Ознакомительная версия.
– Подумать только! – привлекая всеобщее внимание, восклицала миссис Перлингтон. – Ведь вы мне эдак могли запросто и глаз выколоть! Вы, милочка, вчера вечером не иначе как хватили лишнего в пивной, вот ручонки-то и не слушаются!
– Да что вы, миссис Перлингтон! – задыхаясь от обиды, пыталась защищаться мисс Фартинг. – Да я никогда…
В этот момент в торговый зал выплыла директриса миссис Чимней. Наметанным глазом оценив мизансцену, она отправила вот-вот готовую разрыдаться мисс Фартинг на склад за новыми лентами, а не желающей успокаиваться миссис Перлингтон предложила «Дартмурскую орхидею» за полцены, каковое предложение было незамедлительно принято.
К концу дня об инциденте практически забыли, поэтому, когда на следующее утро на пороге «Пера амазонки» вновь замаячила фигура миссис Перлингтон, у мисс Фартинг, как принято выражаться, все внутри похолодело.
«Вот черт, – подумала мисс Фартинг, – опять эта мегера притащилась! Ну, все, плакали мои премиальные….»
– А я к вам, милочка, – медово улыбаясь, молвила мегера.
– Миссис Перлингтон, я правда страшно расстроена, что так вчера вышло и не знаю уж, как… – забормотала мисс Фартинг, но пострадавшая от укола шляпной булавкой не дала ей договорить.
– Ну что вы, дорогая, не будем об этом! – и, вцепившись в руку ошеломленной мисс Фартинг, миссис Перлингтон прошептала:
– Вы вот что, милочка… ах, дело столь деликатного свойства – мы не могли бы отойти вон в тот уголок? – мисисс Перлингтон потащила за собой совершенно сбитую столку мисс Фартинг. – Да, вот здесь поспокойнее… Видите ли, я… В общем, дорогая, уколите меня еще раз! Я вам заплачу! Или хотите – куплю самую дорогую шляпу! Или даже две! Я…
– Ми… миссис Чимней! – робко позвала мисс Фартинг, подозревая, что вчерашняя клиентка скоропостижно помешалась и может быть опасна.
– К черту миссис Чимней! – прихрипела миссис Перлингтон. – Мне нужны вы! Я не знаю, куда вы там вчера попали вашей булавкой, но вечером, когда мы с мужем легли спать… Вы не поверите! В жизни я не испытывала ничего подобного… Роберт даже испугался и хотел позвать доктора… В общем, умоляю вас – уколите меня еще раз! Любые деньги!
Мисс Фартинг оторопело глядела на миссис Перлинтон, а та, в свою очередь, с нетерпением глядела на мисс Фартинг.
– Но, миссис Перлингтон, а если я попаду не туда…
– Ерунда, – махнула рукой миссис Перлингтон, словно бы отгоняя такую возможность, – вы попадете, куда надо! Смелее!
С этими словами миссис Перлингтон уселась в примерочное кресло, а мисс Фартинг взяла булавку.
– Вы уверены, мадам?
– Колите, не томите! Колите же! – вскрикнула миссис Перлингтон, и мисс Фартинг, испугавшись, что на крики вновь явится директриса, уверенно ткнула булавкой в пышную куафюру посетительницы.
– Ай! – воскликнула миссис Перлингтон и испуганно зажала рот руками.
Затем она купила дорогущую шляпу «Фея ночи» и отбыла с затуманенным взором (видимо, предвкушая ночные утехи с Робертом), а мисс Фартинг, мысленно покрутив у виска, вернулась к своим обычным обязанностям.
Однако на этом чудеса не закончились.
На самом деле, на этом они только начались!
На следующий день в «Перо амазонки» явилась приятельница миссис Перлингтон и, подмигнув мисс Фартинг, заявила, что желает получить укол шляпной булавкой. В качестве благодарности были куплены две шляпы – «Шелковый поцелуй» и «Утренний бриз».
Через два дня пришли три дамы; еще через день их было уже пятеро. К концу недели количество желающих получить укол шляпной булавкой в голову выросло до одиннадцати человек в день! Никогда еще «Перо амазонки» не знало такого наплыва посетителей. Миссис Чимней радостно подсчитывала неожиданные прибыли и, видя, что все посетительницы норовят попасть именно к мисс Фартинг, сделала последней солидную прибавку.
Однако вскоре мисс Фартинг решила, что далее маскировать иглоукалывание продажей шляп нет никакого резона, и спустя месяц со дня достопамятного инцидента с ранением миссис Перлингтон недалеко от «Пера амазонки» открылось заведение под названием «Булавка Купидона». От клиенток не было отбоя, а самой преданной и постоянной была, конечно же, миссис Перлингтон, которая после курса укалывания булавкой очень постройнела и помолодела и которой теперь очень к лицу была шляпка «Дартмурская орхидея».
