На пианино стояла фотография красивой женщины: зеленые глаза, крупный рот…
— Я уже! — радостно сказала девочка.
— Молодец! — Я погладил ее по теплой головке. — Держи ключ и скажи папе…
— Папы у меня нет и не было. Мы с мамой вдвоем. А газ включите?
Я включил.
— Поставьте чайник, подогрейте оладушки.
— Бойкая какая, — подумал я, скидывая ножом оладьи со сковороды в тарелку.
— Спросите: Алиса, с чем ты хочешь оладушки, с вареньем или со сметаной?
Я спросил.
— С медом, — засмеялась Алиса. — А знаете, где мед?
Я наугад ткнул пальцем в холодильник. И угадал. Девочка принялась уплетать оладьи, запивая их чаем, черпая из банки мед. Я подумал, что, как порядочный человек, сделал все, что полагается, и могу уйти.
— Сказку! — повелительно сказала Алиса.
— Да, но… Черт побери! — сорвался я. — С какой стати ты командуешь?
— Сказку! Сказку! — настаивала она и облилась чаем. — Вот видишь, что ты наделал? А если бы я в чае утонула? Мама бы тебя побила. Кроме меня, у нее никого нет.
— В некотором царстве, в некотором государстве… — уныло начал я пересказывать «Анну Каренину» — единственное, что помнил из прочитанного.
Слушала она необыкновенно! Не то что мой трехлетний оболтус Витька.
В конце истории Алиса зарыдала и бросилась мне на шею. Когда она успокоилась, я украдкой посмотрел на часы — полседьмого! Три часа неизвестно почему я находился в чужой квартире с этой девочкой. Я уже плюнул на визит к знакомому, но час назад пора было прийти домой. Все! Хватит!
— Видишь ли, Алисонька, я тебе рассказал все, что знал, а теперь мне надо…
— Правильно! А теперь надо, чтобы я тебе почитала стихи. Ну, слушай.
Эта девочка знала стихов намного больше меня. Сразу чувствовалось: девочкой занимаются. Не то что моя жена с моим сыном.
За окном были сумерки, когда Алиса, невнятно дочитав стихотворение, замурлыкала, свернувшись калачиком у меня на коленях. Внезапно вскочила:
«Слушай! Почини замок! Почини! Мама обрадуется. Вот молоток».
Я посмотрел на часы — все равно дома будет скандал, так пусть он начнется позже. Я заворачивал ножом последний шуруп в замке, когда дверь распахнулась, ударив меня по лбу. Когда очнулся, надо мной склонилась женщина с зелеными глазами.
— Извините! Как хорошо, что вы все-таки пришли, — затараторила она, вытаскивая покупки. — Три месяца, как я вызвала слесаря из конторы, а вас все нет и нет. А что Алиса делала сегодня?..
Пока она болтала, я рассмотрел, кроме зеленых глаз и красивого рта, длинные золотые волосы, легкую фигуру в прелестном платье с большим воротником.
Одевалась она современнее моей жены, которая только и может выписывать кучу журналов с дурацкими выкройками. Я протянул хозяйке ключ и предложил открыть дверь. Замок работал безупречно!
— Спасибо! — улыбнулась она. — Сколько я вам обязана? Трех рублей хватит или полагается пять?
Обидевшись, я хотел сказать: за то, что я сегодня переделал, полагается десять рублей, но сказал: «Извините! Я не слесарь. Шел мимо, ваша дочь затащила меня сюда. Сижу с полчетвертого, включаю газ, кормлю ее, рассказываю сказки — неужели за пять рублей?» — Мама! Не ругай дядю. Он хороший. Про тетю Аню и поезд рассказывал, — вступилась за меня Алиса, уже перемазанная шоколадом.
— Ради бога, извините! — смутилась женщина. — Опять Алисины фокусы. Даже не знаю, как вас отблагодарить!
— Накорми дядю, он голодный, — сказала Алиса.
— Ой! Вы же проголодались! — Женщина бросилась на кухню. Алиса тем временем достала свои рисунки и стала объяснять, что нарисовано. Алисина мама вернулась с подносом, на котором аппетитной горкой лежали гренки, бутерброды с сыром, две чашки кофе…
Представив, что заявила бы супруга, застав меня тут, я вскочил.
— Благодарю, но…
— Никаких но. Садитесь, будем ужинать.
«Какая-то фантасмагория», — подумал я и пристально посмотрел в зеленые глаза женщины. Она не отвела глаз, и я пролил кофе на брюки.
— Ой! — испугалась она. — Что мы наделали?! Быстренько снимайте брюки, я замою, а то пятно будет.
— Да, но… — промямлил я.
— Пока наденьте мой халат.
Что оставалось делать? Явишься домой с таким пятном — скандал. Я вышел на кухню, надел мягкий, ароматный халат.
