Проводив в последний путь князя Попеля, поляки стали думать, кого бы избрать на его место. Долго думали, долго спорили, но ни к какому решению не пришли. И тогда договорились так: выборы назначить на завтра и выбрать князем того, кто первым придет на выборы.
И так случилось, что первым пришел на выборы еврей Абрам Порховник. И не потому, что ему хотелось стать польским князем: быть польским князем — дело, вообще-то говоря, не еврейское. Просто Абрам Порховник привык рано вставать, потому что, если рано не вставать, ничего сделать не успеешь.
Казалось бы, польской общественности не трудно справиться с одним евреем. Ну, прибежал первым. Как прибежал, так и убежит. Может, даже еще быстрее убежит. Но это были не наши времена, когда еврей никуда не успеет добежать так, чтоб его не опередила его анкета. Поляки улыбнулись и сказали:
— Ну что ж.
И поздравили с избранием князя Абрама.
Абрам Порховник был рад своей победе на выборах, он даже набросал в уме план, как будет управлять польским государством. Хотя, конечно, лучше бы ему управлять каким-нибудь другим государством, более подходящим такому человеку, как он. И Абрам Порховник сказал своим избирателям:
— Братья поляки! Я, конечно, благодарен за честь, я готов и дальше рано вставать и успевать всюду, куда вы скажете. Но на всякий случай, мало ли что, чтобы не было никакой неловкости во время погромов…
— Какие погромы? Князь! — оскорбились избиратели.
— Ну, хорошо, — сказал князь Абрам Порховник. — Насчет погромов извините. Но, допустим, у нас в стране будет что-то не так… Какие-то непорядки, временные трудности… И кто тогда будет виноват? Тут уже, извините, никто не посмотрит, что еврей — князь, а посмотрят, что князь — еврей…
Поляки зашумели, но ничего внятного не ответили.
— Поэтому я, как законно избранный князь, предлагаю на свое место чистокровного пана Пяста.
Поляки вздохнули грустно, но с облегчением.
— А я буду рядом, — пообещал Порховник, — и если у князя возникнут какие трудности, пусть он только кликнет, и я уже буду тут.
Так началась династия Пястов. Она длилась четыреста лет, были у нее тяжелые времена, но что интересно: за все эти времена никто никогда не кликнул Абрама Порховника.
Как свидетельствует летописец, перед тем, как принять христианство, Киевский князь Владимир какое-то время размышлял, не лучше ли остановить свой выбор на магометанстве?
Князя соблазняли гаремные радости, но в запрете на спиртное и еще в одном небольшом обряде князь усмотрел урезание человеческих прав.
«Вот так урежут и выпить не дадут!» — с горечью думал князь.
И в этот самый момент к нему явились хазарские евреи.
— Великий князь, — сказали хазарские евреи, — если вы не можете выбрать между христианством и магометанством, может быть, вас устроит иудейская религия?
Князь Владимир невесело усмехнулся. Здесь было то же урезание прав, но уже без гаремных радостей.
Делать было нечего. Пришлось принимать христианство.
Еще одно слово о полку Игореве
Князь Игорь был наполовину половец, но предпочитал об этом не распространяться и во всех документах писался русским. А хан Кончак был наполовину русский и тоже об этом помалкивал. Сколько они пролили крови, не разобравшись, у кого какая кровь!
Повернувшись друг к другу половецкими сторонами, князь Игорь и хан Кончак ходили вместе на русского князя Всеволода Большое Гнездо. А повернувшись друг к другу русскими сторонами, они ходили вместе на печенегов.
И надо же было случиться так, что в какой-то момент они повернулись друг к другу разными сторонами. И князь Игорь подумал: «Этот половец мне не друг!» А Кончак подумал: «А Игорь-то, оказывается, русский!»
И началась между ними война, та самая война, о которой так хорошо написано в «Слове о полку Игореве».
Попав к половцам в плен, Игорь из княжеской гордости повернулся к ним русской своей стороной, но хан Кончак зашел с другой стороны и просватал за его сына свою дочь. А другие половцы, повернувшись к пленному русскими сторонами, помогли ему бежать из плена половецкого.
Все-таки разносторонность — хорошая вещь, она заставляет человека в жизни поворачиваться.
