И, наконец, — это пришлось на 20 июня, — Марч не выдержал. Когда он принял решение и встал со скамейки, то почувствовал, что от голода тело стало невесомым, а ноги разлетались, как перья.
В первом же баре, за липким столиком, Марч убедился, что картофель существует не только в мозгу, а бифштекс взволновал его сочной реальностью.
Когда подали кофе, Марч осторожно отхлебнул и прислушался, как жгучая змейка разлилась теплотой в груди.
Второй глоток одурманил его.
Грязные стены бара поползли в розовой кашице тумана, трубка задышала голубой струей, и Марч тихонько рассмеялся от блаженства.
«Лавузен, — вспомнил он, — а почему бы нет? Это любопытно!»
— Получите! — скомандовал Марч и, покачиваясь как пьяный, вышел из кафе.
* * *
В дверь постучали.
— Войдите!
Марч остановился. Лавузен спиною к гостю шнуровал ботинки.
— Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?
— Нет. — Француз упорно не поворачивался к Марчу.
— Простите, но вы могли меня забыть. В тот…
— Помню, садитесь, — оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за второй ботинок.
Марч взялся за спинку стула.
— У вас странная мебель, она рассыпается при легком прикосновении.
— Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.
— А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось, то есть виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители…
— Прошу соблюдать этикет, — пробурчал Лавузен, — и по возможности меньше странных выражений, сэр!
Молодой человек вынул портсигар.
— Могу предложить вашему… высочеству?
— Благодарю вас, — обернулся Лавузен.
Марч, бросив портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот.
Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него: глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.
— Ваше смущение понятно, сэр, — пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.
— Виноват. Я хотел видеть художника Анри Лавузена и мне показалось, что я слышал его голос, — Марч проглотил слюну, не спуская глаз с лица незнакомца.
— Да, я его спрятал, как вы изволили остроумно выразиться, в самом себе, сэр!
Марч прислушался.
Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.
— Но, сэр, я прямо теряюсь… — Марч облизал сухие губы. — Черт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!
— Попробуйте, — незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.
— Настоящее тело, — прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.
— Патентованная человеческая кожа, — подхватил незнакомец.
— Вижу, чувствую. Но, что это значит, сэр?
Человек пожал плечами:
— Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.
— Это бессмыслица! — уже неуверенно прошептал Марч.
— С точки зрения здравого смысла, — загадочно улыбнулся человек с пробором, — да. А если смотреть так, что жизнь — это плакат и все краски вселенной к твоим услугам — выходит проще. Наука, Суаттон, наука!
— Значит, вы Лавузен?
Художник поклонился.
— Но, сэр, этого не может быть! — взметнулся Марч.
— Послушай, дорогой. Твое лицо напоминает мне сомневающегося идиота, каких так много в эпоху гениальных открытий человечества, — примирительно заметил Лавузен. — Я просто доказал, что ты не прав и должен будешь взять обратно свои слова о моем сумасшествии.
— Конечно. Я извиняюсь, готов признать себя щенком, хотя бы для того, чтобы всю жизнь следовать за вами, мсье Лавузен, если вас так можно назвать.
Художник строго посмотрел на него.
— Разумеется, для тебя я Лавузен… Для других… Дай руку, Марч. Мне кажется, что мы будем друзьями.
— Англо-французский союз, — с полуулыбкой ответил Марч.
Лавузен поморщился.
— Соблюдайте здравый смысл, прошу вас!
— Мм… Это будет похоже на жульничество. Просто деловой союз.
— Но как вам это удалось? Мсье Лавузен, сознайтесь теперь, что это шутка.
— Ты непоправимо глуп, Марч. Рассказывать слишком долго. Препараты, химия, сплавы, кожа каких-то животных — целая мастерская. Я ничего не помню. Это был какой-то транс. Кроме того, я больше следил за этим человеком, чем за его работой.
— Лавузен, вы говорите, что наука это мастерская безумия?
— Может быть. Я пошел дальше. Мне хочется проверить одну упорную формулу англичанина — здравый смысл, — вот зачем понадобилось это перевоплощение.
— И вы никогда не будете прежним Лавузеном?
— Никогда. Но довольно болтовни! За дело, Марч, или… — художник указал на дверь, — вы свободны!
Несколько минут Марч колебался.
