Дома его с роскошным ужином ждала Юленька. Заливное мясо. Огненное харчо. Королевские креветки с чешским пивом.
– Коленька, – радостно обхватывала Баранцова своими детскими лапками Юленька, – ты словно помолодел, похудел.
– Работы много.
В эту ночь он не видел вообще ни одного сна. А утром, вместо физзарядки, бодрый, жизнеутверждающий секс с Юленькой. Потом завтрак. И, с насвистыванием веселых мелодий, поездка на улицу Королева.
Мультяшки у него с каждым днем выходили всё более приземленными, но исполненными фантастического оптимизма с сексуальным оттенком.
– Николай Петрович, – с изумлением глядел на него шеф, Андрей Мормонов, – сколько вам лет?
– В следующем месяце 45.
– Баба ягодка опять… Извините. Задумался. Я просто не могу не позавидовать вашему физическому и душевному здоровью. Наверное, делаете зарядку, крутите на турнике «солнце»?
– Ну, что вы… Просто ураганный секс с молодой девицей.
– Самому что ли попробовать? – горестно вздохнул Андрей Мормонов. – Вы выглядите гусаром, а я от своего отражения в зеркале шарахаюсь.
– Конечно, заведите девчонку.
– Может, есть телефончик?
– Спрошу у подруги. Пусть подыщет свою ровесницу.
4.
Всё в жизни было вроде «на ять». Упоительный секс, отличное питание, радужные перспективы. Но сны он перестал видеть начисто. И это слегка настораживало.
А тут еще на Костромском фестивале Коле впервые не дали никакого приза.
На банкете к нему с бокалом виски подошел шеф Андрей Мормонов.
– Вижу, ты расстроен?
– Все нормально.
– На тебе просто лица нет! – погрозил ему пальцем Андрей. – И зря! Всему свое время. Когда-то ты умел талантливо рисовать. Теперь гениально живешь.
– Я плохо рисую?
– Как все… То есть, как многие. Но не расстраивайся. На старом капитале выедешь. Ты вон сколько до этого наваял. А фестиваль? Какая-то Кострома… Тьфу! Ярмарка тщеславия. – Шеф хмельно качнулся, зашептал в самое ухо: – Спасибо тебе за девку, Катеньку. Девочка-огонь. Я за последние десять лет впервые почувствовал себя мужиком.
Андрей Мормонов кого-то узрел в толпе, ринулся, расталкивая творцов. Николай же Баранцов набухал себе целый бокал вискаря, выпил единым махом.
Именно на этом вечере решил изменить свою жизнь. Выгнать Юленьку, начать видеть райские сны и рисовать парящих животных.
Юленька была изгнана, но райские сны не вернулись.
С отчаяния Коля даже запил и ввязался на улице в чудовищную драку.
И небеса увидели его страдания, пошли навстречу.
Однажды в пьяном виде Николай свалился в автомобиле с Крымского моста. Очнулся в реанимации.
От снов золотых!
Вот он пацаненком ловит на причале бычков. Молодые, смеющиеся родители возвращаются с дачи, у них полные авоськи винограда. А вот он у моря легко отталкивается от земли и ныряет в искрящуюся голубизну неба.
Он летит, летит!..
Выйдя из реанимации, сразу кинулся рисовать.
Зверушки парили лучше прежнего!
На радостях Коля позвонил Юленьке, кинулся в ноги, моля пощады. И был прощен. Девушка смеялась и плакала в трубку. Приехала тут же. В руках цветы и торт. Под мини-юбкой загорелые, стройные ножки. Это ли не везение!
Если ради этого стоит иногда попадать в реанимацию, он согласен.
– А мужик-то хороший… Это, конечно, не компромат. Так сказать, фантазия на тему. Ну, да ничего. У нас и так материала достаточно. Финальный удар, да?
– Сорок девять сделал. Нужен полсотый.
– Н-да… Шарахни на прощанье по продюсерам. Обезглавь кобру!
Компромат № 50
Шоу вурдалаков
1.
Телемагнат Олег Олегович Борматуха жил в своем подмосковном замке на речке Пехорка, как бирюк, одиноко.
Лет пять назад, когда у него только появились большие деньги, Борматуха отчаянно полюбил людей, и они шли к нему косяком. Когда же понял, что только денег им и нужно, разочаровался.
По вечерам Олег Олегович листал глянцевые журналы, краем глаза отслеживая телевизионные шоу на своих каналах, намечая, каких ведущих надо уволить, а каким, напротив, предложить новые проекты.
День походил на день, а каждую ночь, то в одном, то в другом месте замка магната раздавался подозрительный скрип.
Скрежетало ржавое железо.
Борматуха не терпел охраны, поэтому лично, он был неробкого десятка, обходил свои владения, но, увы, совершенно никого не обнаруживал.
