Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Ознакомительная версия.

Восстановился на факультете я только через два года.

Работая с иностранными делегациями, я постоянно имел дела с кагэбэшниками. Группу переводчиков, в которую я входил, курировал брат известного футболиста ЦСКА, мы часто ходили с ним на футбол и злоупотребляли спиртным.

И он решил определить меня в высшую школу КГБ. Я не хотел и отбивался как мог. К счастью, для поступления нужно было иметь законченное высшее образование. Тогда он по своей линии связался со своими коллегами из университета, меня тихонечко восстановили, и я начал писать дипломную работу.

Однако когда я получил диплом, вопрос о высшей школе отпал по «семейным обстоятельствам».

— Кто это?

Вот уже несколько месяцев я встречался с моей будущей женой. Мы гуляли по Москве, ходили в кино, покупали один бублик за 6 копеек на двоих. Однажды она пригласила меня к себе домой. Родители ушли в гости, дома была только ее младшая сестра Галя.

На стене в комнате я увидел фотографию. Красивый плечистый украинец, которого я несколько раз встречал. Курировавший переводчиков кагэбэшник однажды познакомил меня с ним, это был его начальник.

— Кто это? — спросил я Ларису.

— Это мой отец, — ответила она.

Через несколько месяцев ее отец стал моим тестем.

И в отношении высшей школы КГБ все решилось просто: тогда было запрещено двум членам семьи работать в КГБ.

В первый раз меня исключили из комсомола после отчисления из академии, однако в воинской части, куда меня направили, на это не обратили внимания и в комсомоле оставили.

Во второй раз меня исключили из МГУ за историю с самогонным аппаратом. Когда я поступил на работу в Комитет по координации научных работ, я, как ни в чем не бывало, явился в комитет комсомола МГУ за своим личным делом. Девочка из учетного отдела нашла мое дело, а в нем листок, где было написано, что выдавать его на руки нельзя, нужна беседа с инструктором. Но девочка оказалась доброй, я пообещал ей, что непременно побеседую с инструктором, и она отдала мне дело вместе с листком, который я при выходе из МГУ уничтожил. А через год я стал секретарем райкома комсомола.

Позже ретивый секретарь из МГУ, особо настаивавший на моем исключении, оказался в командировке в Алжире и потерял паспорт. Ему пришлось идти в консульский отдел посольства, к консулу, то есть ко мне. Он вошел в мой кабинет бледный, не поднимая глаз. Я не стал его слушать, просто подписал бумагу «Выдайте документы для возвращения домой» и вежливо улыбнулся. Даже не напутствовал «Не теряйте больше документов». Он спросил:

— Меня в Москве накажут?

— Нет. Мы ничего не сообщим.

В 1975 году меня пригласили в МГУ прочесть лекцию по международному положению. Главный университетский зал был полон. Секретарь парткома меня представила:

— Первый секретарь Первого европейского отдела Министерства иностранных дел.

А пока я шел к трибуне, добавила:

— Олег Сергеевич выпускник нашего университета.

Зал аплодировал. Уже с трибуны я увидел аплодирующую мою бывшую руководительницу. К моему удивлению, я потом узнал, что она так и не защитила диссертацию. Говорили, что ее кто-то «валил».

Когда меня спрашивают:

— Ваши родители ученые, дипломаты? — я отвечаю:

— Увы, нет. Я дитя манежа. Я родился в цирке.

Обычно после этих слов я ожидаю, что люди, считающие себя острословами, — а таких всегда немало — весело спросят:

— В какой клетке?

На самом деле родился я не в цирке. Но мои родители работали в цирке, много гастролировали. И именно в цирке мой отец, в ту пору инспектор манежа, или, как тогда называли, шпрехшталмейстер, познакомился с моей матерью, тогда танцовщицей кордебалета (та самая, которые «Ах, эти женщины в трико»).

Однажды с мамой приключилась история. Она тогда выходила в кордебалете аттракциона Юрия Дурова. Во время представления она споткнулась, а так как была самой маленькой по росту и шла последней, то упала прямо под ноги идущему сзади слону. Цирк замер. Слон медленно опускал ногу прямо ей на голову. И вдруг, почти коснувшись головы, задержал ногу. Мать вскочила, отбежала. Слон спокойно опустил ногу. Зрители зааплодировали, они решили, что это очередной трюк. Дуров не мог прийти в себя несколько минут. С отцом, который в это время стоял за форгангом, чуть не случился обморок.

Позже, когда мне уже было семь лет, Юра подвел меня к этому слону, и я покормил его морковкой.

