Днепропетровцы бросились к прямому проводу. Позвонили в Киев, откуда должны были выехать красинцы.
– Когда выедут красинцы?
На этот вопрос начальник станции Киев осторожно ответил:
– Кто такие красинцы и что мне предложено будет сделать, если они появятся?
Позвонили на промежуточную станцию Знаменку.
Знаменский начальник оказался не менее сообразительным малюткой. Он ответил:
– Не могу знать, кто такой Чухновский, а если вы интересуетесь Красиным, то таковой, как мне доподлинно известно, уже скончался.
Под веселыми сводами
Увлекательнейшее чтение представляют собой «Своды тарифов», выпущенные НКПСом. Даже самому разочарованному в жизни гражданину эта книга подарит, как пишут в рекламах, несколько минут веселого, оздоровляющего смеха.
В своде 1928 года значится тариф на перевозку кандалов. Просто и деловито – по столько‐то копеек с тонно-километра кандалов.
Какой сюрприз для руководителей ВСНХ! Они ведь и не знают, что наши железные дороги предлагают свои услуги по перевозке кандалов за минимальную цену. Придется, как видно, приступить к постройке кандальных заводов. Не гнить же та‐ рифу без дела!
Свод за 1929 год тонко отделяет лук от цибули. Лук можно перевозить по 12,5 тонны в вагоне, а цибулю – только по 10 тонн. Между тем разница между луком и цибулей такая же, как разница между дамской уборной и «жiночiм туалетом» или «по‐ штовой скринкой» и почтовым ящиком.
Дальнейшая прогулка под веселыми сводами НКПС сулит новые радости.
Крупное удовольствие обещает, например, тариф по пе‐ ревозке бриллиантов повагонно, в навалку. Одной из лучших страниц можно считать также и ту, на которой помещен тариф по перевозке икон.
Вообще вся книга пропитана бодрым юмором, и ее смело можно выпустить в продажу под иным, более соответствующим названием, а именно:
– Вагон смеха! 1000 новых анекдотов и острот, или Что де‐ лает тарифовед, когда РКИ дома нет. Вместо рубля – пять ко‐ пеек!
Такова любовь
«Любовь, что такое любовь?.. Она заставляет короля подметать своей бородой придорожную пыль…» – писал когда‐то Гамсун. Однако короли теперь не в моде, поэтому мы предлагаем заме‐ нить их нарсудьями. В новой редакции это будет звучать так:
«Любовь, что такое любовь?.. Она заставляет даже нар‐ судью рассыпаться “божественным глаголом” перед дочерью торговца…»:
Я коммунист, а ты – лишенка.
Какая разница, скажи, —
Скажи, красавица-девчонка,
И путь мне к счастью укажи.
Таковы результаты вдохновения нарсудьи Шуйского района Вологодской губернии Жукова.
Если качество стихов определяется их искренностью, содержательностью и экономностью формы – то нужно признать, что приведенные стихи гениальны.
Они вполне могут заменить практикующиеся у нас во время чистки длиннейшие автобиографии. Они могут быть даже вписаны красными чернилами в послужной список народного судьи-поэта.
Что такое «современная литература»
Казалось бы, понятие «современность» подвижно и текуче, как сама жизнь. Но не так полагает Наркомпрос в лице Главпрофобра, ежегодно издающего «Программу испытаний для поступающих в ВУЗы РСФСР».
Поступающие должны, например, прочесть следующие пять прозаических произведений:
Серафимович – «Железный поток», Сейфуллина – «Правонарушители», Либединский – «Неделя», В. Иванов – «Бронепоезд», Гладков – «Цемент».
Вот пять корифеев! Напрасны усилия всех прочих попутчиков и пролетписателей – Шолоховых, Фадеевых и Фединых. В бесплодных словесных турнирах пусть ломают бумажные копья налитпостовцы с лефовцами – пути советской литературы точно проверены, оценка произведена, и на ближайшую пятилетку пересмотра не предвидится.
Упомянутые же пять прозаиков могут не беспокоиться. Они твердо включены в штат «современных классиков».
Клеопатра в Армавире
К чему изучать историю и географию, когда паноптикум в Армавире дает несравненно более полные и верные сведения о народах и знаменитых людях.
Армавирский паноптикум помещается в цирке. Три десятка восковых бюстов и фигур расположены вокруг арены.
Не обошлось и без традиционной Клеопатры с цветком от кулича в золотистых волосах.
Фигуры снабжены весьма поучительными надписями: «Индейцы так добры, что дети из любви к отцу убивают его, чтобы не дать ему умереть от голода и холода».
