— Или получил наследство? — осведомился его шурин, бросая на него очень кислый взгляд.
— Нет, но спас состояние, — весело отвечал м. Спригс. — Удивляюсь только, как я не подумал об этом сам!
— Не подумал о чем? — спросил м. Прайс.
— Ты это скоро узнаешь, — отвечал м. Спригс, — Пеняй только на себя самого.
Дядя Гусси подозрительно втянул в себя воздух. М-сс Спригс попросила мужа объясниться яснее.
— Я выбрался из затруднения, — отвечал ее муж, придвигая свой стул к чайному столу. — Никто не пострадает, кроме Гусси.
— Ага! — резко воскликнул этот джентльмен.
— Я отпросился сегодня с работы, — продолжал м. Спригс, улыбаясь жене довольной улыбкой, — и пошел навестить одного моего приятеля, Биля Уайта, полисмена, и рассказал ему про Гусси.
М. Прайс застыл на стуле в неподвижной позе.
— И… следуя… его… совету, — медленно протянул м. Спригс, потягивая горячий чай, — я написал в Скотланд-Ярд[3] заявление о том, что Август Прайс, освобожденный до срока арестант, старается обманным образом приобрести 110 фунтов стерлингов.
М. Прайс, бледный и задыхающийся, встал и смотрел на него молча.
— Что великолепно, как говорит Биль, — продолжал м. Спригс с величайшим наслаждением, — это, что Гусси придется опять попутешествовать. Ему нужно скрыться, потому что, если они его поймают, то заставят отсидеть остальное время. И Биль говорит, что если он будет писать письма кому-нибудь из нас, то тем легче будет найти его. Тебе лучше всего отправляться с первым же поездом в Австралию.
— Когда… в какое время… ты отправил… это заявление? — спросил дядя Гусси дрожащим голосом.
— Часа в два, — отвечал м. Спригс, смотря на часы. — Полагаю, что тебе как раз еще хватит времени.
М. Прайс поспешно подошел к маленькому боковому столику и, схватив свою шляпу, нахлобучил ее по самые глаза. Он остановился на минуту на пороге, чтобы взглянуть вверх и вниз по улице, потом дверь тихонько затворилась за ним. М-сс Спригс взглянула на мужа.
— Отозван в Австралию экстренной телеграммой, — проговорил тот, подмигивая. — Биль Уайт молодец, как есть молодец!
— О, Джордж, — сказала жена его, — неужели ты в самом деле написал это заявление?
М. Спригсь подмигнул ей вторично.
— Не люблю я женщин на корабле, — сердито сказал старый боцман. — Пойдут они задавать тебе всякие дурацкие вопросы, а обойдись только с ними невежливо, не отвечай, — сейчас пожалуются шкиперу. А если и будешь вежлив и любезен, то что толку? Разве заслужишь щепотку табаку, или шиллинг, или что-нибудь такое? Ничуть не бывало; только скажут "спасибо", да и скажут-то так, будто ты еще должен быть благодарен, что они с тобой заговорили.
И какие же они противные! Попроси только девушку вежливо, по-хорошему, сойти с каната, который ты хочешь собрать, и она посмотрит на тебя так, точно ты обязан век дожидаться, пока ей угодно будет двинуться. А попробуй-ка, дерни его из-под нее не сказавшись, так и места себе не найдешь на корабле! Один человек, которого я знавал — он умер теперь, бедный малый, и оставил трех вдов, оплакивающих свою незаменимую потерю — говаривал не раз, что при всей его опытности, женщины до конца оставались для него такими же загадками, как когда он в первый раз женился.
Конечно, бывает иногда, что попадает на бак, девушка под видом парня, и служит как обыкновенный матрос, или юнга, и никто об этом и не догадывается. Это случалось прежде, да вероятно будет случаться и вперед.
С нами была раз курьезная история на бриге "Лондонская Башня", на котором я служил экономом. Шли мы из Ливерпуля в Мельбурн с разным грузом, и перед самым отплытием приняли нового юнгу, которого записали в судовую книгу под именем Генри Мало. Ну, и первое, что мы заметили у этого самого Генри, это что он страх как не любил работать и постоянно болел морской болезнью. Бывало, как только требуется что-нибудь сделать, сейчас этот мальчишка отправляется в трюм и валяется там, какая бы ни была погода.
Тогда Биль Доусет, как говорится, усыновил его и сказал, что сделает-таки из него моряка. Мне кажется, что если бы Генри предоставили выбор отца, то он выбрал бы любого из нас, только не Биля, а я так и вовсе предпочел бы быть сиротой, чем сыном кого бы то ни было из них. Биль сначала только орудовал языком — уж и язык же у него был! Но когда это не помогло, он начал угощать малого подзатыльниками. Конечно, в этом ничего нет дурного, одна польза для мальчишки, который должен учиться зарабатывать свое пропитание, но Генри обыкновенно так ревел, что нам всем становилось за него стыдно.
