Продавщица высмотрела в толпе знакомую и подала голос.
— Мод! Иди-ка сюда! Скорей! Глядь, чего делается!
Мод, а за ней еще человек десять из лондонских миллионов пополнили аудиторию. То были именно те, кто собирается в кружок и молчаливо смотрит, как водитель чинит спущенную шину. Нетерпения в них нет. Они не жаждут динамики. Любая яма — пожалуй, самое безжизненное из зрелищ — способна завладеть их вниманием на долгие часы. Немигающим взором глядели они на Джорджа в машине, не зная, что будет и когда, но твердо решившись стоять до упора. Пройдут годы, пройдет вечность, но они обязаны быть на месте, когда начнутся происшествия.
Обмен мнениями становился все слышнее.
— Чего там? Авария?
— Не! В карман залезли.
— Дерутся!
— Да он таксисту не заплатил!
Некий скептик сделал совсем уж циничное предложение.
— Это они нарочно, для кино.
Идея мгновенно приобрела популярность.
— Слыхал? Киношка!
— Ах ты, елки-палки!
— Там в машине этот, снимает.
— Чего только не придумают!
Красноносый зритель с пристегнутым к животу подносом, на котором лежали запонки, породил новую школу мысли.
— Ну, прямо! — авторитетно сказал он. — Этот, жирный, принял одну-другую за углом, в голову и ударило.
Шофер, который до сей поры нарочито игнорировал брожения в нижних слоях, вдруг проявил неподдельный интерес.
— Что там, а? — спросил он, повернувшись к Джорджевой голове.
— Сам не пойму, — сказал Джордж, указывая на разносчика запонок. — У этого джентльмена с портативной барахолкой на брюхе, по-моему, самая сильная гипотеза.
Толстый юноша, чье необычное поведение привлекло лестное внимание толпы, явно беспокоился и громко сопел; теперь же, отдышавшись для новой атаки, снова обратился к Джорджу.
— Черт вас побери! Дадите вы мне заглянуть в машину?
— Оставьте меня, — сказал Джордж. — Я хотел бы побыть один.
— Там у вас дама! Я видел, как она села, и все время следил: она не выходила. Значит, сидит там.
Джордж кивнул, одобряя его логику.
— Ваше рассуждение безупречно. Но что с того? Вы — чрезвычайно разумны, но как насчет дела? Что вы сделаете?
— А ну, не мешайте!
— Что вы, что вы!
— Я все равно залезу!
— А я вам дам в ухо.
Толстый отступил на шаг.
— Нельзя же так, — сказал он.
— Да, да, конечно, — признал Джордж, — но я — дам. В этом мире, мой дорогой, надо быть готовым к любой неожиданности. Мы должны отличать невероятное от невозможного. Маловероятно, чтобы сравнительно незнакомый человек высунулся из такси и влепил вам в ухо, но вы, кажется, исходите из того, что это невозможно. Что ж, пеняйте на себя.
— Да это!…
— Я всегда говорю юноше, вступающему в жизнь: «Не путайте невероятное с невозможным!» Возьмите, к примеру, нынешний случай. Если бы вы понимали, что в один прекрасный день кто-то может дать вам в ухо, вы изобрели бы десятки изощренных способов защиты. А так — вы застигнуты врасплох. Вы не готовы, мой дорогой. И по клубам ползет шепоток: «Ах ты, бедняга! Не справился с ситуацией».
Человек-барахолка поставил новый диагноз.
— Чокнулся, — решил он. — Этот вон — наклюкался как зюзя, а у того, в тачке, крыша поехала. Вот он и стоит, а то б сидел. И не сядет, пока ему газ не включат. Потому что псих.
Джордж улыбнулся мудрецу.
— Ваши рассуждения замечательны, но…
Он не кончил фразы, но не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что толстяк рванулся к машине и вцепился в ручку двери. Тут Джордж снова проявил ту стремительность, ту решимость, которые отличали его поступки с самого начала.
Ситуация была из тех, в которых нужен самый изощренный ум. Оставить противника наедине с ручкой или даже бороться с ним за обладание ею было опасно, дверь могла открыться. Дать в ухо, согласно обещанию, Джорджу не очень хотелось. Как угроза — это неплохо, все же сдерживающий фактор, но практически — нет, не стоит. Суды томятся, застенки плачут по тем, кто дает своим ближним в ухо. Нет и нет. Тут нужно что-то стремительное, что-то решительное и немедленное, но — другое.
Джордж с размахом выбросил вперед руку и сбил шелковый цилиндр.
