Потом он позвонил в часть, сказал, что украли фазу, и попросил привезти новую.
* * *
Что там было с офицерами, можно только догадываться… Через пару часов прилетел на гусеничном бронетранспортере зампотех полка, с ходу полез в рубильник, вытащил из-под предохранителя лист тонкой резины и заорал на весь полигон: «Хлебнов, ко мне, бегом!»
А Хлебнов смотрит на него младенческим взглядом: «А чего, товарищ подполковник, уже и сачкануть за три года нельзя, – по поводу случившегося случая. – А так же мы пашем…»
Зампотех намек понял. И он, никогда не ругавшийся матом в присутствии солдат, покрутил головой: «Ну Медный Лоб, ну Медный Лоб, я тебя, вдоль тебя и поперек», – что означало крайнюю степень возмущения.
Выстрел в голову
Были у нас в батальоне два молодых литера. Они друг без друга буквально жить не могли и вечно соревновались: кто лучше стреляет, кто лучше водит, кто лучше учит солдат. И все свободное время торчали на тренажерах. Но, как на грех, раз как-то ляпнули Медному Лбу, что стрелять, водить, драться и, конечно, учить этому солдат гораздо важнее, чем читать им об очередном пленуме ЦК КПСС. Ну не так прямо, конечно, но дали понять.
Медный Лоб затаил обиду. И он быстро их достал.
Городок маленький, деваться особенно некуда, и эти двое вечера все проводили на винтполигоне, придумывая и задавая себе задачи по стрельбе. А тут Медный Лоб прессует. И они решили с ним «разобраться». Достали стартовый пистолет. Смяли молотком пистолетную пулю.
И стали ждать.
Когда Медный Лоб в очередной раз пришел на винтполигон их «воспитывать», они стали огрызаться, чтобы накалить ситуацию. Потом один из них «не выдержал», вытащил пистолет без патронов и «выстрелил» Медному Лбу в голову. Одновременно второй выстрелил из стартового пистолета. Первый подошел к застывшему Медному Лбу, нагнулся, сделал вид, что поднял с пола пулю, и сказал: «Ты гля, даже пуля сплющилась».
Ошарашенный Медный Лоб написал командиру части рапорт, в котором изложил, как двое литеров хотели его убить, стреляли в него из пистолета и убили бы… хорошо, что «пуля сплющилась и отскочила».
Героический Кузя
Учения были отчетные, за весенне-летний период обучения. Мы с Дуйсенбаем обслуживали машину, а Кузя отошел в кустики. Ну надо. Проходит время, Кузя не возвращается. Как же его, однако, развезло. Через полчаса пошли поторопить.
Место, где Кузя был, нашли сразу. Рядом натоптано, ветки поломаны. Кузи нету. Дуйсенбай заявляет, что Кузю похитили. «Пошел бы ты, Дуся, – говорю. – Мужики из ЦРУ, да?» Он рассердился: «Сколько раз говорю, не зови меня Дусей». Дело было старое, потому что Дуйсенбай – длинное имя, и мы иногда пользовались «сокращенным». Иногда он злился, иногда – нет. Дуйсенбай заявляет, что я слепой, как все горожане, а он охотник и все видит. «Ну да, – говорю, – охотник. Из МГУ. Там у вас на кафедре – все такие охотники. За девками». Его за эту страсть отчислили, и он пошел служить. В общем, дело нужное, и то, и то.
Мы спорим, и тут появляется Кузя – фингал на весь портрет, губы разбиты, хэбэ в хлам, в руках пистолет и планшет с картами.
Начал рассказывать, как закончил свои дела под кустом, принялся застегивать штаны, а на него набросили мешок, поволокли и…
Не успел он рассказать, поднялся переполох, орут: «Строиться!» Стоим мы, Кузя с разбитой мордой тут же. Выходит посредник и говорит, что на офицера соседней части совершено разбойное нападение, разбиты «кости лица», украдено табельное оружие, карты с нанесенной обстановкой.
– Судя по погонам, это сержант вашей части, потому что других с такими погонами рядом нет.
Если кто, мол, знает, кто совершил преступление, то…
И тут выступает наш Кузя. Рассказывает, как разведка пехоты украла его прямо из-под кустика и доставила к этому лейтенанту. Как тот стал хихикать, что вот, дескать, обделались вы, ударная сила, и все такое. Покажи, значит, на карте, где у вас что. Как положено, раз вляпался. На пенек карту положил и пистолетом прижал, чтоб ветерком не унесло. Или для антуражу. И Кузю именно этот пистолет, оставленный, привел в бешенство. И этим самым пистолетом приложил он лейтенанта по голове. Парень с автоматом рядом стоял – его тоже. Взял карты, пистолет и вернулся в родную часть. И всех делов. Доложить о происшествии не успел, вернулся вот только что, перед командой «Строиться!».
Скандал был красивый.
Литера этого перевели в другую дивизию, подальше от позора.
