- Медяк достаточно респектабелен.
- Вы правы, сэр, но вам же известно: он человек с прошлым.
- Так, мелкие грешки.
- Однако узнай о них избиратели - и он лишится их поддержки.
- Но ведь узнать им неоткуда. Правда, он есть в клубной книге...
- Одиннадцать страниц, сэр.
- Но вы уверяете, что ее содержание никогда не будет разглашено.
- Никогда, сэр. На этот счет мистер Уиншип может быть совершенно спокоен.
От слов Дживса я вздохнул свободнее.
- Дживс, - сказал я, - от ваших слов я вздохнул свободнее. Вы же знаете, я всегда тревожусь из-за клубной книги. Ее ведь хранят под замком?
- В общем, нет, сэр, но она надежно пристроена в кабинете секретаря.
- Тогда не о чем беспокоиться.
- Я бы так не сказал, сэр. У мистера Уиншнпа, наверно, были товарищи по проделкам, и они могут по неосторожности поделиться с кем-нибудь воспоминаниями, которые попадут в светскую хронику крупных газет и оттуда в газеты Маркет-Снолсбери. По-моему, их всего две, и одна из них непримиримый противник консерваторов, которых представляет мистер Уиншип. Такое может произойти, и последствия будут катастрофическими. В данный момент я не имею возможности узнать, кто именно соперник мистера Уиншипа. но я уверен, что он - образец респектабельности и что его прошлое можно без ущерба для него подвергнуть самому дотошному расследованию.
- Что за мрачность, Дживс? Почему вы не рвете розы? Поэт Геррик осудил бы вас.
- Простите, сэр. Я не знал, что вы принимаете судьбу мистера Уиншипа так близко к сердцу, иначе я был бы более осторожен в высказываниях. Для него очень важно победить на выборах?
- Жизненно необходимо. Флоренс укажет ему на дверь, если он проиграет.
- Вы шутите, сэр?
- Он сам так говорит, и думаю, он прав. Его доводы весьма убедительны. Он говорит, она очень требовательна к людям и не прощает поражений. Доподлинно известно, что она дала отставку Перси Горринджу из-за того, что пьеса, которую он написал по ее роману, выдержала только три представления.
- В самом деле, сэр?
- Проверенный факт.
- В таком случае будем надеяться, что мои опасения не оправдаются, сэр.
В то время, когда мы тешили себя надеждой на то, что его опасения не оправдаются, на мой стакан с виски упала тень, и я увидел, что около нас стоит еще один член клуба - человечек из разряда "спасайся кто может", с брюшком, одетый скорее по-загородному, чем по-городскому, в галстуке, говорящем о его принадлежности к Сторожевой бригаде, хотя вряд ли это могло быть так. В отношении его манер мне в тот момент не пришло на ум более точного эпитета, чем "фамильярные", но, заглянув потом в словарь синонимов из библиотеки Дживса, я обнаружил, что они были "панибратскими, развязными, нахальными, несдержанными, непочтительными, хамскими, бесцеремонными и назойливыми". Если я скажу вам, что первым делом он ткнул Дживса под ребра корявым указательным пальцем, вы поймете, что я имею в виду.
- Привет, Реджи. - сказал он, и я замер в кресле, потрясенный открытием, что Дживса зовут Реджинальдом. Мне раньше и в голову не приходило, что у Дживса есть имя. Хорошо еще, что не Берти, а то какая возникла бы путаница.
- Добрый день, - ответил Дживс, и мне стало ясно, что этот господин не входит в круг его ближайших друзей. В голосе Дживса сквозила холодность, которой мог пренебречь разве что такой несдержанный и непочтительный человек, как его знакомец.
Тип "спасайся кто может", казалось, не заметил, что ему не рады. Он продолжал вести себя так, как будто встретил старинного приятеля.
- Как делишки, Реджи?
- Спасибо, пребываю в добром здравии.
- Ты что, похудел? Тебе нужно жить в деревне, как я, и питаться настоящим деревенским маслом. А вам, голубок, - обратился он ко мне, - нужно быть поосторожней с танцами на проезжей части. Я ехал в том такси и подумал, что вам крышка. Вы Вустер?
- Да, - изумленно ответил я. Я и не знал, что стал знаменитостью.
- Я так и думал. У меня хорошая память на лица. Ладно, заболтался я с вами. Мне нужно зайти к секретарю по одному делу. Рад был увидеться, Реджи.
- До свидания.
- Вустер, старина, рад был увидеться.
Я попрощался с ним, и он нас покинул. Я обратился к Дживсу: ошеломляющая догадка, о которой я говорил раньше, неслась на всех парусах.
- Кто это был?
Он ответил не сразу: очевидно, он был так шокирован, что не мог вести беседу. Только после глотка ликера к нему вернулось самообладание. Когда он все-таки заговорил, по его тону было понятно, что он вообще предпочел бы не высказываться на эту тему.
