— Ой, таки можно подумать, — усмехнулся Моня, — Ты же способна часами слушать в телефон воздушную тревогу в лице твоей сестры Цили! Так у Риточки на лице написано, шо там погуляли твои гены.
— Иди уже говорить сказку по системе бикицер, физиономист! — неожиданно миролюбиво фыркнула Бася и прошествовала в гостиную.
Моня вошёл в спальню, присел на край кровати, взял внучку за руку и чмокнул тёплую ладошку.
— Ну? За шо мы выдумываем сегодня, фэйгеле? За людоеда, который внутри был сливочный торт, или за прекрасного прынца, который на самом деле оказался кислый лимон? Или уже сразу возьмёмся за старую вредную ведьму, которая шо внутри, шо снаружи…
— Моня, почему мне сразу кажется, шо ты опять решил наморочить девочку своими глупостями? — моментально отреагировала Бася, — Ты хоть раз в жизни можешь просто сказать ребёнку сказку вместо всю дорогу варнякать за мою единственную сестру?
— Деда, расскажи про бабу Ягу и Ивана-царевича? — попросила Риточка.
— Ты слышала, Бася? — Моня повернулся к двери и повысил голос, — Вот! Ребёнок сама хочет сказку за Цилю.
- "Ребёнок" — это ты за себя, масик? — ехидно поинтересовалась Бася.
— Ты же знаешь, мэйделе, — пожал плечами Моня, заглядывая в гостиную и подмигивая жене, — В каждом мужчине прячется маленький мальчик. Или ты за это никогда не слышала?
— Конечно! — ответила та и перешла на шёпот, — Но почему именно в тебе — малохольный? Вот шо я спрашиваю себя все эти годы. Говори уже ребёнку сказку и не мешай мне смотреть телевизор. Тут как раз эта гагара Хуанита узнала, шо этот Альбэрто — дикий поц и редкий бульбомёт, и теперь ему настал бледный вид. Вот шо мне никто не дал посмотреть сценарий той серии, где в моё кино пришёл гармидер в твоём лице, Моня?! Ты случайно не знаешь?
Старый Моня хмыкнул, пожал плечами и вернулся ко внучке.
— Ну значит так, — начал рассказывать он, — Однажды давно баба Яга посмотрел вокруг себя и подумал — а шо я живу совсем одна?
— У неё что, совсем никого-приникого не было? Совсем-присовсем? — спросила внучка.
— Нет, не то шо совсем уже никого, — покачал головой Моня. Из гостиной донеслось тихое "Ой-вэй, таки нашла шо спросить и главное у кого!". Моня улыбнулся и закончил, — Была сестра, но она жила далеко и недавно женато, шо делало её дико счастливой назло бабе Яге. Так вот та и подумал — а шо это эта неблагодарная сестра, тоже мне царевна, все время пропадает у себя дома и в гробу видела куда-то ехать? Хорошо бы было таки вытащить её сюдой, спрятать в кухню и долго говорить шикарные гадости за этого паршивца, ейного царевича. Это баба Яга так себе подумал, фэйгеле.
— Ты обратно за своих выкрутасов? — зашипела Бася, — Давай-давай, сделай мне нервы, так я сделаю тебе такой ойц, шо баба Яга покажется тебе нежнее этой задрипанной фребелички, жены твоего милиционэра!
— Ну так вот, фэйгеле, — продолжил Моня, — Баба Яга села в ступу и полетела до сестры. Когда царевич за это узнал, он тут же позвонил в радио и срочно заказал плохую погоду. Но там ему сказали — дорогой Царевич, уже таки поздно делать волны. Так царевич расстроился и спросил — шо такое? Как спасти хорошего человека, так уже поздно, а как полететь в Миргород в отпуск, так зайдите вчера и вечная буря? Или вы там себе думаете, шо Царевич — это пятая графа и делаете назло? Так шоб вы себе знали, шо эта баба Яга тоже не совсем рязанских кровей. Но радио уже повесили трубку. Тогда царевич позвонил в ЖЭК и сказал — слушайте, объявите капитальный ремонт дворца, ну шо вам стоит? Но когда он услышал, сколько именно это стоит и кому именно, у него заболели карманы и он сразу понял, шо попал не туда. Тогда бедный царевич пошел до жены и сказал — слушай, давай нас нет дома? Но жена ответила — знаешь шо? Я вечно вижу твою одну и ту же физиономию уже целых пять лет, дай мне капельку посмотреть на простое человеческое лицо родной сестры. В тот момент царевич понял, шо все надо делать самому и таки позвонил до своей мамы…
— Деда Моня? — сонно пролепетала Риточка, — А давай царевич пустит бабу Ягу к себе на совсем-присовсем немножечко? Мне её жалко. Давай? Ты же самый добрый дедушка в мире.
— Ты ж моя лапушка, — немедленно растаял Моня и погладил внучку по плечику поверх одеяла, — Только ради тебя и не прямо сейчас. У дедушки засохло в горле. Он дико волнуется через эту жизненную сказку и должен глотнуть водички. Постой меня две секунды, я уже сижу обратно!
