На всех углах бушевали газетчики.
– Кто стоит за покушением на Николая Артюхина? Откровения бывшего генерала КГБ! Последние новости! КГБ хотело убить рабочего! Покупайте печатный орган анархо-синдикалистов, газету «Крик души»! Один «Крик» – полтора рубля!
Посреди всего этого, напряженно вглядываясь в лица, явно не первый час ходили трое грузин. За ними, еле переставляя ноги, брела старушка.
– Кто стоит за покушением на Николая Артюхина!.. – орал детинушка у перехода.
– Эй! – позвал его Гиви.
Детинушка посмотрел на него как на прозрачного и продолжал орать.
– Эй! – вторично позвал Гиви и помахал перед носом десяткой. Детинушка тут же навел глаза на резкость.
– Ветеран не проходил? – спросил Гиви. – Тут усики, тут пиджак.
– А-а, – сказал детинушка, взяв десятку, и той же рукой указал: – Туда пошел!
– Спасибо, дорогой! – с чувством сказал Гиви и потащил старуху в указанном направлении.
Улицы были забиты возбужденным народом, поперек площади лежал лысый памятник…
Грузины молча продирались сквозь потные тела; что-то пророчили уличные астрологи; группа иностранцев с видимым интересом слушала какого-то параноика, который с грузовика кричал, что если его сейчас выберут президентом, он первым делом уничтожит Пакистан.
– Что тут у них происходит, как думаешь? – спросил высокий грузин.
– Я думаю, что-то с головой, – ответил маленький.
– Этот? – продираясь сквозь толпу и тыча пальцем во всех усачей, спрашивал Гиви. – Этот?.. Этот? – спросил Гиви, указав на остолбенелого мужика, с открытым ртом слушавшего жуткие речи с грузовика.
– Да я ж не вижу со спины! – ответила замученная старушка.
Гиви молча взял мужика за лицо и повернул к старухе.
– Вроде нет, – сказал старуха. – А может, и он. – Она с тоской посмотрела на суровые лица грузин. – Пускай будет он!
– Это – ты? – спросил мужика Гиви.
– Я, – честно ответил мужик.
– Тот был идиот? – спросил Гиви у старухи.
– Нет, – ответила старуха.
– Тогда не он, – сказал Гиви. – Пошли.
– Я хочу домой, – заявила старуха.
– Зачем?
– Мне надо, – сказала она.
– Отойди в кусты, – посоветовал Гиви.
– Я устала! – крикнула старуха.
– В морге отдохнешь, – заверил Гиви.
– Гад помидорный! – заверещала старуха. – Тебя расстреляют и я буду командовать расстрелом!
– Слушай… – подняв палец, начал было Гиви, но маленький его перебил:
– Эй! Это не он?
– Он! – тут же согласилась старуха. – Этот точно он. Вылитый!
Возле грузовика с параноиком-«президентом» стоял отбившийся от своих иностранец с усами. Поверх майки и фотокамеры на нем был только что купленный с рук за десять долларов китель с грудой звякающих железок – от Георгиевского креста до значка ГТО. Иностранец позвякивал цацками и радостно снимал картинки постперестроечной жизни.
– Точно. Он, – подтвердила старуха.
Гиви улыбнулся долгожданной улыбкой, постучал иностранца по кителю и, когда тот обернулся, сказал:
– Ку-ку.
Джон О’Богги нервно курил, сидя на детской площадке. Он ждал связника. Он не спал двое суток. Лицо его дергалось в тике. У песочницы воспитательница выгуливала детский сад.
– Чур я Горбачев! – кричал один мальчик, забравшись с ногами на скамейку, где сидел О’Богги, и прилепив себе на лоб листик.
– Нет, я! – кричал другой, прилепив листик побольше.
– Я первый сказал!
– Тогда я Ельцин. У-у-у!
«Ельцин» сделал «Горбачеву» «козу» и начал спихивать со скамейки.
– Не тро-ожь! – закричал первый. – Я Горбачев! Горбачев важнее Ельцина! От-стань!
С этими словами «Горбачев» столкнул «Ельцина» в песочницу и тут же заплясал, задразнил:
– У-пал с мос-та! У-пал с мос-та!
– Ж-ж-ж!
Сметая с пути детей и куличики, по песочнице проехался игрушечным танком мальчик в буденовке и с игрушечным автоматом на плече. Развернувшись, он помчался к скамейке.
– Пуф! Пуф! – крикнул буденновец «Горбачеву», сам залез на скамейку и, приставив автомат к голове О’Богги, сказал: – Та-та-та-та-та!
О’Богги икнул, отпрянул – и тут в конце аллеи появился связник. Сверкая на солнце рыжими волосами, он бежал от группы брюнетов, неуклонно сокращавших расстояние.
– Экскьюз ми, – пробегая мимо О’Богги, выдохнул связник. – Fuck!
И, перепрыгнув через деревянную детскую лошадку, он рванул со сквера через улицу. Брюнеты, гикая, пронеслись следом.
– Эй, урюк! – весело проорал Джону толстячок в майке с надписью «Аэробика» и притормозил, исполняя бег на месте. – Айда с нами рыжих мочить!
