Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо

Здесь он смог бы к тому же поработать более плодотворно: в остававшиеся еще у него недели привести в порядок хотя бы свои личные дела и сделать все возможное, чтобы наметить план действий на ближайшее будущее церкви. Он захватит с собой в Гандольфо несколько сотен аналитических записок о наиболее влиятельных епархиях во всем мире и рекомендаций по кадровым вопросам. Ему придется выбирать достойных продвижения по службе из множества кандидатур, предпочтение он будет отдавать все же молодым перспективным священникам. Хотя, такие часто не имеют с молодежью ничего общего.

Он должен был время от времени напоминать себе о том, что неподатливая старая гвардия не заслуживает презрения и не должна подвергаться ему. Старые боевые кони прошли через духовные баталии, неизвестные подавляющему большинству вопящих во все горло о необходимости реформ и перемен. Совсем не легко изменить философию целой жизни. Но испытанные в сражениях старые боевые кони знают, когда нужно отойти в сторону, чтобы пощипать луговую траву, и если только к ним обратятся, всегда готовы дать доброжелательный совет, независимо от их собственных умонастроений. Однако священнослужителям вроде Игнацио Кварце не место в церковных рядах.

Папа Франциск решил для себя, что среди последних совершенных им деяний смещений с занимаемых постов будет совсем немного. Его предсмертное слово в виде завещания зачитают после его кончины на заседании курии, а затем и опубликуют. Впрочем, от всего этого попахивает гордыней, подумал он, но если Богу не будет угодно, чтобы он, Франциск, завершил свой труд, он всегда сможет призвать его к себе, как только пожелает.

Он начал диктовать свое завещание молодому чернокожему священнику. И еще разослал во все ведомства Ватикана памятную записку, коей назначал сего юного прелата своим душеприказчиком на случай, если Христос раскроет ему свои объятия.

Джиованни сообщили, что Игнацио Кварце чуть ли не исходил криком, когда прочитал папское послание. А это может крайне отрицательно сказаться на состоянии носоглотки неистового кардинала.

— Ваше святейшество, я никак не могу отыскать коробку с шахматами. В телефонной тумбочке ее не оказалось, — сказал молодой чернокожий помощник папы, выходя из спальни с чемоданом в руках.

Джованни подумал мгновение, затем смущенно засмеялся.

— Боюсь, шахматы в ванной, святой отец. Монсеньор О(Джиллиган столь яростно излагал мне свой план разрешения проблемы перехода из одной веры в другую путем разъяснения, какая ужасная кара ожидает решившихся на это заблудших овец, что совсем заморочил мне голову, и я обо всем позабыл.

Прелат снова скрылся и тут же вернулся.

— Вот они, ваше святейшество. — Улыбаясь, молодой священник показал папе коробку с миниатюрными шахматами, принесенную им из ванной. — Я положу их в сундук с одеждой.

— Мы уже почти полностью упаковались? Впрочем, «мы» я сказал просто так, поскольку всем этим занимались только вы.

— Практически все готово к отъезду, святой отец. Пилюли и тонизирующие средства будут в моем портфеле.

— Неплохо бы прихватить и немного хорошего бренди.

— Я уже сделал это, ваше святейшество.

— Поистине, вы Божий человек, сын мой!

«Внимание: ремонт!»

Большой металлический знак с этой надписью был прикреплен посередине деревянного барьера поперек сельского тракта.

Снабженный наисовременнейшим красным отражателем света и эмблемой римского муниципалитета, выглядел знак весьма внушительно и официально закрывал значительный отрезок виа Аппиа Антика для всех видов автотранспорта, предлагая объезд — через лес у Аппиева холма. Поскольку остававшаяся проезжей часть дороги была исключительно узка, альтернативы объезду не имелось, если только машина была хоть чуточку крупнее самого миниатюрного «фиата». Это же касалось и седана «фиат», выведенного Хауком из гаража по соседству с полицейским участком и валявшегося в данный момент в перевернутом виде у подножия возвышенности.

Ни один более крупный автомобиль, чем пресловутый седан, не смог бы здесь развернуться. Прежде чем повернуть машину, водителю пришлось бы провести ее задним ходом по бесчисленным рытвинам и изгибам дороги чуть ли не целую милю. Правда, в принципе можно было бы попытаться проехать по широко раскинувшимся лугам у Аппиева леса, но они изобиловали камнями, крупными валунами и местами порушившимися каменными стенами, воздвигнутыми еще в древние времена. Объезд по лугам таил в себе серьезную опасность, не говоря уже о том, что он был запрещен законом.