Героическому Кузе дали отпуск. На Кузю все показывали пальцами, нечасто так бывает: дал по рылу офицеру – и поехал в отпуск на третьем году службы. Поскольку он служил уже третий год, так его по-быстрому после приказа дембельнули.
Но это ладно.
Был хороший разговор с замполитом.
– Как можно, товарищ Кузнецов, бить своего советского офицера по лицу? Вообще офицера, – не понимает Медный Лоб.
Кузя находчиво отвечает, что бил не офицера, а противника.
– Но ведь противник условный, – говорит замполит.
– Я и бил условно, настоящего врага уж заделал бы, – отвечает Кузя.
– Ну а если бы – товарищ генерал? – поднимает палец замполит.
Кузя пожимает плечами, какая, мол, разница, можно и генералу заехать, делов-то. Замполиту мало:
– Ну а если бы Генеральный секретарь нашей партии? Тоже?
Кузя встает по стойке «смирно!»:
– Товарищ майор, Генеральный секретарь нашей партии ни при каких обстоятельствах не станет моим противником, товарищ майор! Разрешите идти, товарищ майор?
Вышел из палатки, закурил: «Ну что ты скажешь, Медный Лоб на своей лошади».
Приятель мой после окончания института служил в армии, и его приехала навестить беременная жена. Только она неудачно выбрала время, потому что в полку были учения. В самом начале «противник нанес удар», в результате которого мой приятель был «убит». Посредник отправил «убитых» в казарму – чтобы не мельтешили.
Когда Томка приехала, ее муж спокойно дрых на своей койке. Она прошла в казарму и спросила, где тут Симонов, ее муж. Дневальный спокойно ответил: «А его убили, воо-о-он он лежит». И показал, где лежит.
Томка с ужасом подбежала к лежащему навзничь бледному мужу, который, распластавшись, лежал на койке с открытым ртом и бессильно свисающей, синеватой, как ей показалось, рукой. Томка заорала: «Вова!» – и бросилась к нему на грудь. Ее так потрясло, что он был по-живому теплый, что она тут же потеряла сознание.
Симонов от вопля проснулся и увидел лежащую на полу Томку. Схватил ее, поднял на руки. Она пришла в себя, увидала мужа живым – и у нее начались схватки.
Так она и родила: прямо в казарме.
Сейчас их сыну уже двадцать первый год, он учится в военном училище и мечтает в будущем командовать полком, в котором родился.
В тот день, когда приехал генерал Лев, ефрейтор Юрка Стас не нашел с Танькой, как теперь говорят, консенсуса и пошел в наряд по связи злой как собака. И потому, когда генерал позвонил и велел связать его с командиром дивизии, у Стаса, видимо, произошел гормональный заскок, и он заорал, даже не дослушав: «Да ты кто такой, салага? Застегни ширинку и отойди от телефона!» Генерал довольно спокойно сказал: «Говорит генерал Лев. Вы не представились». (А Стас, согласно уставу, должен был, начиная разговор, представиться: «Дежурный оператор связи ефрейтор Стас, слушаю».) Но Cтаса уже несло: «Говорит ефрейтор Стас! Е**л я таких львов!» И отключился.
Генерал добрался до городка самостоятельно, свиты с ним почему-то не было, только адъютант. На КПП поднялся переполох: не каждый день генерал-лейтенанты пехом приходят. Прибежал командир дивизии, а Лев говорит: «Хочу познакомиться с ефрейтором Стасом». Притащили Стаса.
Генерал встал по стойке «cмирно»: «Товарищ ефрейтор, позвольте представиться, генерал-лейтенант Лев. Прибыл по служебной надобности». И одуревшим офицерам: «Товарищи офицеры, прошу оставить нас вдвоем, дело сугубо интимное: товарищ ефрейтор сейчас меня е**ть будет, он обещал. – Выдержал паузу – и Стасу: – У вас, товарищ ефрейтор, видимо, проблемы с эрекцией? – Помолчал немного и распорядился: – Дежурный по связи, разберитесь с эрекцией ефрейтора Стаса».
Cо Стасом, конечно, «разобрались», мало ему не было. Да и звон пошел по всей дивизии.
А главное, Танька, зараза, хихикает: «Чего это ты собирался ночью у меня делать, если у тебя неполадки?»
История про сапоги, банку огурцов и снежного барса…
Кому сегодня за сорок, помнят, что был в нашей истории довольно обширный отрезок времени, когда всерьез считалось, что армия наша – это кузница самых что ни на есть настоящих мужчин, и не служить для молодого человека было почти неприлично. О начале тех времен почти правдиво рассказано в старом фильме про Ваню Бровкина, а чем все закончилось, вы можете прочесть в любом источнике, рассказывающем, что мы имеем в армии сегодня…
Впрочем, речь сейчас не об этом, а о том, что так уж мы, россияне, устроены, что любое серьезное дело каким-то непостижимым образом умеем превратить в одну сплошную байку.