– Кого? – в ужасе переспросил О’Богги.
– Рыжих, – просто повторил толстячок и побежал дальше.
Сзади Джона внятно раздалось:
– Руки вверх!
Джон инстинктивно поднял руки. Правая щека у него дернулась в тике.
– Вы арестованы! Та-та-та-та-та!
Джон О’Богги сильно икнул и дернул глазом. Сзади, улыбаясь до оттопыренных ушей, стоял с автоматом юный буденновец.
– Зачем ты так, мальчик? – укоризненно произнес агент «Минотавр» и снова икнул.
На Лубянской площади под лозунгами «Позор КГБ!» и «За Артюхина ответите!» бушевал народ, а само здание КГБ уже охранял спецназ. Протиснувшись сквозь толпу, Джон О’Богги с трудом подобрался к майору, командовавшему оцеплением.
– Пропустите меня, – тихо попросил О’Богги и икнул.
– Куда? – поинтересовался майор.
– Туда, – показал О’Богги и снова икнул.
– Зачем? – спросил майор.
– Пожалуйста, – в волнении дергая глазом, смиренно попросил О’Богги. – Мне очень нужно…
– Ты мне, чурка, не подмигивай, – сурово произнес майор. – Я тебе не девка.
– Я шпион, – шепотом сказал О’Богги.
– Кто? – переспросил майор.
– Шпион я, – громче повторил О’Богги и сильно икнул. – Сдаваться пришел, – нервно пояснил он собравшемуся вокруг народу. – Ик!
– Иди домой, – посоветовал майор, брезгливо рассмотрев суперагента. – Опохмелись.
– Я шпион! – в тоске закричал О’Богги. – Позывной «Минотавр»!
Народ вокруг загудел.
– Иди по-хорошему, – сказал майор. – А то арестую.
– Вот! – обрадовался О’Богги и икнул еще сильнее. – Правильно! Арестуйте! Позывной «Минотавр» я! – поделился он с каким-то деклассированным элементом, торчащим рядом.
– Ага, – обернувшись к народу, подтвердил элемент. – Мы с ним вместе на ЦРУ работали. Га-а!
Элемент заржал. В толпе тоже захохотали.
– А ну бегом отсюда, чурка недоразвитая! – зашипел майор.
– Я шпион! – дергая глазом и размазывая слезы по щекам, кричал Джон О’Богги, но его никто не слушал. – Я! Ик! Шпион! Почему вы мне не верите? Ик!
– Погодь, погодь, – встрянул какой-то серьезный мужик с горящими глазами. – Позывной «Менатеп»? Эти тоже, что ль, шпионы?
– Ясное дело, – сказал кто-то по соседству. – Их сионисты давно купили.
– Кого?
– «Менатеп»!
– Да ну! – засомневался кто-то.
– Вот те и ну! За тридцать шекелей продали Россию.
– При чем тут «Менатеп»? Это я шпион. Я! Ик!
Но его уже никто не слушал.
Артюхин открыл глаза. Над его койкой стояла делегация в белых халатах.
– Николай Петрович, – прочувствованно произнесла женщина в очках, – коллектив нашей больницы поздравляет вас с выздоровлением и желает долгих-долгих лет жизни и крепкого-крепкого здоровья на благо всего народа.
Сказавши это, женщина сделала ручкой, и к постели Артюхина гуськом потянулись медсестры с букетами государственных красных гвоздик.
Артюхин лежал, блаженно улыбаясь. Свободной от цветов рукой он поглаживал подходивших медсестричек по икрам.
В сопровождении женщины в белом под вспышки блицев и телекамеры гегемон-депутат прошел по больничным коридорам и спустился по лестнице. В сквере его ожидала праздничная толпа с транспарантами: «Так держать, Колян!» и «Артюхина – в президенты!».
Артюхин уверенно подошел к микрофону, уже привычным жестом поднятой вверх руки поприветствовал публику и сказал:
– Сограждане!
Поезда не ходили, самолеты не летали, народ митинговал. Все били друг друга.
Двое друзей Гиви, длинный и меленький, несли по Москве позвякивающего цацками иностранца. Они несли его, как барашка, привязанным за руки за ноги к здоровенной жерди.
Впереди, счастливо улыбаясь, шел Гиви, позади семенила старушка. Иностранец кричал на ломаном русском, что он есть корреспондент Эй-би-си. Его коллеги щелкали затворами фотоаппаратов. Назавтра на Западе вышли газеты со скандальными снимками из Москвы.
Артюхин, размахивая рабочими руками, орал уже с трибуны Верховного Совета СССР. По бурлящей Москве, отстреливаясь от милиции и патриотов, носились грузинские боевики; спартаковцы били армейцев, динамовцы – и тех и других; гиды Музея Революции, хрипя в мегафоны, звали народы на экскурсию к стояку, которым Николай Артюхин впервые расколошматил бюст Ленина.
В Москве паковали вещи западные посольства, в Вашингтоне Джордж Буш прилюдно рвал в клочки договоры по разоружению; давали интервью Миттеран и Гельмут Коль; к Красной площади для окончательной разборки сходились под национальными флагами тысячные толпы из бывших советских колоний…