– Нет, нет и нет! – орал мистер Леонард Смитсон, директор издательства порнографической литературы, размахивая убористо исписанной рукописью. – Это никуда не годится! Вы идиот!
Автор рукописи, мистер Джозеф Фицрой, в адрес которого изрыгались проклятья, сидел, вжавши голову в плечи, и сосредоточенно рассматривал непарные шнурки своих изрядно изношенных штиблет. Левый шнурок был черного цвета, а правый, однажды порванный и посему имеющий разлохматившийся узелок, – коричневого. Однако разница в шнурках не шла ни в какое сравнение с той угрозой, которая нависла над мистером Фицроем в лице разъяренного издателя.
Вообще, Джозеф Фицрой считал себя мастером пейзажной лирики и писал короткие стихотворения в прозе, воспевающие природные богатства западного побережья, однако издательства одно за другим отказывались публиковать эти сомнительные с точки зрения коммерческой выгоды этюды. И вот однажды, обнаружив себя на краю долговой ямы, мистер Фицрой взялся выполнить заказ вышеупомянутого мистера Смитсона, который слыл экспертом в области непристойной литературы, держал собственное издательство и книжный магазин «для джентльменов», а также, по свидетельствам знатоков, обладал самой внушительной коллекцией порнографических изданий в Европе. Мистер Смитсон заказал начинающему писателю роман, который должен был, по словам издателя, стать смелым отражением современной чувственности, вырвавшейся из тенет ханжества и лицемерия, и украсить собой Рождественскую рассылку 1882 года для постоянных клиентов издательства.
Мистер Фицрой получил аванс и два месяца работал, не покладая рук, над произведением, которое он (как ему казалось, очень удачно) озаглавил «Тайная жизнь распутной лилии». Двадцать третьего сентября рукопись была закончена, упакована и вечерней почтой отправлена мистеру Смитсону. Спустя два дня Джозеф Фицрой получил телеграмму, озадачившую своей лаконичностью: «Завтра десять утра издательстве тчк Смитсон».
И вот теперь мистер Фицрой сидел в кабинете издателя, рассматривал непарные шнурки и думал, как лучше свести счеты с жизнью – утопиться в Темзе или броситься под поезд на вокзале Чаринг Кросс. Мистер Смитсон тем временем не унимался:
– Скажите-ка, милейший – только честно! Вы сами как считаете – может такой фрагмент возбудить истинного джентльмена? – и, поискав нужное место в растерзанной рукописи, издатель принялся с выражением читать вслух:
«Фрау Штриц сидела у трюмо, разглядывая в зеркале свое белоснежное, словно лилия, тело. Из одежды на ней не было ничего, кроме легчайшей шелковой шали цвета высокогорной фиалки с нежнейшим розовым отливом. По всей комнате разливался терпкий аромат фрезии и душистого горошка.
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – воскликнула фрау Штриц, ничуть не стесняясь того, что вошедший может увидеть ее наготу. – А, это вы, Герберт! Входите же, входите!
Статный блондин в костюме табачного цвета смело ступил в комнату. Страсть моментально ослепила его, и, подхватив фрау Штриц, он сорвал с нее корсет и повалил на разобранную постель…»
Закончив читать, мистер Смитсон перевел дух и швырнул исписанные листки себе под ноги, на прекрасный кашмирский ковер.
– Тело словно лилия! Шаль цвета фиалки! Аромат фрезии! Костюм табачного цвета! – вопил директор издательства. – Да вам, милейший, надо справочник садовода писать, а не порнографическую литературу!
– Вообще-то я мастер пейзажной лирики… – промямлил мистер Фицрой.
– Оно и видно! – гаркнул мистер Смитсон, да так громко, что у мистера Фицроя заложило левое ухо. – Для пейзажной лирики, видимо, логика не важна! Но она важна – представьте себе! – для порнографической литературы! Если вы пишете, что на даме не было ничего, кроме легкой шелковой шали, то явившийся в эту же минуту кавалер не может срывать с нее невесть откуда взявшийся корсет!
Мистер Фицрой глубоко вздохнул.
– Я вообще сомневаюсь, что вам когда-либо доводилось видеть дамский корсет! – добавил мистер Смитсон. – Иначе вы бы знали, как непросто его «сорвать».
На этом разъяренный директор, наконец, выдохся и, тяжело опустившись в кресло, устало молвил:
– Аванс вернете моему секретарю в течение двух недель, и чтобы я больше вас не видел. И учтите: лучшее, что вы можете сочинять за деньги – это тексты для этикеток!
Мистер Фицрой медленно брел по шумной Оксфорд-стрит, скользя невидящими глазами по витринам магазинов. Никогда еще перспектива окончить свои дни в мутных водах Темзы или под колесами поезда не казалась ему столь реальной.
Ознакомительная версия.