— За дело, мсье Лавузен, я не знаю, чего вы хотите, но я ваш. Сходят с ума один раз, и теперь мне уже все равно.
— Возьмите газету, разверните правую страницу.
— «Принц Уэльсский путешествует», — прочел Марч.
— Что ты там видишь? — быстро спросил Лавузен.
Марч взглянул на художника и провел рукой по лбу.
— Вы, сэр!
— Очень рад слышать это признание из твоих уст.
Марч устало опустился на кровать.
— Это выше моего рассудка! Но, Лавузен, кто из нас сошел с ума? Теперь я уже не знаю наверное.
— Успокойся, это вселенная сошла с ума: мы с тобой — воплощение здравого смысла!
Несколько секунд оба смотрели друг на друга, пока Марч не почувствовал, что ноги его подгибаются.
Лавузен вдруг положил руку на плечо собеседника.
— Друг мой, — сказал он, — мы погибли. Великолепная игра, масса красок и все-таки я ошибся!
— В чем дело, Лавузен?
Художник сел на стул и чуть слышно прошептал:
— В мастерской доктора я случайно оставил…
— Ну? — перебил Марч, — вы забыли свое прежнее ухо? Говорите, я ничему не удивлюсь. Мы плывем в мутном потоке веселого сумасшествия. Может быть в этот момент я превращаюсь в страуса, но мне весело. Что вы там забыли?
— Серию карточек, последовательно фиксировавших изменения моего лица во время операции.
— Вам жалко прошлого себя? — удивился Марч.
— Не то. Это может иметь другие последствия. Мне возвращаться туда невозможно, я дорожу каждой секундой. Ступай, Марч, в дом рядом и добудь эти карточки. Если тебе это удастся, мы увидим бездну занимательного.
— Я готов! — вскочил Марч.
— Постой. Вот ключ от ателье!
— А зачем ключ? Вы же останетесь здесь.
Лавузен покачал головой.
— Жизнь — плакат. Одна за другой краски ложатся на бумагу. Плакат наклеивается на плакат. Ступай, Марч, и скорее возвращайся!
Послушно, как автомат, англичанин закрыл за собой дверь и очутился на улице.
«Кто же на самом деле Лавузен?» — терзался Марч, с ужасом ощущая в своей разгоряченной голове присутствие шаловливых бесенят, снующих по извилинам мозга.
Какой-то прохожий удивленно посмотрел на Марча и, пройдя, еще раз обернулся.
Это напомнило англичанину о действительности. Мельком взглянув на парадное, он позвонил.
Молчание.
Марч дернул ручку, — дверь открылась. Заинтересованный он обернулся и шмыгнул в подъезд.
Притаившееся молчание напомнило о чем-то нежилом, заброшенном. Отдернув черную портьеру, англичанин перешагнул порог пустой белой комнаты.
Горела забытая лампочка.
Марч выдвигал пустые ящики стола. Никаких карточек не было. Где-то в глубине сознания шевельнулось почти враждебное подозрение по адресу Лавузена.
Марч выпрямился, чувствуя себя дурно, и… покачнулся.
Все тело охватила смутная лень, истома.
Сквозь монотонный шум он уловил обрывки знакомых фраз:
— Принц Уэльсский путешествует… Жизнь — плакат… Я не хочу, не хочу, — шептал Марч, падая и опираясь на стену.
Потом все стихло. Как завеса, раздвинулась тьма.
* * *
Пестрый шарф задевал лоб бахромой. Крошечные козлята запрыгали по шарфу. Неустрашимый багдадский вор рос, вытягивался в тонкий кусок мастики вдруг рассыпался блестками. Одна из них попала Марчу в рот. Ноющая боль пронизала небо и свернулась в горле комком, захватив дыхание.
Комната наполнилась людьми.
В куче лиц, рук, мелькала голова дирижирующего Лавузена.
«Соблюдайте здравый смысл, не толкитесь в мозгу, прошу вас!»
* * *
Этот крик разбудил Марча. Лежа на полу, он осмотрелся.
Та же комната. Серый едкий дым убегал к потолку. Марч приподнялся, чувствуя тесноту в груди и бросился по лестнице вниз.
Уже на улице, когда сознание прояснилось, он твердо подошел к двери ателье и рванул ее, чтобы сказать этому проклятому Лавузену…
