«Не плохо бы съездить на пляж», — подумал Штирлиц, останавливаясь у пивного ларька.
Последнее время русский разведчик чувствовал себя очень уставшим. Все его замучили: Центр, который обещал прислать новую радистку, но не торопился выполнять обещание, пастор Шлаг, который почему-то решил, что Штирлицу нужны женщины и присылал их к нему прямо на работу. А уж об офицерах Рейха и говорить не приходится! Они Штирлица прямо-таки достали!
— Пиво есть? — спросил Штирлиц у молоденькой миловидной продавщицы.
— Да, господин Зенгель.
— Не называй меня, девочка, Зенгелем, — попросил Штирлиц, — моя новая кличка в контрразведке — господин Бользен.
— А вы не называйте меня девочкой, господин Бонзель.
— Согласен, — улыбнулся Штирлиц и поцеловал ее в ухо. — «Жигулевского» нет?
— Только «Баварское», — вздохнула продавщица.
— «Жигулевского» нет, очередей нет! — привычно повозмущался Штирлиц. — Что за страна!
— Ох, и не говорите, господин Бользен! Как только люди тут живут!
— Мне двадцать штук.
Штирлиц погрузил в рюкзак ящик пива и подал девушке пять марок.
— Сдачи не надо!
Бутылки радостно позванивали у Штирлица за спиной, навевая самые приятные мысли. Штирлиц любил путь домой, когда за спиной громыхает рюкзак с пивом, а в голове царит предвкушение приятного времяпровождения. В такие минуты ностальгия по Родине отступала. Штирлиц вспомнил, как четырнадцать лет назад, в Урюпинске, он купил, отстояв полтора часа в очереди, пять литров пива в целлофановый пакет и, когда нес его домой, выпил все по дороге, так как в пакете обнаружились дырки.
Невероятно, но этот полиэтиленовый пакет буквально преследовал Штирлица в первые месяцы его пребывания в Германии. Что-то еще он оставил в те далекие годы в славном городе Урюпинске, но что, Штирлиц вспомнить не мог, потому что друзья-чекисты избили его до потери сознания, и так замутненного после пяти литров пива.
— Если бы я послал Айсмана за пивом, — подумал Штирлиц вслух, — и он бы его не принес, я бы его убил.
С некоторых пор Штирлиц для конспирации думал вслух. Чего только не узнавали его соратники по партии о себе в такие минуты.
Привычно открыв ногой дверь в подъезд, Штирлиц начал подниматься по лестнице.
— Папаша! Закурить не найдется?
Штирлиц поднял взгляд. Три подростка с нашивками «Гитлерюгенда» сидели на подоконнике со смазливой девчонкой. Один из них бренчал на гитаре. Опорожненная бутылка дешевого вина валялась на полу.
«Тоже мне, пионеры!» — подумал Штирлиц, протягивая папиросу.
— А теперь спичку!
«Нарываются», — подумал Штирлиц, протягивая коробок.
— А что у тебя в рюкзаке?
— Пиво.
— Снимай рюкзак!
Штирлиц вздохнул и снял рюкзак, достал кастет, но подумав «Все-таки дети», положил обратно. Штирлиц любил детей.
— Долго еще ждать? — спросил обнаглевший юнец.
Звонкой оплеухой Штирлиц сшиб его с подоконника, ловко подхватил за шкирку и мощным пинком запустил его по лестнице.
Оторопевшие подростки хотели ускользнуть на верхний этаж, но ни один из них не покинул место инцидента без помощи Штирлица.
— Сколько лет? — спросил Штирлиц, взяв испуганную девчонку за подбородок.
— Семнадцать…
— Пиво будешь? Пошли.
В прихожей было накурено. Здесь же стояли черные лакированные сапоги с надетой на них фуражкой.
«Не иначе как Айсман, — подумал Штирлиц. — Больше трех бутылок не дам. Старая халява!»
Он пнул фуражку ногой, сдернул с вешалки грязные портянки Айсмана, и, прислушиваясь к доносившейся матерщине, прошел в комнату.
Айсман, упираясь пятками в свежую скатерть, развалился в кресле, обнимал двух красоток и рассказывал похабные анекдоты. В этом он был большой дока и порой смешил даже Штирлица, который, как чекист, стремился быть невозмутимым.
— Айсман! — рассвирепел Штирлиц. — Ты почему сам разулся, а баб не разул?!
— А может тебе их еще и раздеть? — отозвался Айсман.
Не отвечая, Штирлиц подошел к столу, спихнул ноги Айсмана, поставил на стол стакан из кармана и налил коньяка. Закусив огурчиком, который ему услужливо протянула одна из красоток, Штирлиц сказал:
— Сам раздену, если надо будет.
Тут в комнату вошла девушка с лестницы. Она тащила за собой громыхающий рюкзак.
— Пиво! — возрадовался Айсман, вскакивая с кресла и, мгновенно растеряв свой респектабельный вид, в три прыжка оказался у рюкзака. — А это что за лапочка?