Моня вышел в кухню, взял из сушки стакан, налил себе воды из графина и залпом выпил. Потом снова наполнил стакан и стал неспешно отхлёбывать, кивая каким-то своим мыслям. Допив, он вернулся в спальню, присел на край кровати и предложил:
— Жизнь моя, только давай сразу договоримся отправить бабу Ягу обратно сразу после обеда, пока она добрая? Риточка? Фэйгеле? Заснула, дедушкина гордость…
И едва слышно прибавил, улыбаясь:
— … ещё до того, как испортить царевичу все настроение!
Старый Моня ещё раз осторожно поцеловал детскую ручку, поправил одеяло и тихонько вышел из спальни.
— Боже ж мой, сорок лет рабского труда и доброе сердечко одной маленькой девочки шобы из тебя таки начал получаться человек, — усмехнулась Бася, — Шо это ты вдруг подобрел? Я уже так и вижу — вот моя сестра сидит в твоём кресле и смотрит в твой телевизор.
— Страшно подумать, где в этом разе лежит твой муж, мэйделе, — буркнул старый Моня, усаживаясь в кресло перед телевизором, — И я таки имею маленький разговор к тебе за твою Цилю и её приличий..
— Та ты просто никак не забудешь, шо Циля называла тебя супник и таки было за шо! — немедленно перешла в наступление Бася.
— Мэйделе, зачем ты болтаешь ерундой? — возмутился Моня, — Ты же знаешь, шо я всегда был дико переборчивый за интимные шашни.
— Переборчивый — это таки да, — покачала головой Бася, — Перебирал бабелей, как буряк — даже шобы отказаться, долго, прилежно и со смаком щупал. И только я умела тебя задвинуть одним взглядом.
— Так, Бася, это потому шо до свадьбы у тебя был не взгляд, а полная чаша нахес, — согласился Моня, — А после свадьбы оказалось, шо это бездонный бюджет претензий длиной в целую жизнь текущего мужа.
— Интересно, шо же такого тогда было до свадьбы в твоём взгляде? — проворчала Бася, — Потому шо под этим взглядом хотелось стать граблями под твоими обоими ногами.
— В этом взгляде, мэйделе, сверкал вызов! — с достоинством ответил Моня.
— Причём срочный и дико неотложный, — кивнула Бася, — "Аз ох ен вэй, скорее позовите мою дорогую мамочку".
— Зачем тебе не стыдно за этих сказок, мэйделе? — всплеснул руками Моня, — Я шо — не делал, как знал? Я шо — не говорил, как думал?
— Так шо ты теперь стал вечно такой смелый за моей спиной, я тебя спрашиваю? Ходи до самой Цили и скажи самой Циле все, шо ты имеешь выговориться за саму Цилю! Почему я должна в каждом разе выслушивать этих твоих стой стрелять буду?
— Бася, не надо возбуждать меня за здесь, шобы выскочило через там, — Моня прищурил глаз, — Я и Циле таки выскажусь одноимённо, если она поимеет нахальство появиться в моем доме!
— Ну так иди репетируй говорить Циле твой речь и тут же скоренько ховаться под тахту, — радостно предложила мужу Бася, поднимаясь с тахты.
— Уже беру разбег! — хмыкнул тот и вдруг нахмурился, — Или ты шо-то имеешь мне сказать, шо я в гробу видел услышать?
— Ну, шобы нет — так да, я чуть не забыла тебя осчастливить. В Цилином доме затеяли капитальный ремонт и я пригласила сестру пожить пока у нас, — Бася сложила руки на груди и поглядела на Моню исподлобья, — Надеюсь, три месяца тебе хватит, шобы выдать Циле всё то, шо спит и видит вырваться вот уже сорок с гаком лет? Весь этот твой "таки Крыжополь должен быть разрушен". Чаю хочешь, феркакте царэвич?
И она направилась в кухню с видом Давида, хладнокровно проигнорировав душераздирающее "Ой-вэй, таки капец на холодец, шоб я вечно какал семочками!" новоявленного Голиафа.
— Але, доктор? — женский голос в трубке сочился трагизмом, — Это к вам беспокоит покойный супруг мадам Розы. Скажите, вы сегодня работаете пешком?
Хаим Канарейчик медленно отнял трубку от уха и задумчиво почесал ею лопатку. Мадам Роза отказывалась изменять себе. Доктор вздохнул, потом вернул трубку в исходное положение.
— А почему, я дико извиняюсь, покойник говорит голосом своей безутешной вдовы? — вежливо поинтересовался он.
— Если бы Додик был обратно живой, так он всё равно умолял миня позвонить заместо его, — загудела трубка, — Он такой стеснительный, вы же знаете, доктор. Он даже мёртвый боится вас потревожить. Так вы придёте до нас?
Хаим почесал нос. Трубка умоляюще всхлипнула.
— Ну хорошо, — ответил Канарейчик, — До обеда я уже имею три вызова до живых больных, но сначала я таки забегу до вас.