Что скажут наши дети о такой любви?
Историки из паноптикума сообщают, что в Америке имеются «американские баронеты, как, например, Монтефиори, боровшийся против еврейских погромов в царской России».
Есть еще Ян Гус.
«Ян Гус был голландским художником, сожженным в 1838 году за пропаганду против религии».
Ой ли!
Был ли Гус голландским художником? Был ли он сожжен в 1838 году?
Кто из армавирских деятелей разрешил паноптикуму это унылое, вредное вранье?
Курские соловьи
В Курске вышел сборник стихов некоего Еськова «Сквозь бури и туманы». На обложке – портрет. В книжке два предисловия.
Первое – курского союза крестьянских писателей:
Лицо автора, встающее на фоне его творчества, имеет привлекательный вид…
Второе – какого‐то Стрельского:
Скромный биограф с нескрываемой радостью ставит свое имя под именем любимого поэта…
А вот и поэзы «любимого поэта» (цитируем по воронежской «Неделе»):
В темной и дикой каюте (?) глумленья
Гордо один выношу я и смело,
Цепи не сдержут порывов решенья…
Все! Не утрачу души я к великому делу!
И еще:
Железной жизнью
Весь я в кровь избит,
Но пусть!
Я не скажу про то другому
И не смирюсь под бременем борьбы.
Еськов, смиритесь! Смиритесь под бременем борьбы с рифмой, формой и грамотностью.
Кланяйтесь также «скромному биографу»!
Шагая за плугом
В издательстве ЗИФ вышла книжка Кибальчича – «Поросль». Она посвящена новой деревне. Кибальчич описывает психологические переживания сознательного советского пахаря:
…Гребенкин, шагая за плугом, чувствовал, как черноземные перезвоны бурлят в его душе. По черноземным полям, по лугам и равнинам, по высоким холмам и сопкам звенят перезвоны. Выше и выше заливают душу Григория черноземные перезвоны. Хотелось плакать, рыдать.
Волнующая, правдивая сцена явно не доработана. Автор скуп на бытовые подробности. Идеологическая линия страдает отсутствием достаточной четкости.
Почему, спросим мы, за кооперативным кушаком налегающего на плуг Гребенкина не торчит политграмота Бердникова и Светлова? Где серп и молот?
Почему вместо неопределенных перезвонов в душе середняка за пригорком не звучит Интернационал? Где кумачовое знамя, бодро реющее на ветру?
Умученный вышеназванными перезвонами, Гребенкин умирает. Испуская последний вздох, он говорит окружающим его мужикам:
Следите за развитием животноводства!.. Развивайте площадь посевов!.. Сейте чистосортные культуры!..
И умер…
Как говорится, его счастье. Предусмотрительно скончался, не дожидаясь, пока в ЗИФе выйдет эта книжка. Покойники не обязаны читать! Везет людям!
Вредная чепуха
В книгу Глеба Алексеева «Свет трех окон» вошли 8 рассказов. Все они одинаково плохи и написаны одним и тем же «черноземным» языком:
– Ты послухай‐ка сюды…
– Карасину ни икономно жгешь!
– Не оммани!
– Аюшки!
Во всех рассказах описывается современная деревня, которая отличается от старой только тем, что автор описывает все деревенские зверства по новой орфографии.
В каждом рассказе мужик, конечно, зверь и, конечно, бьет жену.
Он долбанул кулаком по крепкому ее заду.
Евстигней, подмяв под себя жену, сел верхом на ее плечи, не спеша засучил рукава, поглядел поверх крыши, вздохнул с сокрушением – и уж тогда нанес первый удар в лицо, норовя своротить скулу.
И только рассказ «Жертва» автор насытил густой идеологией Комсомола.
Тося, заметив, что деревенские парни целуют девок и поют похабные частушки, – начала агитировать ребятам, что они являются пережитком отсталого царизма.
Ребята соглашаются с Тосей и совместно с ней организуют «красные посиделки». На этих посиделках Тося зачитывает книжечку, в которой говорится:
Наша точка зрения на любовь может быть лишь революционно-классовой. Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной пытливости, лишает его производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, понижает его боевые качества, – то такое половое проявление долой!
Тут парни говорят, что, конечно, с такими взглядами жить легче, и очень жалеют, что не знали этого взгляда раньше из‐за царского произвола.
Кончается весь этот бред тем, что Тося забеременела от самого активного парня – Бронзового. И когда у нее родился от него ребенок, то он упрекает ее в мещанстве:
