— Конечно же, бывает, — примирительно сказала докторша. — Это ведь только естественно… между… страстными мужчиной и женщиной.
Но пение сирены не заставило лейтенанта Веркрампа сдаться.
— Это не естественно. Это противоестественно.
Доктор фон Блименстейн мягко засмеялась.
— Нечего надо мной смеяться! — заорал Веркрамп.
— А вам нечего на меня орать! — огрызнулась врачиха. Почувствовав в ее голосе властные нотки, Веркрамп сник. — Подойдите сюда, — приказала она. Веркрамп неуверенным шагом пересек комнату и подошел. Доктор фон Блименстейн положила руки ему на плечи. — Смотрите на меня, — сказала она. Веркрамп послушно смотрел. — Я вам нравлюсь? — Веркрамп тупо кивнул головой. — Я рада, — сказала докторша и, обхватив голову удивленного Веркрампа обеими руками, страстно поцеловала его в губы. — Пойду соберу нам чего-нибудь поесть, — сказала врачиха, отрываясь от него. И прежде чем Веркрамп смог что-то ответить, она уже гремела посудой на кухне, орудуя там поразительно ловко для женщины ее размеров. Лейтенант Веркрамп, остановившись в дверях кухни, продолжал мучительную борьбу с собственными эмоциями. Он злился на самого себя, на нее и на то положение, в котором он сейчас очутился, и никак не мог найти, как бы и на ком бы можно было сорвать эту злость. Доктор фон Блименстейн пришла ему на помощь.
— Кстати, насчет той проблемы, о которой вы говорили, — сказала она, соблазнительно наклоняясь, чтобы достать сковородку из расположенного под мойкой шкафчика, — думаю, что я все-таки могла бы вам помочь.
— Насчет какой проблемы? — грубо переспросил Веркрамп. С него явно достаточно было и той помощи, которую он уже получил.
— С вашими полицейскими и черными девками, — ответила докторша.
— Ах, этой. — Веркрамп успел уже позабыть, зачем пришел.
— Я подумала, и мне кажется, что есть один способ, каким ее можно было бы решить.
— Да? — сказал Веркрамп, который мог бы легко назвать массу таких способов, но сейчас просто не хотел об этом думать.
— Тут все дело в психологической инженерии, — продолжала докторша. — Так я называю те эксперименты, которые я проводила здесь на многих пациентах. Лейтенант Веркрамп весь превратился в слух. Эксперименты его всегда интересовали.
— У меня есть уже несколько случаев успешного излечения, — продолжала докторша, одновременно ловко нарезая морковку. — Этот метод хорошо действует при лечении алкоголиков, извращенцев и гомосексуалистов. Мне кажется, он должен оказаться не менее действенным и в случаях склонности к межрасовым сношениям. Это ведь тоже одна из разновидностей извращения. — Интерес Веркрампа к ее объяснениям был искренним и несомненным. Лейтенант оторвался от дверного косяка, вошел на кухню и внимательно слушал.
— И что вы предлагаете сделать? — с любопытством спросил он.
— Ну, прежде всего выявить те особенности личности, которые предрасполагают человека к подобным сексуальным извращениям. Это, в принципе, нетрудно. Я могла бы достаточно легко очертить круг вероятных причин, обуславливающих подобные отклонения. Лучше всего было бы, если бы ваши сотрудники ответили на специальную анкету.
— Анкету о чем? Об их половой жизни? — Веркрампу нетрудно было представить себе, какой прием встретила бы такая анкета в полицейском управлении Пьембурга.
— О половой жизни и о других вещах.
— О каких других вещах? — подозрительно спросил Веркрамп.
— О самых обычных. О том, какие отношения были у человека со своей матерью. Доминировала ли мать в семье. Любил ли он в детстве свою черную няньку. О первом сексуальном опыте. Самые простые вещи вроде этих.
Веркрамп слушал с открытым ртом: все, о чем говорила сейчас врачиха, казалось ему чем-то совершенно ненормальным.
— Тщательный анализ ответов позволил бы нам выявить тот тип людей, которым полезно было бы пройти курс лечения, — продолжала свои объяснения доктор фон Блименстейн.
— Вы хотите сказать, что ответы на подобные вопросы покажут, у кого из полицейских может возникнуть желание переспать с черной? — спросил Веркрамп. Доктор фон Блименстейн отрицательно покачала головой.
— Не совсем так. Но у нас появится какая-то основа, от которой можно будет идти дальше. После того как мы выявим круг лиц, у которых наиболее вероятны такие наклонности, я побеседую с ними — разумеется, совершенно конфиденциально, — и мы определим, кто из них нуждается в лечении.
