Дед Шугай холодно осведомился, за чем же дело стало.
— Забудь это! Я никогда не любил Пью. И он давно отдал концы. Сдох под копытами лошади. Позорная смерть для моряка, но подходящая для слепого ублюдка, не правда ли?
Дед Шугай поинтересовался, сколько ещё приветов у одноногого за пазухой.
— Больше, чем ты можешь представить! — рассмеялся тот. — Но их незачем передавать. Вся сволочь из команды Флинта нынче в аду. Я был уверен, что и ты сыграл на дно. Какая встреча, тысяча чертей! А пойдём-ка, дружок, потолкуем!
С этими словами он приобнял Шугая и увёл за мачту.
Пётр Тизенгаузен стоял, потупившись. С одной стороны, его пока что не убили. С другой, фактически не заметили. Первое было отрадно, второе обидно.
На всякий случай он выглянул за борт и ободряюще помахал своей команде. Стало ещё обиднее. Это люди уважали его, готовы были пойти с ним куда угодно, но убожество их одежд, снаряжения, да и самой «Чайки» показалось вдруг невыносимым. Чёрная барка, надраенная до блеска, дышала настоящим морским порядком и чисто пиратской роскошью. Здесь палубу хотелось лизнуть, как леденец, а босоногие матросы носили золотые перстни.
Из-за мачты слышалась ругань на нескольких языках, прерываемая взрывами хохота. Похоже, дед Шугай поверил, что старый дружок не собирается передавать ему приветов, и оттаял.
«А помнишь, как Чёрный Пёс тогда орал — где хреновина, Билли?!»
«Гы-гы-гы!!!»
Пётр решил не прислушиваться. Долетали лишь обрывки разговора, и вряд ли из них удалось бы выудить тайну пиратского клада.
Наконец одноногий, громко бухая в палубу костылём и деревяшкой, подошёл к Тизенгаузену. Дед Шугай под мачтой что-то пил из пузатой бутылки и заговорщически подмигивал издали.
— Имя — Серебров, — представился одноногий. — Иван Серебров. Пиратская барка «Лапочка», слыхал про такую?
Пётр только головой помотал.
— Верно, — согласился одноногий. — И не должен был слыхать. Ведь я в доле со всеми береговыми на Волге-матушке. Тихо делаю свои дела. А ты поднимаешь шум, привлекаешь внимание, смущаешь народ. За каким хреном — сто чертей тебе в селезёнку и адмиралтейский якорь в ухо?!
— Мы идём на Кюрасао, — твёрдо произнёс Пётр.
Одноногого эта новость не смутила ни капельки.
— Почему нет? Попутного ветра и семь футов под килем! Только смотри, парень — ты угодил между дьяволом и глубоким синим морем. Коли ещё раз попадёшься мне здесь, сразу вешайся на рее. Самостоятельно. Иначе живые позавидуют мёртвым. Понял? Волга-матушка слишком узкая река для двоих пиратов. Остаться должен только один. Не ты.
Сказано было так убедительно, что Пётр непроизвольно кивнул — а не собирался ведь.
— Хороший мальчик, — похвалил одноногий. — Тогда слушай. В команде у тебя замена. Сахар… то есть, Шугай останется здесь. Он уже стар для всего этого, а ещё хорохорится, вот и схлопотал пулю. Ты погубишь его по глупости, будет обидно. А с тобой пойдёт мой подштурманец, Ерёма Питух. Славный малый, давно мечтает о Карибах. Умеет определяться по солнцу и звёздам, с ним не собьёшься. Теперь держи полезный совет. Ты ведь разумеешь по-аглицки, я вижу…
— Немецкий и французский у меня лучше.
— Даже не думай об этом. Нынче в южных морях вся сила у англичан. Ну-ка, парень, tell me your story.
Пётр, запинаясь, начал рассказывать, кто он, откуда, и почто собрался в пираты.
— Сойдёт, — перебил одноногий. — Выговор ирландский — будто полный рот горячей картошки набил. Значит, выдавай себя за ирландца. Это не трудно, они похожи на русских, такая же пьянь мечтательная.