Примерно такие мысли роились в голове капитана Нуара, неподвижно лежавшего с напудренным черным лицом в маске из дамского чулка в кустах у дороги, перегороженной барьером. Издали донесся рокот приближавшихся мотоциклов.

Все было готово.

Операция «Нулевой объект» началась.

Место было выбрано удачно. Вокруг — лишь деревья, поля да холмы. Генерал знал свое дело! Похищение могло бы состояться и на этом уединенном участке сельского тракта, а не на объездном пути, но в каком-то отношении планом «Нулевой объект» объезду отводилась первостепенная роль. Автомобили папского кортежа могли бы кое-как развернуться, но они не сделают этого, а поедут в объезд.

На тот случай, если они все-таки не поедут объездным путем, капитан Нуар сжимал в руке массивный свисток с пронзительным звуком. Его применение будет означать, что план «Эйбл», фаза первая, пункты с первого по третий, отменяется и немедленно начинается осуществление плана «Бейкер», фаза «два нуля», пункты со сто первого по сто десятый, в соответствии с которым похищение должно состояться за Аппией.

Вдали показался голубой стальной шлем с покрытым эмалью белым крестом, сверкавший в ярких лучах итальянского солнца наподобие огромного драгоценного камня. Это был передовой патруль мотоциклетного эскорта папы, главы Ватикана, как обычно именовали его. Одет он был в форму офицера полиции. Ехал со средней скоростью: более быстрая езда по старой дороге могла бы создать неудобство для тех, кто сидел в лимузинах.

Патрульный заметил деревянный барьер с большим предупредительным знаком и подкатил к нему. Капитан Нуар затаил дыхание. Офицер слез с мотоцикла, установил его на опорной «пятке» и направился к ограждению. Поднял в растерянности брови, заглянул за барьер, желая удостовериться, в чем суть ремонтных работ, и выругался.

Повернувшись в сторону приближавшегося кортежа, патрульный офицер поднял кверху обе руки. Лимузин, ехавший первым, остановился примерно в сотне ярдов от барьера.

Офицер вернулся к своему мотоциклу, вскочил на него, завел и, быстро подъехав к головному автомобилю, склонился к приоткрытому окну и сказал что-то взволнованно сидевшим внутри.

Почти тут же отворилась задняя дверца, и из нее вышел священник в черной сутане. Он и патрульный прошли к барьеру, затем принялись разглядывать дорогу, круто спускавшуюся вниз, к Аппиеву холму.

Все это время они оживленно говорили о чем-то между собой. Энергичная жестикуляция свидетельствовала о недоумении и замешательстве. Потом священник повернулся к барьеру спиной, подобрал руками полы длинной сутаны и, обойдя головную машину, направился к лимузину папы.

Капитан Нуар не мог всего разглядеть, но легкий ветерок донес до него кое-что из взволнованного разговора священника с патрульным мотоциклистом. И тогда он набрал в грудь побольше воздуха и до боли сжал зубами свисток.

Но тут, к великому своему облегчению, он услышал смех. Священник вернулся к передней машине, кивнул головой в сторону находившегося слева от него патруля и забрался назад в свой лимузин.

Таким образом, безрассудное решение было принято. Генерал Хаукинз знал, с кем имел дело.

Автоколонна, возглавляемая патрульным мотоциклистом, повернула налево, в направлении холма. Машины двигались осторожно, на малой скорости, и, когда два ехавших сзади мотоциклиста достигли первого поворота на склоне холма, капитан Нуар выскочил из зарослей и, метнувшись к барьеру, преградил им въезд на объездной путь. Знак, прикрепленный к барьеру, он заменил другим: «Динамит! Опасно! Смерть!»

Ему удалось это! Слава Богу, все вышло, как надо! Он бежал из Махенфельда, находится на пути в Рим, и, если все сложится удачно, никто не узнает о его побеге до утра! А потом окажется слишком поздно! Хаук уже будет занят своим «Нулевым объектом».

Они никак не смогут узнать о его побеге. Разве что выломают дверь в его комнату, а это маловероятно. Энни с ним не разговаривала: она заперлась от него в своей комнате в южном крыле после того, как он спровоцировал ссору. Он кричал тогда так громко, что его можно было бы услышать и на горных пиках Маттерхорна. Ну а она ответила ему на языке, который изучила в своей уголовной семье.

Рудольф и Безымянный не хотели иметь с ним ничего общего. И тем более дружить.