Тоскливо оценив объем предстоящей работы, Георгий Викентьевич на мгновение задумался, радоваться или нет. Но так и не решил. Зная ответ заранее, он спросил не поздоровавшись:
— Срочно?
Альберт Степанович радостно улыбнулся, в предвкушении сияя глазами:
— Очень! Начальство требует. — Он протянул сопроводительные документы и, понизив голос, многозначительно сказал:
— Арестованы наркодельцы. Нужны убедительные доказательства.
Тарас задумчиво потыкал носком ботинка один из мешков, которые в поте лица заносили два милиционера. Романтическое свидание превращалось в несбыточную мечту. После коньяка работать не хотелось. Впрочем, до него — тоже.
Начальник лаборатории машинально поискал глазами свободное место на стеллаже. Места под кривовато подписанной табличкой, гласившей: «Наркотики Потрошилова», не было. Он вздохнул, набираясь терпения.
— Можно я подожду? — робко спросил Альберт Степанович, от волнения сжимая в карманах кулаки.
Георгий Викентьевич даже не задумался:
— Конечно! — энергично ответил он, надеясь лично выразить свой неистовый восторг по поводу грандиозной победы сыщика над наркомафией. А заодно и произнести ему все те слова, которые вот уже почти тринадцать лет не решался сказать жене. — Думаю, вам необходимо дождаться результата анализов.
Приготовившись к ожиданию, Алик сел в угол, на шаткий стул. Милиционеры, закончив вносить мешки, ушли. Груда посреди лаборатории осталась. Началась работа.
Вскрыв первый мешок, Тарас помахал рукой, разгоняя облачко невесомой белой пыли и, неудержавшись, чихнул, прикрывая нос ладонью. Начлаб принюхался. По комнате распространялся до боли знакомый запах прошлых экспертиз. Он аккуратно произвел забор пробы из середины мешка, стараясь не испачкаться. Небольшая щепотка, насыпанная в склянку, при внимательном рассмотрении, обнюхивании и пробе на вкус, методом нанесения пальцем на язык, получила высокую экспертную оценку:
— Великолепное качество! — воскликнул Георгий Викентьевич, глядя в потолок и причмокивая.
Тарас в изумлении замер с реактивами в руках. Алик привстал с места, сдерживая эмоции, стараясь не демонстрировать открыто рвущегося наружу ликования.
— Ваши наркодельцы — просто кудесники! Героин... — в голосе начлаба звучало торжество, — превратили в... отменный гипс.
Алик чуть не упал обратно на стул. Уши запылали, распространяя румянец на щеки и шею. Тут же ему вспомнился начальник РОВД с его недвусмысленным служебным гороскопом. В голове навязчивым рефреном звучал реквием карьере сыщика в исполнении Владимира Семеновича Высоцкого: «Я сказал: „Капитан, никогда ты не будешь майором-м!“»
Практикант добросовестно провел химический анализ пробы. Его происходящее касалось мало. Первоначальное заключение подтвердилось на сто процентов — примесей в гипсе не было.
— Следующий! — Георгий Викентьевич вошел в раж.
Результат оказался идентичным первому. К четвертому мешку картина стала ясна. Кроме мрачных оттенков, в ней ярко-красным пульсировал стыд, заливая лицо капитана прилившей кровью. Перед глазами его стояла издевательски скрюченная, нахальная спина Профессора, трусливо ныряющая за угол.
Язвительность начальника лаборатории достигла апогея. Неизвестно, какими путями блуждающая научная мысль связала тихий террор со стороны супруги и служебное рвение «некоторых сотрудников», но развитие этой параллели придавало речам Георгия Викентьевича особый пыл. Алик получал за всех.
— Вот, например, некоторые женщины, — громогласно изрекал эксперт, черпая из очередного мешка белый порошок, — настолько некомпетентны и настырны, что их можно сравнить лишь с людьми, прущими сюда гипс. Как будто мы здесь от безделья переломы лечим!
Анализ содержимого полиэтиленовых мешков приобретал поточный характер. Пробы извлекались, исследовались органолептически, то есть носом, языком, глазами и руками, и отправлялись к практиканту для химического подтверждения.
Начлаб звучно сплевывал в раковину, после чего выдавал очередную уничижительную реплику, переходя к следующему образцу. В комнате плавали белое пыльное облако и сладкий туман мести.
Альберт Степанович стойко потел, краснел, но с места не двигался. Он старался вспомнить целиком хоть один куплет из песни. Однако на ум приходили только отдельные строчки. Например: «...Я сидел, как в окопе под Курской дугой-й...»