— Но почему я не могу быть русским? — хмуро спросил Пётр.
— Потому что русских не бывает, — веско сказал одноногий. — Это они для самих себя есть. А больше их нигде нет. И никому они не нужны на хрен. С тех пор, как государь наш Иван Грозный обозвал английскую королеву пошлой бабой, на русских окончательно наплевали и забыли.
Пётр недоверчиво смотрел на одноногого. Осмыслить его речи было непросто.
— Парень, я знаю, что говорю. Недаром обошёл все Карибы и вернулся живой да при золотишке. Я был у Флинта квотермастером.
Тизенгаузен опустил глаза. Ему нечем было крыть.
— Имя оставь своё, Питер — терпимо для ирландца, — наставлял одноногий. — Прозвище выдумай покороче, чтобы запоминалось. Только не слишком кровавое. Иначе могут предложить ответить за него… А будешь ты у нас…
Одноногий задумчиво оглянулся на Шугая.
— Ирландский лекарь, — решил он. — Ты и правда неплохо заштопал старика.
— Я капитан, — глухо напомнил Тизенгаузен. — Моряк.
— Моряк с печки бряк! — сказал одноногий как отрезал. — И капитан дырявый кафтан. Вот ты кто на сегодняшний день.
Пётр тоскливо огляделся. Команда барки издали скалила золотые зубы. Дед Шугай прихлёбывал из бутылки и кивал — соглашайся, мол, дело тебе говорят. Тизенгаузен через силу расправил плечи и приосанился.
— Ладно, — сказал он. — Спасибо за науку, капитан Серебров. Ну, где этот ваш подштурманец?..
Еремей Питух оказался юн, румян, застенчив и красив, как девчонка.
— Что за прозвище такое — Питух? — спросил Тизенгаузен подозрительно.
— Дедушка был старостой, всю деревню пропил, — объяснил юноша, стыдливо краснея. — С тех пор мы и Питухи.
— А, ну это ладно, это бывает, — сказал Пётр с облегчением. — Собирай вещички да ступай на борт. Назначаю тебя штурманом.
— У меня карта есть, — шёпотом похвастался штурман.
— Бубновый валет? — съязвил Тизенгаузен.
Подошёл дед Шугай, обнялись на прощанье.
— Ну, ты даёшь, старый! — от души восхитился Пётр. — У самого Флинта служил, надо же!
Дед Шугай метко заметил, что многие по молодости делают глупости. Но он ни о чём не жалеет и уверен — у молодого барина всё будет хорошо.
Одноногий поджидал у верёвочной лестницы.
— Прощайте, капитан Серебров, — сказал Пётр.
— Не спеши, парень. Я дам тебе ещё урок напоследок. Ну-ка, скомандуй, чтобы твои обормоты перегружали всё награбленное ко мне.
— По какому праву?! — взвился Пётр, хватаясь за шпагу.
— По праву сильного, — одноногий едва заметно улыбнулся. — Если ты пират, то должен это понимать, не правда ли?
Тизенгаузен сокрушённо вздохнул.
Он ещё не совсем понял, но, кажется, начинал понимать.
*****
Осторожно двигаясь в густом тумане, флагман эскадры Де Рютера вдруг с отчётливым хрустом подмял под себя что-то небольшое и деревянное.
Это оказалось утлое судёнышко, на котором все то ли спали, то ли были мертвецки пьяны. Судно буквально развалилось, но команду удалось выловить и поднять на борт флагмана. Спасённые опасливо сгрудились на баке. Впереди плечом к плечу стояли капитан Пётр Тизенгаузен, старпом Волобуев, канонир Оглоедов и юный штурман Еремей Питух.
— Как ваше имя, сударь?! — спросил вахтенный офицер, намётанным глазом опознав в Тизенгаузене старшего.
— Питер… — начал Тизенгаузен. И тут громадный Волобуев случайно наступил ему на ногу.
— Блядь! — от души сказал капитан.
