— Как будет называться фильм?
— Я уже сказал: «Обед-76». Дядюшка Лайош придет?
— Сказал, что придет.
— Прекрасно! Дядюшка Лайош появляется в дверях. На шляпе его болтаются ленточки. В правой руке бутылка вина. Увидев нас, он воскликнет: «Много счастья, боже, дай-ка сему дому и хозяйке!»
— Ты с ума сошел! Почему дядя Лайош будет говорить стихами? Ведь он врач.
— Все равно. Киношники-документалисты будут в восторге. Такую малость дядя Лайош может ради нас сделать. И пусть все видят, как мы принимаем гостей!
— Для этого нужны деньги.
— Завтра утром получишь деньги. Когда придут киношники. Я отсчитаю тебе сотенные прямо в руки. Зрители увидят и мои руки. Некрасивые, правда, но трудовые. Вблизи. Киношники-документалисты любят снимать руки.
— Сколько же ты решил потратить на этот вечер?
— Об этом не беспокойся! Я не желаю, чтобы нас ославили. Пусть все видят, каково гостеприимство 76 года! Петь умеешь?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Хорошо бы ты спела в кухне над бурлящими котелками. У тебя есть ситцевый платок в горошек?
— Нет.
— Жаль! Ситцевый платок в горошек очень хорошо смотрится. Ты будешь хлопотать в кухне, а дядюшка Лайош высоко поднимет бутылку с вином и закричит: «Стол накрыт, зовут к обеду вкусных кушаний отведать. Ох, какая здесь еда, не попробовать — беда! Золотой бульон сверкает, гости ложки поднимают…»
Жена Верпелети озабоченно глядела перед собой.
— Что с тобой? — спросил муж.
— Сколько нас будет вместе с киношниками?
— Понятия не имею! Они не сказали. Тетю Эмилию ты позвала?
— Позвала, но…
— Блестяще! Тетя Эмилия расскажет, каким был обед в 1924 году. Тогда в доме и хлеб-то не всегда бывал. А после окончания интервью с тетей Эмилией дядюшка Лайош высоко поднимет бутылку вина и скажет…
— Ничего он не скажет! — закричала жена Верпелети. — И прими к сведению, что никаких гостей завтра здесь не будет! А если кто и придет, я так его турну, Что…
— Хорошо, — пожал плечами муж. — Как хочешь! Я поговорю с киношниками. Правда, разговор будет мучительным, неприятным, но что делать?..
— Завтра нас даже дома не будет. Мы пойдем к Фланцам. Они давно нас зовут.
Верпелети кивнул и подошел к телефону.
— Прошу Зебегеня Фланца. Привет! Это Верпелети. Скажи, что вы делаете завтра? Мы хотели к вам заскочить… Хорошо… Привет!
— Что он сказал?
— Сказал, чтобы мы приходили. Завтра вечером их будут записывать для радио. Название программы «В гостях у семьи Фланц».
Прочитав об этом в газете, я знал, что мне надо делать. Я должен пойти к Верпелети. Нас связывает старая дружба. В трудные часы мой долг — быть возле него.
В заметке было написано: «Директора ресторана «Золотая собака» присудили к штрафу за то, что в находящемся под его руководством предприятии общественного питания разбавляли водой коньяк и подавали посетителям порции меньше предписанных правилами».
Я представил себе, что он сейчас чувствует. Его имя упомянуто прессой в заметке о жуликах! Бедный, заблудший парень! Несомненно, полубезумный и небритый, он блуждает сейчас где- то, не желая попадаться людям на глаза. Его гонят, преследуют угрызения совести. А он, бедняга, идет, бредет, бежит, не обращая ни на что внимания…
Я обязан сейчас же поговорить с ним! Набрал номер его домашнего телефона, попросил позвать моего друга. Приятный женский голос ответил, что его нет дома.
— Вы не знаете, где он?
— Не знаю.
Просто фантастично, до чего равнодушны люди! Быть может, именно сейчас, в эти минуты, он подводит итог своей жизни: где он ошибся, что толкнуло его по наклонной плоскости, на которой уже нельзя было остановиться. Я видел перед собой Верпелети, стоящего на берегу Дуная и смотрящего на воду, темно-зеленую, мутную воду. Отто, не надо!..
Нужно что-то предпринять! Я набрал номер треста ресторанов.
— Позовите, пожалуйста, Отто Верпелети.
— Его нет.
— Когда он придет?
— Он был, но ушел.
— Не знаете, куда?
— Не знаем.
А зачем им знать? О, это равнодушие! Неужели мы никогда не изменимся? Был, но ушел. Быть может, туда, откуда нет возврата. Его назвали в газете жуликом, и этот позор он не мог перенести. Да и как теперь смотреть в глаза жене, детям? Безусловно, он не спал ночь, метался в бессоннице по кровати, а сейчас, усталый и сломленный, бродит там, где не видно людей. Может, ищет сук покрепче, на котором… Отто, не надо! Ты еще выберешься на истинный путь!