Сын князя Игоря женился на дочери Кончака, и в семье у него родилось столько половцев, что хоть из дому беги. Но если поворачиваться, можно не бежать, можно построить замечательное семейное счастье.
Родители Чингисхана
Преступления, связанные с именем Чингисхана, начались задолго до его рождения. Для того, чтоб родить Чингисхана, его отец украл чужую жену.
Он не увел ее тайком и не добыл в открытой схватке. Он из кустов подсмотрел, какая она красивая, потихоньку поехал за подкреплением и, напав на ее мужа целым отрядом, отбил у него жену.
Но, видно, любовь ее осталась с другим человеком, и сыну своему, будущему Чингисхану, она могла передать только ненависть. И от этой ненависти много смертей родилось и умерло множество жизней.
Закон гостеприимства
Ехал отец Чингисхана по жаркой степи, и захотелось ему пить. А на пути только враждебный татарский улус, где он незваный гость для любого татарина.
Татары ненавидели этого монгола, но ничего не поделаешь — закон гостеприимства.
Следуя закону гостеприимства, татары налили проезжему человеку ведро воды, но сделали уступку и ненависти: сыпанули в ведро отраву.
Так остался Чингисхан сиротой. Нельзя злоупотреблять законом гостеприимства.
Рыцарь со страхом и упреком
На покоренных землях Чингисхан старался не оставлять никого в живых. Чтобы никто под его властью не мог поднять голову, считал он, головы должны быть отдельно, а люди отдельно.
Потому что он боялся живых людей. С мертвыми ему было спокойнее.
Десятитысячная гвардия окружала юрту Чингисхана, охраняя его от живых людей. И вся эта гвардия была умерщвлена на его могиле, чтоб его и на том свете было кому охранять.
Государственная деятельность Чингисхана
«Аккуратность — вежливость королей» — это сказано не о Чингисхане. Не довольствуясь тем, что монголы не умываются, не купаются и вообще стараются не прикасаться к воде, почему-то опасаясь, что их убьет молния, Чингисхан издал указ, запрещающий его народу стирать одежду и мыть посуду. Одежду следовало носить, пока она не сгниет, а посуду просто вытирать травой или коровьим пометом.
Собирание русских земель в единое татаро-монгольское государство
Великий князь Московский Иван Данилович Калита ходил с сумой по свету, но не побирался, а наоборот, деньги раздавал, потому что в те времена, чтобы делать дела, нужно было постоянно кому-то совать в лапу. Так он ходил и совал, ходил и совал, собирая русские земли в единое пока еще татаро-монгольское государство.
Повелителем всея Руси в то время был хан Узбек. Не по национальности узбек, а по имени. И такой это был выдающийся хан, что его именем назвали целую национальность.
В России в то время только хан был всея Руси, а русские князья — каждый своего отдельного, или, как их называли, удельного княжества. И распределял эти княжества между князьями хан Узбек. Вот почему ему приходилось и в лапу совать, и доносить на своих родных и близких, чтобы им не досталось княжество. Поедешь в орду, настучишь на князя Владимирского, присоединишь к Москве Владимир. Настучишь на князя Тверского — присоединишь Тверь.
Замечательный был князь Александр Тверской, добрейшая, честнейшая душа, а что делать? Нужно же русские земли в единое государство собирать. Пусть пока не русское, а татаро-монгольское, но это ничего. Тем более, что татаро-монголы тоже народ не чужой, они внесли свой вклад в будущую историю России. Например, друг Ивана Калиты татарский мурза Чет внес огромный вклад в лице самого царя Бориса Федоровича Годунова, который был прямым потомком мурзы, что сказалось на его государственной деятельности.
Если б не татаро-монголы, неизвестно, удалось ли бы собрать русские земли в единое государство. Тут нужно было татаро-монгольское иго, чтобы собрать сначала все земли под игом, а потом сбросить иго — и вот она, навеки сплоченная единая великая Русь. Плохо только, что иго сбросить никак не удастся. Татаро-монголов сбросим, это да, но иго-то, иго — оно останется!
Борьба за власть ослепляет человека. Достаточно вспомнить русских князей Василия Косого, Шемяку и великого князя Василия. Косой и Шемяка хотели отобрать у великого князя его великое княжество, и началась у них великая междоусобная война. Поймал однажды великий князь Василия Косого и говорит:
— Глаза бы твои меня не видели.
