– Слушай, - сказал спящий Карамелькин, - вымой пол, я тебе потом все объясню... Это очень важно!
Ничего не понимающий Мастюлькин вымыл пол и снова стал будить Карамелькина.
– Эй! Я уже вымыл пол! Что дальше?
– Спасибо, - отозвался программист. - А теперь дай мне еще пять минут здорового сна...
Да, как выразился однажды Дамкин, Карамелькина и на Страшный Суд не добудишься.
Шлезинский был веселым человеком, любил устраивать разные розыгрыши и больше всего - весело тратить деньги на красивых женщин.
Карамелькин, напротив, стремился быть серьезным и невозмутимым. Он хотел стать очень хорошим программистом, которого признавали бы даже на Западе.
Мир не знал более разных натур. Поэтому Карамелькин и Шлезинский часто ссорились.
По словам Шлезинского, Карамелькин совершенно не понимал юмора, а по словам Карамелькина, Шлезинский постоянно доставал его так, что хотелось "дать этому гаду в нос". Наверно, именно для этого Карамелькин начал заниматься каратэ. Уже около двух месяцев Арнольд ходил на занятия к своему сэнсею, какому-то толстому китайцу. Дамкин как-то раз видел этого китайца, и ему показалось, что уж больно этот китаец на казаха похож... Впрочем, казахи, китайцы - они все на одно лицо.
Не удивительно, что Карамелькин всюду опаздывал. На свадьбу одного из своих лучших друзей он опоздал на четыре часа. Договариваясь с Карамелькиным о встрече, предусмотрительный Стрекозов обычно назначал время на час раньше и никогда не ошибался!
Вот такой был у литераторов друг. Впрочем, как говорил Александр Дюма-старший, друзей не выбирают.
– Так что за шутка-то? - не успокаивался Дамкин, дергая Шлезинского за рукав. - Ну, давай, рассказывай!
И Шлезинский все рассказал.
Глава следующая
О том, как Шлезинский поссорился с Карамелькиным
Я буду бомбой, ты - запалом,
Я буду страх, ты будешь вздох.
Я слышал, как ты закричала,
Ты закричала, я оглох.
Дамкин, Стрекозов "Толстая книга"
Сидел как-то Карамелькин дома, пил чай и смотрел телевизор. Было уже три часа дня, но программист только-только проснулся и не успел еще даже умыться. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Карамелькин поставил стакан на журнальный столик, лениво потянулся и пошел открывать. За дверью во всей своей красе стояла шикарная блондинка, абсолютно Карамелькину незнакомая.
– Привет! - бросила блондинка и, резво пройдя в кухню, начала вынимать из сумки продукты.
Когда остолбенение Карамелькина прошло, он сразу же заметил, что на нем надеты только семейные трусы и тапочки. Программист застеснялся незнакомой девушки и, схватив брюки, бросился в ванную. За десять минут Арнольд успел одеться, умыться, побриться и вышел к даме, благоухая одеколоном "Шипр", который у него когда-то забыл Сократов.
Блондинка суетилась на кухне. Весело скворчала яичница на сковородке, на неизвестно откуда взявшемся блюде лежали аппетитные бутерброды с маслом и сыром.
– Ты сегодня отлично выглядишь, - томно молвила блондинка и чмокнула Карамелькина в щечку.
"Ничего не понимаю, - подумал Карамелькин. - Она ведет себя так, как будто мы с ней очень давно знакомы. А, между тем, я ее совсем не знаю!"
Девушка с любовью погладила Карамелькина по голове и начала рассказывать о том, как литераторов Дамкина и Стрекозова выгнали с работы.
"Дамкина знает, - размышлял Карамелькин, уплетая яичницу. - Может, и я ее знаю, но откуда? Нет, такого просто не может быть!"
Весело болтая о том, о сем, упоминая лучших друзей Карамелькина, девушка сварила кофе и поставила перед носом программиста чашечку, кинув в нее полтора кусочка сахара.
"Даже знает, сколько класть сахара! - поразился Карамелькин. - Что же это такое? Неужели я мог забыть такую женщину? Или у меня что-то с головой?"
Распахнулась входная дверь, и в квартиру влетел жизнерадостный Шлезинский.
– Здорово, Танька! - поздоровался он. - О! Вы тут кофе пьете! А мне нальют?
– Нальют, - ответила Танька, - если будешь хорошо себя вести.
– А чего у вас в комнате телевизор работает, а вы сами на кухне? спросил Шлезинский, опускаясь на табуретку и принимая из рук блондинки чашечку.
– Я сейчас выключу! - Танька побежала в комнату. - Эй, ребята, а тут мультики!
– Женщины! - добродушно усмехнулся музыкант. - Как дети!
– Э... - задумчиво протянул Карамелькин. - Слушай, Шлезинский, а она кто?
– Что значит "кто"? - не понял Шлезинский.
