом. Было мучительно наблюдать, как единственный взломщик, которого ему удалось изловить за свою жизнь, уходит, словно после дружеского визита. Но он сознавал свое бессилие что-нибудь изменить.
Сэм отошел к окну и стоял там, глядя в ночную тьму.
— Мне надо пойти к Кей, — сказал он наконец, оборачиваясь.
— А мне надо в Лондон, — сказал мистер Брэддок. — Черт, если не поторопиться, я дьявольски опоздаю. Я обедаю у тети Джулии.
— Она будет так расстроена всем этим.
— Да нет, выслушает с большим удовольствием. Она старушка что надо!
— О ком ты говоришь, черт побери?
— О тете Джулии.
— А! Ну, прощай.
Сэм вышел, а Уиллоуби Брэддок, последовав за ним на некотором расстоянии, так как общество других людей и разговоры, казалось, претили его старому другу, почти тут же услышал, как хлопнула входная дверь. Мистер Брэддок сел на ступеньку и начал надевать ботинки, которые оставил на нижней площадке. И тут в дверь позвонили. Он отправился открывать ее с одним ботинком на ноге, а другим в руках и увидел на крыльце пожилого джентльмена с седой бородой.
— Мистер Шоттер дома? — спросил седобородый джентльмен.
— Только что ушел к соседям. Мистер Корнелиус, если не ошибаюсь? Наверное, вы меня забыли. Уиллоуби Брэддок. Мы с вами познакомились, когда я ночевал у мистера Ренна.
— Ах да! Ну и как вы поживаете, мистер Брэддок?
Уиллоуби Брэддок был только счастлив сообщить ему об этом. В столь приподнятом настроении он крайне нуждался в наперснике.
— Спасибо. Все абсолютно тип-топ и сверх того. Каждую минуту то взломщики шуруют, то лорда Тилбери обезбрючивают. И моя экономка уходит от меня.
— Мне жаль слышать это.
— А я так обрадовался. Ведь теперь я наконец смогу умчаться и повидать жизнь. Изведать всякие приключения, знаете ли. Жутко люблю приключения.
— В таком случае вам следует поселиться в Вэлли-Филдз, мистер Брэддок. Тут полно всяких сенсационных событий.
— Да, верно. Но я-то имел в виду что-нибудь вроде пустынь и глухих дебрей. Я хочу повидать мир. Стать одним из тех типусов, про которых пишет Киплинг. На днях в клубе я говорил с таким. Он сказал, что помнит Уганду с тех времен, когда там не было ни единого белого.
— А я помню Вэлли-Филдз с тех времен, когда тут не было ни единого кинотеатра.
— Этого типуса один раз носорог загнал на дерево и продержал там шесть часов.
— Точно то же произошло с неким мистером Уолкиншо, который проживал в «Балморале» на Акасия-роуд. Как-то днем в субботу он вернулся из Лондона в новом твидовом костюме, и его собака, обознавшись, загнала беднягу на крышу беседки… Ну, мне надо идти, мистер Брэддок. Я обещал почитать главы из моей истории Вэлли-Филдз мистеру Шоттеру. Быть может, и вам будет интересно?
— Я бы с огромным удовольствием, но мне нужно лететь в Лондон обедать с тетей Джулией.
— Так в другой раз?
— Абсолютно… Кстати, тот человек, про которого я вам рассказывал… Так его чуть-чуть не укусила акула.
— А, это пустяки по сравнению с тем, что случается в Вэлли-Филдз, — сказал мистер Корнелиус с патриотической истовостью. — Обитатель «Сосен» — угол Буллер-стрит и Мэртл-авеню — мистер Филлимор… Возможно, вы о нем слышали?
— Нет.
— Мистер Эдвин Филлимор. Имеет отношение к фирме Беркетт, Беркетт, Беркетт, Сын, Подмарш, Подмарш и Бер-кетт, нотариусы.
— Так что с ним произошло?
— Прошлым летом, — сказал мистер Корнелиус, — его укусила морская свинка.
29. Мистер Корнелиус читает свою «историю»
Существует весьма любопытный факт, весьма часто отмечавшийся философами, что в этом мире каждая женщина таит в себе неколебимую, гранитную уверенность, будто тот мужчина, кому она отдала свою любовь, лично виноват практически во всех неприятностях, которыми чревата жизнь. Люди поверхностные и легкомысленные сочли бы их случайностями, но она знает истинное положение вещей. И когда приезжает на вокзал в пять минут десятого, чтобы успеть на поезд, который ушел в десять минут пятого, она знает, что виноват в этом ее Генри, как накануне он был виноват, что пошел дождь, когда она была в своей новой шляпке.
Но Кей Деррик была отлита из металла высшей пробы. Хотя в глубине сердца она, несомненно, чувствовала, что прискорбного упущения со стороны покойного мистера Эдварда Фингласса скрыть преступно нажитое богатство под полом верхней задней комнаты «Мон-Репо» удалось бы тем или иным способом избежать, прояви Сэм чуточку предприимчивости и здравого смысла, она не произнесла ни слова упрека. Более того, когда он увидел, что она ждет его на лужайке «Сан-Рафаэля», и перелез через изгородь с печальной вестью, поведение Кей раз и навсегда окончательно укрепило его высочайшее мнение о ее душевных качествах. Другие винили бы — а она сочувствовала. И, не ограничившись сочувствием, старалась ласковыми доводами уменьшить шок от катастрофы.
— Какое это имеет значение? — сказала она. — У меня есть ты, а у тебя — я.
Пути мужского ума — не менее, чем женского, — неисповедимы. Когда лишь несколько дней до этого Сэм прочел точно ту же трогательную мысль, облеченную почти в те же самые слова, и в речи, которую Лесли Мордайк обращал к своей избраннице в очередных гранках захватывающего сериала Корделии Блэр «Пылающие сердца», он не удержался и написал на полях: «Ну и дурак же!» А теперь он почувствовал, что никогда еще не слышал ничего не только столь прекрасного, но столь абсолютно разумного, практичного и вдохновенного.
— Верно! — вскричал он.
Будь перед ним стол, он бы стукнул по столу кулаком. Но посреди лужайки он мог лишь поцеловать Кей, что он и сделал.
— Правда, — сказал он, когда первый пароксизм восторга миновал, — есть одно обстоятельство, которое следует учесть. Я потерял место и не знаю, как найти другое.
— Ну конечно ты его найдешь!
— И действительно! — сказал Сэм, пораженный ясностью и неопровержимостью ее логики. Утверждение, будто женский интеллект ниже мужского, представилось ему грубейшей ошибкой. Много ли нашлось бы мужчин, способных оценить ситуацию столь молниеносно и полно?
— Возможно, что-нибудь скромное, но куда более интересное.
— Так и будет!
— Мне всегда казалось, что люди, вступающие в брак без ничего, живут просто чудесно.
— Сверхзамечательно!
— Настоящее приключение.
— Вот-вот!
— Я умею готовить — немножко.
— Я умею мыть посуду.
— Если вы бедны, то сполна наслаждаетесь удовольствиями, которые можете позволить себе лишь изредка. А если вы богаты, то удовольствия скоро вам наскучивают.
— До чертиков.
— И вот мало-помалу вы становитесь чужды друг другу.
Тут Сэм решительно не мог ей поддакнуть. Как ни тяжко ему было возразить ей хоть в чем-нибудь, это было уже слишком.
— Нет! — твердо отрезал он. — Будь у меня миллион, ты мне чуждой не станешь.