Биль, наконец, просто стал бояться трогать его и попробовал пробирать его насмешками. Но тогда мы увидели, что Генри умеет насмешничать еще в десять раз лучше Биля — он всех кругом обговаривал и, так сказать, прямо вырывал слова изо рта у Биля и их же обращал против него. Тогда Биль опять пускал в ход свое природное оружие, и кончилось тем, что недели через две после отплытия, малый взобрался на палубу и пожаловался шкиперу на Биля, что он очень ругается.
— Ругается? — переспросил старик, сверкая на него глазами, точно хотел съесть его. — Как же он ругается?
— Скверно ругается, сэр, — отвечал Генри.
— Повтори, — сказал шкипер. Генрн даже вздрогнул.
— Не могу, сэр, — отвечал он очень серьезно, — но совсем… совсем так, как вы вчера разговаривали с гребцами.
— Убирайся на свое место! — заревел шкипер, — сию минуту убирайся, и чтоб я больше об этом не слыхал. Сидел бы лучше в девичьем пансионе, коли так!
— Я знаю, что мне следовало бы там быть, сэр, — прохныкал Генри, — да я никак не ожидал, что здесь так будет.
Старик вытаращил на него глаза; потом протер их и опять вытаращил, а Генри вытер слезы и стоит, смотрит в пол.
— Праведное небо! — сказал, наконец, старик, вроде как бы задушенным голосом. — Не говори мне, что ты девчонка!
— Не буду, если вы не желаете, — сказал Генри и опять вытер глаза.
— Как же вас зовут? — спросил, наконец, старик.
— Мери Мало, сэр, — отвечал Генри очень кротко.
— Что же вас заставило так поступить? — спросил опять шкипер.
— Отец хотел меня выдать за человека, которого я не люблю, — отвечала мисс Мало. — Он все любовался моими волосами, так вот я их и обрезала. Но тогда я испугалась того, что сделала, и так как уж была похожа на мальчика, то и решила отправиться в море.
— Ну, хороша для меня ответственность! — сказал шкипер, и затем позвал своего помощника, который только что вышел на палубу, и спросил его совета. Помощник был очень строгий и совестливый человек — для помощника — и это его так поразило, что он сначала даже не мог говорить.
— Ее придется отделить, — сказал он наконец.
— Конечно придется, — сказал шкипер, и позвал меня и велел очистить для нее свободную каюту (мы брали иногда и пассажиров на бригъ) и отнести туда ее сундук.
— У вас верно найдется там какое-нибудь платье? — спросил он как-то озабоченно.
— Только вот такое, — отвечала мисс Мало застенчиво.
— И пришли мне сюда Доусета, — прибавил шкипер, обращаясь ко мне.
Мы почти вытолкнули на палубу бедного Биля, и по тому, как шкипер накинулся на него, можно было подумать, что он величайший злодей в мире! Он уже просил прощенья у барышни, и так, и этак, а когда вернулся к нам, то был до того смущен, что просто уж не помнил, что говорить, и даже извинился перед своим братом матросом, за то, что наступил ему на ногу.
Тогда шкипер провел мисс Мало вниз, на ее новую квартиру, и к величайшему своему удивлению подметил, как третий офицер, большой любитель дамского общества, отплясывал себе какого-то трепака в пустой кают-компании.
В этот самый вечер шкипер и помощник составили между собой комитет, чтобы решить, что делать. Все, что ни посоветует помощник, то шкипер сейчас же осуждает, а если шкипер что-нибудь предложит, помощник немедленно заявляет, что это невозможно. И после того как комитет заседал три часа подряд безуспешно, они начали браниться; по крайней мере шкипер ругал помощника, а тот все повторял, что если б не дисциплина, он назвал бы такого человека, который сказал бы шкиперу две — три вещи, которые ему было бы очень полезно выслушать.
— Ей нужно иметь костюм, говорят вам, — кричал шкипер очень разгоряченный, — или по крайней мере хоть платье!
— Какая же разница между костюмом и платьем? — спрашивал помощник.
— Есть разница, — повторял шкипер.
— Какая же? — твердил свое помощник.
— Бесполезно было бы вам объяснять, — сказал шкипер. — У некоторых людей головы слишком тупы.
— Вот, что верно, то верно, — согласился помощник.
И на этом комитет прекратил свое заседание; но утром, за завтраком, они опять помирились и уж чего, чего только ни выделывали перед мисс Мало. Удивительно, какую разницу произвела в девушке одна ночь отдыха! Она вымылась прекрасно, чисто-на-чисто, завила себе волосы и начесала их на лоб, — они у нее были довольно длинные, — и комитет только поджимал губы и поглядывал друг на друга, пока мистер Фишер разговаривал с ней и подкладывал ей кушанья на тарелку.