Результат превзошел ожидания. У каждого из нас есть своя ахиллесова пята, и у толстого юноши, как это ни странно, ею оказалась шляпа. Превосходно изготовленная единственным шляпником в Лондоне, который умеет сделать шелковый цилиндр так, что тот действительно шелковый, только что заново отутюженная в единственном заведении, где гладят, ласково гладят, а не зверски утюжат, она была его гордостью и радостью. Потеряв ее, он словно бы потерял штаны. Со страстным воплем дикаря, утратившего детенышей, неистовый Роланд отпустил ручку. В тот же миг машины двинулись.
Джордж еще успел увидеть групповую сцену с толстым юношей в центре. Шляпа отскочила на газон, откуда ее достал посыльный. Толстый юноша склонился над нею и поглаживал ее трепетными пальцами. Джорджу показалось, что он шепчет нежные слова. Затем, поместив ее на голову, он выскочил на проезжую часть, и Джордж его больше не видел. Аудитория стояла неподвижно и так и стояла бы там, пока полицейский не сдвинет ее с места.
Дружелюбно махнув рукой на случай, если кто-нибудь еще смотрит в его сторону, Джордж опустился на сиденье.
Девушка поднялась с пола, если она была там, и сидела спокойно в дальнем углу машины.
— Ну, вот и все, — сказал Джордж.
— Спасибо вам большое, — сказала девушка.
— Рад служить, — сказал Джордж.
Теперь ему представилась возможность неторопливо рассмотреть бедствующую деву. Мелкие детали, которые поначалу скрывало расстояние, предстали его взору. В частности, он обнаружил, что глаза у нее не карие, вернее — карие, но только в общем. Они были спрыснуты искорками золота, в совершенстве гармонировавшими с золотыми блестками, которые солнце, отлучившееся было в гости и снова милостиво сияющее миру, высветило в ее волосах. Подбородок был четко, резко очерчен, но его решительность смягчалась ямочкой и приятной, добродушной улыбкой; смягчал впечатление и нос, который намеревался быть горделивым и аристократичным, но, расстроив собственные планы, чуть-чуть вздергивался кверху. Это девушка, которая пойдет на риск, но пойдет с улыбкой, а если проиграет — только рассмеется.
Как физиономист Джордж был дилетантом, но то, что уж очень явно, читать умел; и вот теперь, чем дольше смотрел он на лицо этой девушки, тем меньше понимал недавнюю сцену. При всем ее добром нраве было в ней нечто такое — то ли аура, то ли манера — словом, нечто, говорившее о том, что с нею не повольничаешь. Золотисто-карие глаза дружески улыбались ему, но он легко мог себе представить, как они застывают в гневе и надменности, чтобы одним взглядом отвадить всяких людей в шелковом цилиндре. Почему же заплывший жиром индивид так расстроил ее, что она искала убежища в первом попавшемся такси? Сейчас она совершенно владеет собой, это очевидно, но когда она вскочила в машину, нервы у нее явно сдали. Тайна превосходила разумение.
Девушка пристально глядела на Джорджа, и Джордж пристально глядел на нее; так продолжалось секунд десять. По-видимому, она осматривала его, взвешивала и оценивала. Инспекция дала неплохие результаты. Она улыбалась, потом засмеялась чистым серебряным смехом, превосходившим самый лучший из его шлягеров.
— Наверное, вы гадаете, в чем дело? — сказала она и не ошиблась.
— Нет-нет, — отвечал он. — Ни в коем случае. Это меня не касается.
— А вы слишком хорошо воспитаны, чтобы расспрашивать о чужих делах?
— Разумеется. Что все это значит?
— Боюсь, я не могу открыть вам тайну.
— Что же я скажу шоферу?
— Не знаю. Что вообще им говорят?
— Понимаете, он очень обидится, если я не объясню. Он только что склонился с пьедестала, чтобы получить информацию. Нельзя пренебречь таким снисхождением.
— Дайте ему побольше на чай.
Джордж вспомнил, почему он вообще оказался в такси.
— Да, кстати, — сказал он, — куда нам ехать?
— О, я не хочу перехватывать ваше такси! Куда вы едете?
— К себе в отель. Я оставил там все деньги, и мне придется заехать туда.
Девушка вздрогнула.
— В чем дело? — спросил Джордж.
— Я потеряла кошелек.
— О Боже! Много денег?
— Не очень. Но на билет хватало.
— Бесполезно спрашивать, куда?
— Боюсь, что бесполезно.
— Я и не собирался.
— Ну, естественно! Это мне в вас и нравится. Вы нелюбопытны.
Джордж задумался.
— Остается одно. Подождите в машине возле отеля, пока я сбегаю за деньгами. Тогда, если позволите, я ссужу вас необходимой суммой.
— Спасибо, спасибо! Одиннадцать шиллингов вас не обременят?
— Нисколько. Я как раз получил наследство.
— Конечно, если это много, я могу поехать третьим классом. Всего пять шиллингов. А первым — десять с половиной. Видите ли, место, куда мне надо попасть, — в двух часах от Лондона.