«Не посадят, — думал Алик, — но выгонят — это точно!» Внезапно грянувшая полная тишина поначалу осталась незамеченной. Но вскоре ему стало чего-то не хватать. Оказалось — голоса начлаба. Потрошилов поднял стыдливо опущенные в пол глаза. Над очередным вещественным доказательством стоял с открытым ртом Георгий Викентьевич и дрожащим пальцем соскребал с языка белый налет. Выражение лица его было одновременно жалобным и изумленным. На глазах потрясенных зрителей он подошел к раковине, включил воду и подставил язык по струю.
«Кислота?» — с затаенной надеждой подумал Тарас, с удовольствием представляя, как болтливый язык начальника лаборатории опухает, переставая ворочаться во рту. А может, даже и отваливается.
Молча и долго Георгий Викентьевич счищал остатки порошка подвернувшимся под руку ершом для мытья лабораторной посуды. Прополоскав на всякий случай и горло, начальник лаборатории обернулся.
Алик с практикантом медленно, бочком приближались к открытому мешку, зачем-то пытаясь заглянуть внутрь.
— Штоять! — суровым шепотом приказал пострадавший эксперт, вытирая язык полотенцем.
— Что там? — почему-то тоже шепотом спросил Тарас.
— Щейчаш ужнаем, — осторожно ответил Георгий Викентьевич, стараясь не смотреть на Потрошилова.
Через двадцать минут полностью завершился экспресс-анализ. В мешке был чистый героин.
Капитан Потрошилов пожал триумф с нивы оперативной работы, обильно политой собственным потом и густо удобренной гипсом. Как ни странно, большой радости он не почувствовал. Ему было неловко и мучительно стыдно за начальника лаборатории. Что делать? Таков настоящий интеллигент. Он способен испытывать муки совести. Даже за других. И даже в такие звездные минуты.
На Георгия Викентьевича было больно смотреть. Потупясь и бледнея, он робко подобрался к углу, где сидел Алик. Самоуверенный и говорливый начлаб стал жалок.
— Прошу... м-меня... извинить, — пробормотал он потерянно, обращаясь куда-то к старым ботинкам Потрошилова. И буквально выдавил, краснея от натуги, — господин капитан...
Пыльный воздух лаборатории загустел от взаимной неловкости и повальной интеллигентности. Даже новое поколение, которое, вообще-то, выбирает «пепси», уткнулось в фотокалориметр, немного порозовев. Несмотря на молодость, Тарас понимал: свидетелей такого позора избегают потом всю жизнь.
* * *
Гражданин Кнабаух содержался в одиночной камере. Без соседей-уголовников. Зато все остальное было воплощением самых жутких кошмаров Артура Александровича. События последнего дня на свободе, закончившиеся ударом головой о бампер, психологической устойчивости тоже не добавили. На допросы Кнабаух ходил как на каторгу, пребывая в состоянии хронического стресса. Вопреки ожиданиям никаких психологических приемов к нему не применяли, тупо спрашивая об одном и том же, отчего Мозг неимоверно уставал. С упорством идиота, ковыряющего гвоздем в ухе, следователь долбил:
— Где вы взяли наркотики?
В ответ Кнабаух честно рассказывал, повторяя леденящую кровь повесть из раза в раз. Подавленный, измученный бессонницей и постоянной головной болью, он вспоминал каждого из персонажей этой истории, вылавливая в памяти все новые мельчайшие детали, вплоть до одежды, и добросовестно излагая следователю. Тот кивал, крутилась магнитофонная лента, писались протоколы... Следователь фантастику не любил. История про блатного негра с белыми наколками, бабушку в портупее и ФСБшника в милицейской форме вызывала у него мутные подозрения.
Даже если предположить, что в баснях подследственного и была доля правды, то уж мотивы, заставившие гражданина Кнабауха взять у посторонних людей чужой героин и нести к себе в машину, оставались для работников прокуратуры полной ахинеей. Очевидно, вследствие менее тонкой душевной организации.
Всю свою команду Артур Александрович сдал с потрохами еще на второй день, подробно расписав структуру организации и личный вклад каждого. Информацию забрала ФСБ и попросила на эту тему «не беспокоиться». Поэтому следователь снова и снова повторял:
— Где вы взяли наркотики?
После восьмого воспроизведения мифа о странных недобрых людях, раздающих героин мешками, следователь начал потихоньку сходить с ума. Как человек ответственный он обратил внимание на свое пошатнувшееся здоровье и вызвал психиатра. Для экспертизы. Гражданина Кнабауха.