- Тот человек, о котором вы упомянули за завтраком, сэр. Бингли. - он произнес это имя так, как будто оно оскверняло его рот.
Я обомлел. Меня бы мог сейчас сразить наповал даже удар зубочисткой.
- Бингли? Нипочем бы его не узнал. Он совершенно изменился. Когда-то он был худой и очень мрачный, просто туча тучей. Казалось, он вечно погружен в мысли о грядущей революции, которая предоставит ему свободу гнаться за мной по Парк-лейн с обагренным кровью ножом.
Ликер, казалось, возвратил Дживсу душевное равновесие. Теперь в его голосе слышалось привычное спокойствие.
- Думаю, в то время, когда он работал у вас, он придерживался крайне левых взглядов. Они поправели, когда он стал собственником.
- Собственником?
- Его дядя, владелец лавки, умер и оставил ему в наследство дом и круглую сумму.
- Думаю, перемена взглядов под влиянием полученного наследства - частое явление среди таких людей, как Бингли.
- Очень распространенное. Они начинают смотреть на грядущую революцию с другой точки зрения.
- Понимаю вашу мысль. Они не хотят, чтобы за ними гнались по Парк-лейн с обагренными кровью ножами. Он все еще камердинер?
- Он удалился на покой. Ныне он праздный обыватель Маркет-Снодсбери.
- Маркет-Снодсбери? Забавно.
- Простите, сэр?
- Я хотел сказать, странно, что он живет именно в Маркет-Снодсбери.
- Многие люди живут в Маркет-Снодсбери, сэр.
- Но ведь мы сейчас как раз туда едем. Интересное совпадение. Там, судя по всему, находится дом его дяди.
- Надо полагать.
- Возможно, мы увидимся с ним.
- Надеюсь, что нет, сэр. Я о нем плохого мнения. Бесчестный человек. На него нельзя положиться.
- Почему вы так решили?
- Интуиция.
Но это уже не моя забота. Занятому человеку вроде меня некогда разбираться, можно положиться на Бингли или нет. Если нашим дорогам суждено пересечься, я хотел бы только, чтобы он оставался трезвым и держался подальше от холодного оружия. Живи сам и давай жить другим - вот девиз Вустеров. Я допил виски с содовой и встал.
- Вот что я думаю, - сказал я. - Если он такой ярый консерватор, нам будет легко убедить его голосовать за Медяка. А сейчас нам пора. Медяк повезет нас на своей машине, и я не знаю, когда он за нами заедет. Спасибо за королевский прием. Дживс. Вы вдохнули новую жизнь в мою изможденную оболочку.
- Не стоит благодарности, сэр.
Медяк заехал за мной, как и обещал, и, выходя к машине, я увидел, что ему удалось сговориться с Магнолией: на заднем сиденье сидела девушка, и когда он сказал: "Знакомьтесь: мистер Вустер, мисс Гленденнон", - все для меня окончательно прояснилось.
Хорошая девушка, подумал я, и собой хороша. Но все-таки не настолько, чтобы отнести на ее счет прибаутку Дживса: "Так вот краса, что в путь суда подвигла"[К. Марло, "Трагическая история доктора Фауста" (акт V. сцена 1), пер. Е. Бируковой], и, вероятно, это было даже к лучшему, потому что Флоренс, я думаю, выказала бы недовольство, возвратись Медяк из поездки с приобретением, от которого глаз не отвести. Человек в его положении должен проявлять большую осмотрительность при выборе секретарши и отсеивать кандидаток, которые могли бы победить на последнем конкурсе "Мисс Америка". Но, безусловно, у нее была приятная внешность. Она производила впечатление тихой, участливой девушки, которая, только поделись с ней своим горем, и за руку тебя возьмет, и по головке погладит. Если придешь к ней и скажешь: "Я только что совершит убийство, и мне как-то не по себе", - то услышишь в ответ: "Ничего страшного, постарайтесь не думать об этом. С кем не бывает". Короче, маленькая мама, к тому же классная машинистка. Чего еще можно было желать для Медяка?
Дживс вынес чемоданы и сложил их в багажник, и Медяк попросил меня вести машину, потому что ему нужно было обсудить с новой секретаршей много вопросов, касающихся, видимо, ее должностных обязанностей. Дживс сел впереди рядом со мной, и мы отправились: о поездке как таковой не могу сказать ничего интересного. Всю дорогу я пребывал в веселом расположении духа, как всегда, когда не за горами новая встреча со стряпней Анатоля. Дживс, вероятно, испытывал те же чувства: он такой же горячий поклонник этого сковородного самородка, как и я, но если я распевал за рулем, то он, по своему обыкновению, был нем, как чучело лягушки, и не подтягивал, хотя я настойчиво приглашал его петь со мной на два голоса.