После моего появления на свет мама решила сделать свой номер. Из какого-то зоопарка привезли черную пантеру, и мама убедила начальство дать ей возможность сделать с ней номер. Специалисты начали готовить пантеру для выхода на манеж. Это обычная практика. В цирке тот, кто не имеет цирковой профессии, обычно начинает с номеров с животными. Их кто-то готовит, а на арену выходит новичок.

Все было хорошо, мать уже несколько раз входила в клетку с пантерой, кормила ее, но… Как-то папа проходил мимо клетки с пантерой, увидел разъяренную хищницу и сказал: «Никогда! У тебя годовалый сын, я не хочу, чтобы он рос без матери».

В это время был объявлен набор в новый балетный коллектив «Танцы народов СССР». Отец настоял, чтобы мама участвовала в конкурсе. Конкурс был сложным (чем не A Chorus Line с Майклом Дугласом), но она понравилась набиравшему танцовщиц Игорю Моисееву, и он взял ее в состав своей первой труппы. Недавно я видел фильм о Моисееве и среди танцовщиц узнал свою мать.

А пантеру так и не выпустили на манеж. Дрессировщики нашли ее очень агрессивной и отправили в зоопарк.

Через двадцать пять лет я почти повторил историю матери, только не с пантерой, а со львами.

Прекрасный послевоенный фильм «Золушка» недавно был показан в цвете. Режиссеры, делавшие, как теперь говорят, «оцветовку», рассказывали, что у них были трудности с цветом глаз главной героини Янины Жеймо, игравшей Золушку. Не сохранилось ни одной цветной фотографии актрисы.

А я мог бы прийти им на помощь.

Жеймо была подругой моей матери, они вместе работали на эстраде, иногда в разговоре переходили на польский язык. Янина как-то сказала ей: «У твоего сына точно такой же цвет глаз, как у меня, — голубые с серым отливом». Мать согласилась.

Когда я посмотрел фильм в цвете, то обратил внимание на цвет глаз Золушки. Режиссеры не ошиблись. Он был точно такого же цвета, как у меня.

Сам я в цирк попал в 1961 году.

После исключения из университета я сначала подрабатывал в отделах внешних сношений различных ведомств, а потом закрепился в иностранном отделе Управления цирков.

В цирке еще помнили моих родителей. Встретили меня как «потомственного циркача», и я сразу же окунулся в яркую жизнь цирка с его блеском, шутками и сплетнями. Цирковой лексикон и цирковые правила для меня не были чужими. Я с детства знал, что такое да капо и корпатура, знал, что самая тяжелая профессия — каучук, и что работают с животными одни, а на манеж выходят другие.

Помню, тогда весь цирк смеялся над такой историей. В Иркутске должна была выступать любимица московского начальства эквилибристка Ирина Бирина, но восьмидесятилетний директор цирка не включал ее в программу и она не получала зарплату. Бирина послала в Москву телеграмму такого содержания: «Почему меня не используют в программе?». Начальство послало телеграмму директору цирка: «Почему не используете Бирину?». И получило ответ, заставивший хохотать весь цирк: «Использовать не могу связи преклонностью возраста».

Я попал в круг интересных людей. Первой моей близкой знакомой была воздушная гимнастка Ира Щетинина. Мне приятно было бывать в гостях с этой на вид хрупкой и красивой девушкой. Единственное, что выдавало в ней гимнастку, — это мускулистая шея, которую она искусно прятала за воротничками. Однажды Ира подрабатывала Снегурочкой в Колонном зале. В перерыве, когда она отдыхала на лестничной клетке, к ней начал приставать с ухаживаниями подвыпивший родитель. Она терпела, терпела, потом подняла его и посадила на высокий подоконник. И он стал скулить: «Товарищ Снегурочка, снимите меня отсюда».

Подходил ко мне легендарный Александр Борисович Буше, которому отец передал должность инспектора цирка. Он любил вспоминать, как отец учил его продлевать антракт на пять минут, за что и получал от благодарных буфетчиц фужер коньяка.

В Главном управлении цирков старшим инспектором числился некто Зайцев Александр Николаевич. Высокого роста, красивый, всегда прекрасно одетый, с вкрадчивыми манерами и сносным английским языком. Инспектором он только числился, ибо носил погоны и управление было для него ширмой. Его непосредственное начальство использовало его для контактов с кинозвездами женского пола и не без успеха. И вообще, к слабому полу он имел тяготение; зато совсем не испытывал тяготения к работе в управлении, которую он должен был выполнять хотя бы для виду.

Ознакомительная версия.