Петербург!
Котовасия
На углу Морской и Центральной вы увидите дуб. С виду простенький, а по сути с изюминкой. Дело в том, что на уровне метров трех дуб раздваивается и получается местечко.
Поселился там кот по имени Мурзик.
Вы скажете, что такого? Как влез, так и спустится.
А вот тут изюминка! Мурзик влез и два месяца не спускался! Казалось бы, как же так: а пожрать и прочие надобности, для чего необходима земля?!
Горожане ломали головы: может, объявил голодовку? Но если голодать, то чтоб все знали, чего ради именно! Может, в знак протеста против ядерных испытаний? Или в виде кота знак обозначился божий? Уж не конец ли света забрезжил, что назрело давно!
А что, если кот обезумел от несчастной любви? Кто она, эта сука?
Сердобольные старушки молоком брызгали снизу. Мужики с рыбалки окушка кидали наверх обязательно.
Мурзик — внимания ноль!
Юных кошечек с бантами вокруг дуба выгуливали.
Хвостом отмахивается!
Чисто монах! Морду на лапы уронит и смотрит сверху на жизнь как на некую суету.
Стал Мурзик достопримечательностью. Молодожены после Дворца бракосочетания прямиком к дубу, Мурзику поклониться. Туристов на его фоне фотографировали за деньги. Даже Би-би-си снимало под рубрикой: «Диссиденты в России. Узник совести».
А кот таял, кожа да кости, глаз зеленым в ночи светит, будто на дереве такси ждет.
У нас, сами знаете, мучеников обожают, спокойно умереть не дадут. Приставили лесенку, влезли и со слезами на глазах, как говорится, на смертном одре устроили Мурзику пир. Натащили рыбки жареной, курчонка, сметанки, вареничков, стол по первому разряду, только что без шампанского)
Запахи ему в нос, деликатесы в глаза! Каким бы святым кот ни был, минут двадцать крепился, а после взвыл к пожрал все вместе с дубовой корой.
Бабки в ладоши хлопают: «Покушал, родимый!»
И еще ему, и еще. Короче, худел Мурзик месяц, а разбух в три часа. Раньше от голода не мог спрыгнуть, теперь не слезть из-за диаметра толщины.
А с местными котами что сделалось! Пока Мурзик голодовал, коты над ним потешались. Мяукали в оскорбительной форме, демонстративно мочились на ствол, всеми способами давая понять, мол, ты козел, импотент, а на земле жизнь прекрасна! Но когда наверху каждый вечер банкет, а у тебя в брюхе ветер, коты в ненависти объединились! От запаха пищи дурея, карабкались вверх. Чисто штурм Зимнего! А Мурзик отъевшейся лапой по мордам, по мордам! Коты с матюгами кубарем вниз.
Ночью к нему поднимались самые стройные, самые гибкие кошечки.
Мурзик сытыми глазками каждую раздевал, одних пинком с дуба вон, других оставлял до утра. Причем каждую ночь гулял с новой. Пс ночам на дубу разгуляево начиналось, хоть сам на дерево лезь!
Вы не поверите, кошачьим мозгом коты доперли: все у того, кто в центре внимания, посерединке скандала!
Началось массовое переселение котов на дубы. Раньше на ветвях птички пели, теперь коты воют, стараются. И чем больше стараются, тем звук омерзительней.
Одного кота всем городом прокормить можно, ораву не потянуть! Гем более когда на каждом дереве по коту, экзотики никакой!
Плюнули на котов и, соответственно, никакой спонсорской помощи: ни рыбешки тебе, ни курочкк.
И тут Мурзик опять фитиля вставил! Спустился на землю тихонечко первым! Все коты наверху глотки рвут, а он тут под рукой, уникальный наземный кот Мурзик! Об ноги трется, мурлычет. А людям кошачья ласка приятна, тем более никакой другой нет. Как не дать курочки!
И опять Мурзик в центре внимания. Погладить — очередь! Переспать с ним в обнимку — до драки.
Коты на деревьях зверели в ожидании пищи, в то время как Мурзик на весь город домашний один. Заказывает, что на завтрак, что к ужину.
И зеленым глазом подмигивает, мурлычет, своим видом доказывая: отшельник — это профессия!
Апорт
У Михаила Ивановича Лукина на стене висело ружьишко. На семидесятилетие взяли да подарили щенка лаечку: мол, ружье без собаки — такая же глупость, как пес без оружия.
Михаил Иванович, как человек обстоятельный, купил книгу по собаководству и приступил к обучению собачьим премудростям.
Умница Кузя буквально с полуслова понимала команды: «Ко мне! Сидеть! Цыц!»
Лукин никогда не был начальником, всю жизнь подчиненным. Он с удовольствием рявкал: «Лежать! Стоять! Вон отсюда!» Долгие годы эти команды выполнял он, и наконец ему подчинялись другие.
Дошла очередь разучивать команду «апорт!». Палки в доме не нашлось, и тут жена Михаила Ивановича очень кстати подала старенький кошелек:
— Деньги вываливаются, решето, а собаке все равно что хватать!
С третьей попытки Кузя сообразила, что «апорт!» — это кошелек! Гордая, как отличница, мчалась к хозяину с добычей в зубах.
Через день во время прогулки Кузя пропала, но скоро вернулась, держа в зубах чью-то тапку. Хвост ходил ходуном, она была уверена, что принесла в дом нужную вещь.
Лукин ласково пожурил собаку:
— Что ж ты делаешь? Оставила кого-то без обуви! Кому нужна одна тапка, дурочка!
Назавтра Кузя приволокла вторую тапку. Михаил Иванович, размахивая тапками, объяснял собаке:
— Кузя, ты с ума сошла! Кто просил тапки? Тем более у меня и у Вали тридцать девятый размер, а это минимум сорок второй! Накажу!
Кузя виновато поджала хвост, давая понять, что больше ни одного тапка в дом не притащит.
Разговор не прошел даром. На следующий день собака явилась с футляром для очков. Отличный светлой кожи футляр.
Лукин вертел его в руках, бормоча:
— Я ни разу в жизни чужого не взял, а эта тащит и тащит! Того и гляди арестуют как скупщиков краденого!
Собака пожимала плечами, не понимая, ну чем плох футляр?
Через три дня Кузя принесла кошелек. Почти такой же кидал Михаил Иванович, обучая команде «апорт!». Но этот был с тридцатью рублями!
Супруги уставились друг на друга. Естественно, кошелек надо отдать. Но кому?! Кстати, за телефонные переговоры надо было платить именно эту сумму.
— Если узнают, посадят не собаку, а нас!
— А если не узнают! — с надеждой прошептала супруга. — На собаку никогда не подумают, она же не человек!
Следующие два кошелька были с мелочью, зато третий принес двести долларов!
Лукин заперся с Кузей в комнате и провел с ней беседу:
— Пойми, глупое животное, воровать нехорошо! «Апорт!» — только когда я тебе говорю! Я! И потом, если тащишь кошельки, смотри, что внутри! Лучше не с такими бумажками, — он дал понюхать сторублевую купюру, — а вот с такими! — Михаил Иванович обтер морду ста долларами. — Или не воруй! А то сидеть тебе в