Пока Галя возилась с брюками, мы с Алисой смотрели телевизор и хрустели гренками. В жизни не ел ничего более вкусного!
А экран телевизора явно больше нашего. И видимость лучше.
Галя вернулась, сказала, что брюки сохнут над плитой, и села к нам на диван.
«Курите?» — спросила она.
— Да, — ответил я и вспомнил, что дома жена не позволяла курить в комнате.
— Давайте закурим, — обрадовалась Галя.
Мы закурили. При вспышках сигарет, я любовался ее лицом.
В десять часов у Алисы стали слипаться глаза.
— Все, — сказала она, — будем спать.
— Да, но… — начал я.
— Нет. Уже поздно. Сейчас все спать, а утром в зоопарк поедем! — закричала Алиса.
Ну что мне оставалось делать?.. Утром действительно поехали в зоопарк.
Еще неделю я чувствовал себя неловко, понимал, что надо бы зайти домой или хотя бы позвонить. Но так и не собрался. Было много работы по дому. А я не люблю делать тяп-ляп.
Через два года Алиса пошла в первый класс. Успехи ее в рисовании были поразительные.
С Галей все это время жили прекрасно. Но последнее время стали жить хорошо. А вчера я понял: все-таки мы с ней разные люди. Посудите сами: дома постоянный беспорядок, никогда не найдешь то, что нужно. А что за манера курить в комнате при ребенке? И скажите, сколько лет подряд можно есть одни гренки? Но, как порядочный человек, я терпел, потому что не мог бросить женщину с ребенком.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы сегодня, поднимаясь по лестнице к знакомому, я не наткнулся на маленького мальчика. Он протянул ключ и сказал:
«Дядя, открой дверь!» Разве я мог отказать ребенку?
Замок никак не хотел открываться, и я понял: эта история надолго.
Между Ничем в жизни человек так не обеспечен, как тоской. Оттого тоскуем, что ко всему привыкаем.
То, чего когда-то не хватало, как воздуха, теперь не замечаем, как воздух, которым дышим.
Недавно радовала крыша над головой, уже раздражают низкие потолки под этой крышей.
Любимый человек — жена, ближе которой никогда никого не было и нет, вот что досадно, плюс ее замечательный борщ со сметаной, ложка в котором стоит по стойке «смирно». Но сам борщ стоит уже вот здесь!
То же с любимой работой, от которой ежедневно получаешь удовлетворение с восьми до семнадцати как проклятый. Оживление вызывает только обвал потолка, но, к сожалению, это не каждый день.
И один умный посоветовал: надо все менять. Чтобы забыть, как кошмарный сон, очнуться в другом месте, потом вернуться, а там все как в первый раз, даже лучше.
Значит, так, когда жена и борщ становятся поперек горла, зажмуриваешься, посылаешь к черту и с головой ныряешь в работу, забывая все на свете. День и ночь работаешь, работаешь, причем с удовольствием. И так вплоть до полного отвращения. До аллергии на товарищей по работе.
Тогда зажмуриваешься, посылаешь к черту и ныряешь в другой город, в командировку. А там все новое: дома, женщины, консервы, тараканы в гостинице — кошмар какой-то! Вплоть до того, что жена сниться начинает. Значит, пора в семью. Зажмуриваешься и с головой ныряешь в дом родной, в борщ, к жене, к детям. Млеешь там день, два, три, пока сил хватит, пока не бросишься из дому вон, на улицу, к незнакомым людям.
Вот так, окуная себя то в одно, то в другое попеременно, носишься между своими привязанностями, к которым привязан на всю жизнь. Улетаешь, чтобы вернуться, как бумеранг. Через отвращение идешь к радости. И все как в первый раз. Даже хуже. Потому что со временем темп возрастает. И не успев толком плюнуть на работу, рвешь в командировку, от которой тошнит уже при посадке, поэтому первым же рейсом — назад, в дом, из которого хочется бежать, едва переступил порог.
Поэтому человек так любит переезды — в пути находишься между тем, что было, и тем, что будет.
Вот почему так хорошо в поездах, самолетах, такси и на верхней палубе теплохода. Потому что между.
Опять задерживают рейс на Батуми. Нелетная погода. В кои-то веки собрался лететь — чем нелетная? Нико ждет. Он сказал: «Приезжай, гостем будешь!» Я так давно не был гостем. Нико говорил: «Будешь пить молодое вино, есть хин… хин…» Не помню, но вкусно… наверное. Вот, адрес есть. Батуми, Тургенева, дом четыре… А квартира? Да! Нико сказал, квартира — это и есть дом.
Дом-квартира… Он сказал: «А полетим сегодня? С сестрой познакомлю». Чудной!
Что я, птица, чтобы взлетать, не думая? А голова на что?
А может, так и надо? Почему не сорвался, не бросил все? А что бросать?
