Позолотил ручку
Отношение изрядной части человечества к футурологии примерно такое же, как у оголодавшей мышки к кактусу: ойкает, колется, матерится под нос, но упорно продолжает грызть. С одной стороны, оно страх как любопытно: где соломки постелить, на какие числа в казино ставку сделать. С другой стороны, вдруг там, в этом твоем будущем, причем очень недалеком – казенный дом? А то и вовсе оградка с венками от профкома и близких родственников? Боязно же!
Леонид Петрович (назовем его так) на отдаленную перспективу конкретных планов не строил. Не то чтобы их вовсе не было, просто мысли постоянно вязли в каких-то деталях и мелких подробностях, и о том, чтобы орлом воспарить над их нагромождением, прозрев будущее, речи не было. Проскакать по ним, подобно горному козлику, – тоже.
Даже психолог, рьяно взявшийся было за индивидуальный тренинг личностного роста и самореализации, спустя два месяца развел руками: дескать, рожденный ползать – куда ты лезешь? И с тех пор шарахался от Леонида Петровича, как черт от ладана. Участковый психиатр пояснил, что личной вины Леонида Петровича в его вязкости, занудности, потрясающей способности застрять на элементарном, на первый взгляд, вопросе нет. И в свинцовой угрюмости тоже. И в перманентной злобности. Дескать, всему виной многолетняя эпилепсия – это она такой отпечаток на личности оставила. Правда, окружающим от этого не легче.
В то утро Леонид Петрович отправился на рынок за продуктами. Продавцы, знающие его уже не первый год, ограничивались при встрече обычным «здрас-сте»: спросить этого покупателя, как у него дела, обычно означало потерять минимум полчаса времени – он ведь и в самом деле начинал рассказывать, причем подробно, вплоть до посещений туалета и количества приступов за день. И не дай бог перебить. Поэтому, когда на его пути внезапно материализовалась цыганка с подружками и предложила погадать, рынок замер. И навострил уши: день обещал начаться интересно.
– А ты умеешь? – недоверчиво спросил Леонид Петрович.
– Ой, дорогой, я гадалка в двенадцатом поколении! – Цыганка заглянула ему в глаза, взяла за руку и сокрушенно покачала головой. – Ц-ц-ц, как нехорошо-то!
– Что нехорошо? – насторожился Леонид Петрович.
– Ты смотри, тебе кто-то на смерть сделал, оттого ты весь больной.
– Ну-ка, ну-ка, – нахмурился Леонид Петрович. – С этого места поподробнее. Кто, когда?
– Надо ручку позолотить. Ты монетку просто дай, больше и не нужно. Ай, как сильно на смерть сделали, как черно! Монетку в бумажную денежку заверни, понял?
– Нет, постой. Где ты это увидела? – еще больше нахмурился Леонид Петрович. – Ты мне конкретно покажи. Ты же на ладонь смотрела, покажи мне, где это видно?
– Монетку надо обернуть… – начала было цыганка снова, но Леонид Петрович не дал ей договорить.
– Погоди. Покажи, где ты это увидела!
– Да вот же!
– Там, где ты пальцем провела, три большие линии и раз, два, три… пятнадцать ответвлений. Где они показывают, что меня на смерть заговорили?
– Монетку…
– Вот тебе монетка!
– Нет, чтобы все сработало, надо бумажкой обернуть, красно-оранжевой такой.
– Слышь, глазастая, – начал медленно свирепеть Леонид Петрович. – Я тебе десять рублей одной монетой дал?
– Страшное, сильное средство против тебя использовали – надо обернуть…
– Я. Тебе. Десять. Рублей. Дал! Покажи, где оно видно на ладони, что на мне наговор, потом будем дальше разговаривать!
– Вот же! Ты разве сам не видишь?
– Это линия жизни. Там, куда ты показываешь, еще пять черточек… нет, шесть. И рядом еще. Булавка есть? Отлично, вот ею покажи.
– Я тебе сейчас в это место ткну, ты заверни булавку и монетку сначала в красную бумажку, потом в синюю…
– Я те ткну! Я те заверну! Ты сначала покажи, потом обоснуй, а потом будем про гонорар разговаривать! А вы чего раскричались? – Леонид Петрович обвел остальных цыганок потяжелевшим взглядом. – Или по делу говорите, или рты закройте!
Вызов на спецбригаду пришел от наряда патрульно-постовой службы.
– Там, кажется, наш пациент с цыганками поцапался, – сказал Денис Анатольевич, убирая служебный телефон в карман. – Поехали.
– Куда едем? – уточнил санитар.
– На рынок, Тимур.
– Отлично, – оживился Тимур. – Я по дороге в один магазинчик заскочу, буквально на две минуты. Я покажу, где тормознуть.
– Хорошо, – пожал плечами Денис Анатольевич. – Только не задерживайся.
Прибыв на место, спецбригада застала лайт-вариант цыганского табора, обступившего патрульную машину и активно переругивающегося с полицейскими. Они немного притихли, когда Денис Анатольевич с его орлами подошел поближе. Собрав анамнез, доктор укоризненно посмотрел на помятого и поцарапанного Леонида Петровича.
– И ведь взрослый человек, а ведетесь как мальчик! – покачал он головой. – В драку с женщиной полезли.
– Да она ведьма! – воскликнул вновь побагровевший Леонид Петрович. – И вся ее шайка тоже! Нет, ты мне конкретно покажи: где у меня на ладони этот наговор отразился? Где ты его видишь?
– Отстань от меня, черт плешивый! – сверкнула глазами цыганка, и быть бы тут второй серии драки, но Денис Анатольевич погрозил обоим пальцем.
– Так, – сказал он полицейскому. – Этого товарища мы забираем с собой. Отвезем в диспансер, пусть участковый доктор с ним беседует и решает, лечить ли его амбулаторно, или же понадобится стационар. Дисфорический синдром – штука, знаете ли, неприятная. Ну, а с цыганами, я так полагаю, вы сами разберетесь.
Леонид Петрович не стал долго возражать, и они уже направились к барбухайке, как вдруг Тимура остановила одна из цыганок.
– Ой, такой молодой, такой сильный, женщины тебя любят, давай погадаю! Позолоти ручку, богатырь, я тебе все как есть расскажу: сколько женщин у тебя будет, кто обманет… – Она взяла его за руку, заглянула снизу вверх в глаза – и наткнулась на пристальный взгляд.
– Позолотить ручку? – ласково переспросил Тимур, задержав ее руку в своей. – Легко!
Он достал из кармана баллончик с аэрозольной краской (в его огромной лапе он смотрелся очень сиротливо), нажал на колпачок распылителя и покрыл ладонь цыганки щедрым слоем позолоты. Повисла длинная пауза.
– Давно мечтал это сделать, – широко улыбаясь, сказал он Денису Анатольевичу. – Теперь поехали.
Сзади, из патрульной машины, раздался всхлип. Полицейский, уронив голову на руль, рыдал от смеха.