В один из зимних вечеров скрип стал нарастать с угрожающей силой, дверь в спальню Олега Борматухи распахнулась, и в ней предстал полупрозрачный, с синеватым оттенком старик с длинной бородой. На ногах его истошно бряцали массивные и, точно, ржавые кандалы.
– Пить! Пить! – облизывая иссохшие губы, попросил старик.
«Приведение! – молнией мелькнуло в мозгах телемагната. – Ну, что ж. Это даже интересно».
Борматуха кинулся к хрустальному графину, твердой рукой налил полный стакан ключевой воды, но, когда поднес живительную влагу старику, тот отвел ее.
– Крови! Человеческой! Грамм двести! Не боле! – падающим голосом вымолвил он.
Борматуха ловко нажал на кнопки крохотного сотового, приказал наружной охране срочно смотаться в Склиф, и уже через час старик с жадностью опорожнял граненый стакан крови.
Потом он оттер губы, благодарно улыбнулся, на щеках его заиграл девичий румянец:
– Теперь хватит лет на сто.
– Может быть, еще стаканчик? – гостеприимно предложил Борматуха.
– Ни-ни! – сурово сказал старик. – Я свою норму знаю.
– Присаживайтесь, – Борматуха указал на турецкую оттоманку.
Старик, брякнув кандалами, сел.
– Снять железяки? – спросил Борматуха.
– Нельзя! Дано свыше! – отреагировал старик, приглаживая свою лохматую бороду.
2.
– Так кто ж вы? – Борматуха с искренним любопытством рассматривал старика. – Приведение? Вампир?
– Приведение-вампир.
– За какие, простите, грехи?
– Триста лет назад, еще при Петре Великом, был газетным магнатом. Создавал ложные имиджи. Дурманил ложью простых россиян. Призывал стричь купцам бороды.
– Только?
– Я и к вам направлен для устрашения.
– Как глупо! – Борматуха развел могучие длани. – Стану я бояться обыкновенного вурдалака?! Я знаете с какими людьми работаю? Палец протянешь, руку отгрызут. И ничего!
Олег Борматуха откинулся в кресле, закурил «Гавану», выпустил к янтарной люстре огромный клуб белоснежного дыма:
– Знаете, батенька, а у меня к вам деловое предложение.
– Это вы мне?
– Вам, вам! Не откажитесь ли поучаствовать в моем шоу об инфернальных явлениях.
– В качестве?
– Ну, я не знаю… Эксперта, почетного гостя…
– Я бы предпочел быть экспертом. Всё-таки возраст, опыт.
– Отличненько! Гонорар – по высшему разряду. Это вам обещаю.
– Да мне всего-то нужно стаканчик крови. Раз в сто лет.
– Заметано. Давайте, сейчас же подпишем договор.
3.
С этого дня дела Олега Борматухи пошли круто вверх.
Шоу «Глаз на затылке» о потусторонних явлениях с живым, всамоделишним вурдалаком било все рекорды смотрибельности.
Индекс упоминаемости этой программы в средствах массовой информации держался на самой верхней строчке вот уже месяцев пять.
Рекламодатели бились насмерть, чтобы пристроить раскрутку памперсов и прокладок именно в «Глаз на затылке».
Денег у Олега Борматухи стало так много, что он уже задумался о покупке одной небольшой кинокомпании Голливуда.
Старику же, вурдалаку, работа явно нравилась.
Его суховатые и точные рассказы о загробной жизни западали в душу и школьникам, и пенсионерам.
Почти на все вопросы старик давал взвешенные и исключительно честные ответы.
Людям это нравится.
Нравилось это и Олегу Борматухе.
Он полюбил старика, все хотел его перевести на ударное питание, но дедушка упорно отбрыкивался. Олег Олегович вместе с симпатией почувствовал к своему протеже еще и громадное уважение.
Бескорыстных тружеников – их так мало!
4.
Все хорошо, но однажды… старик исчез.
Нужно было срочно ехать на съемку, а вурдалака будто корова слизнула.
Олег Олегович обшарил весь замок, но нашел лишь на столике записку с коряво выведенным: «Олежка, прощай».
Передача явно срывалась, пришлось для рекламодателей сослаться на гриппозную простуду вурдалака-эксперта.
Рекламодатели и публика были весьма недовольны.
Дальше – больше.
Через неделю-другую рейтинг шоу «Глаз на затылке» резко покатился вниз, а индекс упоминаемости уже просто валялся под ногами.
Еще немного и могло бы случиться непоправимое, сорвалась бы покупка небольшой кинокомпании Голливуда.
И тогда Олег Олегович принял мужественное и единственно верное решение – он сам станет вурдалаком-экспертом.
Кровушку, конечно, он не стал пить, ни-ни, но наклеил себе длинную лохматую бороду, согнулся крючком, губы же слегка испачкал куриной кровью.