– Ну, вообще, - Карамелькин замялся. - Откуда я ее могу знать?
Шлезинский сделал круглые глаза и постучал по голове безымянным пальцем.
– Ну, ты даешь, старик! - поразился он. - Это же твоя девушка!
– Да? - удивился Карамелькин. - Знаешь, а я ее почему-то не помню...
– Карамелькин, ты чего, заболел? Ты с ней уже года два гуляешь!
Карамелькин перепугался.
– Может, я с ней и переспать успел?
– Ну ты спросил! Мне-то откуда знать? Вы меня из комнаты всегда выгоняли, когда спать ложились!
– Вот как? - Карамелькин нахмурился.
"Может, я действительно заболел? - подумал он. - Или у меня травма после тренировки? В прошлый раз китаец слишком сильно ударил меня по голове..."
Арнольд печально посмотрел на своего друга.
– Неужели такую - и не помнишь?! - Шлезинский вскочил от возмущения. Да ты ей даже предложение делал!
– Я делал?!
– Ну, не я же! Хотя, если ты хочешь, могу я сделать. Но ты же меня потом убьешь!
– Ничего не помню! - Карамелькин схватился за голову.
– Танька! - позвал Шлезинский. - Карамелькин тебя забыл!
– Подожди! - шепотом оборвал его Арнольд. - Чего ты болтаешь?
Блондинка вошла на кухню.
– Как забыл? У него что, другая женщина появилась?
– Нет... - на кислое лицо Карамелькин стоило поглядеть! - У меня нет никаких женщин!
– Как нет? А я?
– Ну, я имею ввиду, кроме тебя...
– Поцелуй меня, милый! - потребовала Татьяна и подставила ярко накрашенные губки.
– Конечно, конечно, - Карамелькин встал и старательно, как перед телекамерой, поцеловал Таню в щечку.
– За это - люблю! - сказала девушка.
Карамелькин сел и подпер щеку рукой.
– Знаешь, - нежно сказала блондинка. - Я согласна.
– На что согласна? - спросил непонятливый Карамелькин.
– Ну, стать твоей женой... - девушка смущенно потупилась.
– А... О! - Карамелькин то открывал, то закрывал рот, уподобляясь рыбе, выброшенной на берег. - Я страшно рад, что ты согласилась...
Тут Шлезинский не выдержал и громко заржал. Вслед за ним засмеялась Татьяна.
– Эй, вы чего? - Карамелькин вообще перестал что-либо соображать. Чего тут смешного?
– Ну, круто! - стонал Шлезинский сквозь слезы. - Поверил! Ну, грамотно!
– Вы что, меня разыграли? - тихо спросил Арнольд.
– Да! - весело смеялась Таня. - Какое у тебя было лицо, когда ты мне дверь открыл в одних трусах!
– Смеяться надо мной! - вскипел Карамелькин. - В моем собственном доме! Вон отсюда! Чтоб я вас больше никогда не видел!
– Да брось, Карамелькин, - всхлипывал Шлезинский. - Это же шутка!
– Вон!!! - возопил Карамелькин и окончательно вышел из себя. Он вытолкнул музыканта с блондинкой за дверь, выставил вслед гитару, выбросил надувной матрас Шлезинского и с грохотом захлопнул дверь.
Глава еще одна,
в которой литераторы сочувствуют Шлезинскому
О своем друге можно думать все что угодно при условии, что он об этом не знает.
М. Дрюон "Французская волчица"
– Вот так, - печально сказал Шлезинский радостно ржущим литераторам, он меня и выгнал.
– Это, действительно, веселая шутка! - Дамкин вытер слезы. - Но ты не волнуйся, Шлезинский, мы сейчас пойдем и помирим тебя с Карамелькиным.
– Как?
– Увидишь. Бронштейна нам жалко. Мало ему "Левого рейса" было, теперь еще и Шлезинский тут поселился.
– А меня вам не жалко?
– Да тебя за такие шуточки Карамелькин вообще покалечить мог! Пойдем сходим к нему, надо вас помирить.
– А у вас получится?
– Да, - кивнул Стрекозов. - Собственно, мы сами хотели некоторое время у Бронштейна пожить.
– У меня есть по этому поводу план! - заявил Дамкин. - Надо только к Карамелькину Светку пригласить, и он помирится с тобой, как миленький!
Литераторы оставили в сторожке свои вещи, Шлезинский закинул за спину гитару в кожаном чехле, взял под мышку матрас, и они вышли на улицу.
Недалеко от дома Карамелькина им попался шагающий по улице студент Евсиков. Вслед за ним шли три девушки с огромными рюкзаками, а сам Евсиков был налегке, с одной маленькой сумочкой на плече.
– Здорово, Евсиков!
– Привет, литераторы! - обрадовался Евсиков. - Пошли с нами в лес! Евсиков приподнял свою сумочку, и в ней загремели бутылки. - А? Посидим с девочками у костерка...