Дрожащей рукой я набрал номер ресторана.
— Алло! Ресторан «Золотая собака»? Прошу Отто Верпелети!
— Сию минуточку!
Наконец я его поймал!
.— Отто, это ты? Я сейчас же буду у тебя. Обещай, что ты никуда не уйдешь и ничего не сделаешь! Обещаешь? Мне необходимо с тобой поговорить!
Я сел в такси, чтобы поскорее добраться до него. В матине снова перечитал заметку. Что он ощутил, когда увидел свое имя? Вероятно, побледнел, газета выпала у него из рук, и ему пришлось за что-то ухватиться, иначе он грохнулся бы. Потом он посмотрел в зеркало и с омерзением отвернулся, увидев отражение жулика. А затем, когда я ему позвонил, он понял, что я все знаю.
и подошел к домашней аптечке поискать успокоительное лекарство, потому что сердце забилось… Господи, уж не решил ли он отравиться?
Наконец я приехал. Ворвался к нему и крикнул:
— Отто, не надо! Не делай глупостей! Еще не поздно!
— Ты о чем?
— Я прочел в газете. Я все знаю!
Верпелети махнул рукой.
— Из-за этого ты взволновался? Напрасно. Я уже уплатил штраф…
В этот момент я упал в обморок. Волнение, тревога совершенно вымотали меня. Когда я пришел в себя, Верпелети заставил меня выпить рюмку коньяка.
Он был разбавлен водой.
Я дважды смотрел одну пьесу.
Сначала в театре, потом дома, по телевидению.
В театре, говоря откровенно, пьеса мне не понравилась. Весьма не понравилась. А вот по телевизору было не так уж плохо.
Это заставило меня задуматься: что тому причиной? В спектакле ничего не изменилось — те же актеры произносили тот же текст на сцене того же театра.
Так в чем же тут дело?
Потом я догадался.
Да, та же самая пьеса, но когда ее смотришь дома, сидя в кресле, развалившись и покуривая, думая о Ковачах, которые отдали за два театральных билета шестьдесят форинтов, не так уж это плохо…
Та же самая пьеса, но когда дома сидишь в кресле, покуриваешь после хорошего ужина, думая о Ковачах, которые отдали за билеты шестьдесят форинтов и вдобавок, возвращаясь домой, промокли под дождем до нитки, — ах, это — блаженство!..
Та же пьеса дома, когда можно встать с кресла, погулять по квартире, потягиваясь до хруста в костях, почесываясь, — эх, хорошо!
Та же пьеса дома — посидел в кресле, развалившись, докурил после хорошего ужина, побродил по квартире, потянулся до хруста в костях, почесался, потешился мыслью о Ковачах и о том, что телевизор в любой момент можно выключить, — прелесть!
Та же самая пьеса, но когда ты дома, в пижаме, в кровати, с думочкой под головой, с хорошей книгой, с мыслью о милой Манцике, — упоение!
Та же пьеса дома, когда ты подремываешь в постельке, закрывшись до подбородка, — шедевр!
А если дремлешь, укрывшись с головой, — классика!
И та же самая пьеса, когда она идет, а ты сладко спишь, — о, в этом уже есть нечто шекспировское!..
Ох, уж эти картинки будущего!
Признаюсь откровенно, меня чрезвычайно волновало, каким будет завтра и что будет послезавтра, скажем, после дождичка в четверг. Поэтому я принялся читать научно-фантастические романы.
Когда первый роман попал мне в руки, я был полон одушевления, энтузиазма, любопытства и оптимизма. Однако в процессе чтения я несколько приуныл, ибо героя, жившего на далекой планете — я представил себя на минуточку на его месте, — одолевало огромное количество неприятностей: у него испортилось радио, он попал в космическую бурю, выпал из ракеты, у него кончился кислород, а однажды под ним даже звезда взорвалась… «Н-да, — подумал я, — и у этого жизнь не сахар, и он не как сыр в масле катается!..» Вскоре герой оказался в непосредственной близости от Солнца и чуть совсем не изжарился, потом потерял тубы с питанием и был вынужден жевать водоросли на Сатурне…
«Н-да, ничего себе», — размышлял я, пригорюнившись, но даже после всего этого любопытство не покинуло меня.
Я раздобыл новый научно-фантастический роман. В нем речь шла о городе, да не о каком-нибудь, а парящем в мировом пространстве, словно воздушный шар. Но радость горожан длилась недолго. В один прекрасный день город начал падать — выяснилось, что в расчеты математиков вкралась ошибка: они поставили не туда, куда надо, запятую или что-то в этом роде… В последний момент жители космического города спаслись от гибели. Радость их, однако, длилась недолго их подстерегала опасность перейти в жидкое состояние. Но им удалось спастись. Радость их, однако, длилась недолго…