Веркрампу как-то не верилось в пользу такого подхода.
— Не думаю, чтобы хоть один признался, что он хочет переспать с черной, — возразил лейтенант.
Докторша улыбнулась.
— Вы бы поразились, если бы узнали, в чем признавались мне люди.
— И что вы станете делать, после того как все выясните? — спросил Веркрамп.
— Вы все только о деле. Давайте сначала пообедаем. Здесь, на террасе, — ответила доктор фон Блименстейн, отлично знавшая, как полезно иногда бывает подержать человека некоторое время в подвешенном состоянии. Она взяла поднос и вышла из кухни. Веркрамп последовал за ней.
Когда после обеда лейтенант Веркрамп покидал коттедж, в кармане у него лежал проект анкеты, которую он должен был предложить сотрудникам пьембургской полиции. Однако он совершенно не представлял, в чем будет состоять курс лечения, который намеревалась предложить докторша. Ему лишь было твердо сказано: она гарантирует, что после недели общения с ней ни один мужчина никогда больше не захочет даже взглянуть на черную женщину. Этому лейтенант Веркрамп готов был охотно поверить.
С другой стороны, теперь он гораздо отчетливее, чем прежде, представлял себе тот тип человека, у которого возникает предрасположенность к половым сношениям с представителями иной расы. Согласно доктору фон Блименстейн, явными признаками такого человека были одинокий образ жизни, склонность к внезапным переменам настроения, отчетливо выраженное чувство вины на сексуальной почве, какое-либо неблагополучие в семье в детские годы и, конечно же, неудовлетворительная половая жизнь. Чем больше лейтенант перебирал в уме офицеров и других сотрудников полиции Пьембурга, тем очевиднее из всех возможных кандидатур выделялась одна фигура. Лейтенант Веркрамп подумал, что, кажется, он открыл причину перемен, произошедших с коммандантом Ван Хеерденом.
Вернувшись к себе в кабинет, он снова самым внимательным образом перечитал полученную из БГБ директиву, просто чтобы убедиться — у него есть полномочия начать действовать согласно уже созревшему в его голове плану. Полномочия были написаны на бумаге черным по белому: «Настоящий документ обязывает вас провести расследования в тех случаях, когда подозревается наличие связей между офицерами полиции и женщинами банту». Веркрамп запер документ в сейф и вызвал сержанта Брейтенбаха.
Чтобы отдать все необходимые приказы и указания, хватило часа.
— Наблюдение за ним должно быть круглосуточным, — инструктировал лейтенант собравшихся в его кабинете сотрудников службы безопасности. — Нужно фиксировать абсолютно все: что он делает, куда ходит, с кем встречается и особенно все то, что хоть как-то выбивается из обычного распорядка его жизни. Фотографируйте каждого, кто приходит к нему в дом. Установите микрофоны во всех комнатах и записывайте все разговоры. Установите прослушивание его телефона. Записывайте все разговоры. Все понятно? Мы должны сработать по высшему классу.
Веркрамп оглядел сидевших в комнате: все согласно кивали головами, давая понять, что задание им ясно. Только у сержанта Брейтенбаха возникли какие-то сомнения.
— Мне это кажется немного странным, сэр, — сказал он. — В конце концов, ведь коммандант остается нашим начальником, не так ли?
Лейтенант Веркрамп покраснел от злости. Он не любил, когда его приказы подвергались сомнениям.
— Вот здесь у меня, — сказал он, потрясая полученной из БГБ директивой, — приказ Претории провести такое расследование. Разумеется, — его голос из официального стал елейным, — я надеюсь — полагаю, как надеемся и мы все, — что, когда такое расследование будет завершено, мы сможем уверенно сказать, что коммандант Ван Хеерден абсолютно чист по всем пунктам. Но пока мы обязаны выполнять приказ. Надеюсь, мне нет необходимости напоминать вам, что на протяжении всей операции должна обеспечиваться ее полная секретность. У меня все, все свободны.
Когда подчиненные вышли, лейтенант Веркрамп распорядился, чтобы анкету для опроса полицейских размножили к утру и назавтра раздали ее.
На следующий день миссис Руссо, в обязанности которой входило надзирать за черными заключенными, которых ежедневно приводили из пьембургской тюрьмы для выполнения работ по хозяйству в доме комманданта, была крайне поражена. Когда она, как обычно, открыла утром дверь, перед ней предстала группа людей, отрекомендовавшихся сотрудниками коммунальных служб. Они заявили, что в доме комманданта повреждена проходящая под кухней газовая труба, в гостиной — замыкание электропроводки, на чердаке протекает бак для воды.