— Познакомься, — сказал Штирлиц. — Как тебя зовут?
— Элена, — пролепетала девочка.
— Элена — это хорошо! — довольный Айсман доставал бутылки и расставлял их на полу, как фельдфебель расставляет своих солдат на плацу. — Чисто немецкое имя. А вот это, — он указал на своих красоток, — Эльза и Гретхен, или нет, наоборот, Гретхен и Эльза. Или… Впрочем, это не важно.
Они сели за стол и стали пить пиво из бутылок. Штирлиц давно научил офицеров Рейха пить прямо из горла, ссылаясь на свои хорошие манеры.
Айсман занялся Эленой и полез к ней под юбку. Элена смущалась и создавала видимость, что ничего особенного не происходит.
— Люблю молоденьких девочек, — пояснил Айсман Штирлицу.
— А я люблю Фюрера! — флегматично сказал Штирлиц.
— И я тоже! — поддакнула Элена.
— Фюрера каждая собака любит. Ты меня полюби, — не унимался Айсман, пытаясь раздеть сопротивляющуюся Элену, которая стеснялась Штирлица.
— Ну, — говорил Айсман, делая вид, что теряет над собой контроль. — В этом же нет ничего плохого. Вот был вчера в офицерском клубе, там такой стриптиз показывали, мы так нажрались.
— Подумаешь стриптиз! — сказала одна из красоток, кажется Эльза, оставив Штирлица на некоторое время в покое. — Я лучше могу!
— Посмотрим, — сказал Айсман.
«Опять бардак, — подумал Штирлиц. — А ведь хотел просто попить пива! В этой Германии все не как у людей…»
Штирлиц вздохнул, встал, подошел к радиоприемнику. Радио Берлина, охрипнув от чревовещаний доктора Геббельса, передавало спортивные новости. Штирлиц покрутил ручку громкости, заглушив ржание Айсмана.
Репродуктор, подрагивая мембраной, бодрым молодцеватым фальцетом бубнил:
— Сегодня в семнадцать тридцать по Берлинскому времени состоится футбольный матч на кубок «Седьмая улыбка Евы Браун» между нашими любимыми командами «Морские львы» и «Небесный эдельвейс».
— Айсман! Ты любишь «Морских львов»? — спросил Штирлиц, возвратившись в кресло.
— Не пробовал, — всхрапнул Айсман, поглаживая колени Элены.
— Как я тебе нравлюсь, Штирлиц? — вызывающе помахала ножкой голая Эльза на столе. — Лучше мой стриптиз, чем тот, который видел Айсман?
— Не люблю стриптиз, — сознался морально устойчивый Штирлиц. — Люблю футбол.
— О! — воскликнул Айсман. — Женский футбол — это хорошо! Помню в Мадриде там были такие клевые телки! У одной во время игры порвались трусы. Весь стадион оборжался!
— Какой женский футбол? — поморщился Штирлиц. — Ему предлагают сходить на матч, а он хочет какие-то трусы!
— Отличная идея! — вскочил Айсман. — И как она пришла к тебе в голову? Я бы не додумался! А за кого будем болеть?
— Не знаю. Давай подкинем десять пфефингов, — Штирлиц всегда называл немецкие пфенниги по-разному, всенародно объясняя это презрением к мелким монеткам, а на самом деле потому что не мог запомнить это слово. — Если орел — «Небесные львы», решка — «Морской эдельвейс».
— Монетка есть? — спросил Айсман у Элены. — О, отлично!
Он подкинул монету и полез доставать ее из-под дивана.
— Скоро там? — поинтересовался Штирлиц.
— У, черт! — запыхтел Айсман. — Я, кажется, застрял.
Женщины с радостным визгом, как будто они этого долго ждали, бросились к ногам Айсмана.
— А-а-а! — орал тот, отбрыкиваясь, и в конце концов вылез пыльный и озадаченный.
— Не нашел. Но, по-моему, это был орел.
— Элена! — скомандовал Штирлиц. — Достань!
Девушка полезла под диван. Айсман с вожделением разглядывал ее стройные ножки и белые трусики.
— Что хорошо в женщинах, так это их нижнее белье, — шепнул он на ухо Штирлицу.
— Фу, — сказал Штирлиц. — Эй, под диваном! Сколько там пофингов?
— Десять пфеннигов!
Элена вылезла из-под дивана.
— Возьми себе на мороженое, — сказал добрый Штирлиц.
— А как лежало? — волновался Айсман, проявляя профессиональное любопытство. — Орлом или решкой?
— Кажется, орлом.
— Я же говорил! — воскликнул обрадованный офицер. — И стоило проверять!
— Значит, — решил Штирлиц, — болеем за «Морских львов». Предлагаю сделать флаг.
Он поднял с пола юбку Эльзы, которая, сидя на столе, болтала ногами.
— Это, пожалуй, нам подойдет.
