Физиономия Вовки Князева не давала мне покоя. В столовой он упорно садился напротив меня, и его немытое лицо никак не способствовало моему аппетиту.
– У меня кожа такая, – объяснял Вовка. – Ты не думай, это не грязь. Загар!
Мы долго ломали головы, как приучить его умываться. И придумали. В этом нам помог наш Дядя с портфелем, или, вернее, его свинья, которую он держал при лагере, хотя это и запрещено законом.
Я поделился своим планом с пиратами, и они единогласно его одобрили.
Мы собрали со всего лагеря черный крем для ботинок, достали сапожную щетку и пошли к вагончику, в котором проживала свинья Машутка. Она, по обыкновению, лежала на боку и лениво жевала отруби.
Когда я коснулся ее щеткой, она довольно захрюкала и приподнялась. Мы успешно надраили ее кремом, от самого носа до кончика хвоста, а потом прошлись бархоткой.
Свинья засияла, как новый хромовый сапог. А на спине мы ярко вывели белилами «Князь».
Пришел Грунькин, посмотрел на нашу работу и затрясся от смеха.
– Я ничего не видел, я ничего не знаю, – сказал он и исчез.
Мы стали подталкивать Машутку к выходу. Но она не шла. А нам нельзя было задерживаться, потому что мог появиться кто-нибудь из взрослых и помешать нам закончить это «черное дело».
Но мы нашли выход. Ленька притащил упирающуюся бездомную собачонку, которая все время крутилась у нашей столовой, и мы запустили ее к Машутке.
Ну и визг поднялся!!! Машутка снялась с места и понеслась. Ее ножки мелькали с такой быстротой, что можно было подумать: у нее их не четыре, а все шестьдесят. Наш Барбос был по сравнению с ней, как наперсток перед арбузом, но он так и висел у свиньи на хвосте, хотя и предусмотрительно соблюдал некоторое расстояние.
Машутка неслась прямо на наш корпус и не думала сворачивать.
– Разнесет в щетки! – испугался Спасибо.
Услышав шум, в окне спальни появился зевающий Вовка Князев.
– Встреча близнецов была трогательной, – хихикнул Спасибо.
Рот у Вовки не закрылся. Князь издал совершенно нечеловеческий вопль и, видимо, не желая погибнуть под обломками спальни, выпрыгнул в окно перед самым носом Машутки и резво заскакал вдоль ограды. В сантиметре от стены свинья остановилась. Барбос насел, Машутке бежать было больше некуда (справа – забор), и она помчалась за Вовкой. Тот поднажал, слыша сзади свирепое дыхание загадочного чудовища. От лакированной Машутки во все стороны разбегались солнечные зайчики.
Вовка бежал по прямой и никуда не сворачивал, а свинья и подавно. Впереди торчали «гигантские шаги». Вовка добежал до них и с невероятной ловкостью взобрался на самую верхушку столба. А столб, я вам скажу, был гладкий, как стекло. Мы умирали от смеха, а Гринберг заметил:
– Такое возможно только в минуты сильных душевных потрясений, да и то не всегда.
Свинья пробежала мимо столба, и Вовка с ужасом прочитал на ее опине – «Князь».
Надо сказать, что свинью мы быстро успокоили, а вот с Вовкой нам пришлось помучиться. Он обиделся, и мы боялись, что он будет сидеть на столбе вечно.
Вдруг мы увидели у столовой Дядю с портфелем и Вениамина.
Нас как ветром сдуло. Все разбежались по палатам. Мертвый час!
А Вовка принципиально остался на столбе.
Мы лежали и делали вид, что спим, а сами прислушивались. Окна были раскрыты, и каждое слово долетало до нас.
Дядя с портфелем: «Ты что задумал?»
Вениамин: «А?»
Пауза.
Князь – мрачно: «Тренируюсь…»
Дорого обошлась ему эта тренировка. Как злостному хулигану, Князю назначили трехдневный испытательный срок: если он не исправится – отошлют домой.
Вовка исправился. На столб он больше ни разу не залезал. И с этих пор стал страшно чистоплотным. И как это ему удавалось? По-моему, он умывался с песком.
Глава 12.
Сражение с Вениамином
Когда Дядя с портфелем увидел свою лакированную свинью, он не упал в обморок. И шума поднимать не стал, потому что держать такую свинью в пионерском лагере было противоестественно. Но достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: он нам что-то готовит.
А Вениамин так громко захохотал, что ему самому стало неудобно перед начальством, и он убежал куда-то, чтобы успокоиться.
Надо сказать, что мы по-прежнему страдали бессонницей. И все потому, что я по ночам читал при свете фонарика свою любимую, чудесную книгу – «Остров сокровищ».
Но в эту ночь, после истории со свиньей, Вениамин внезапно атаковал нас и унес богатые трофеи: фонарик и книгу.
– Читать надо в положенное время. Замучили вы меня, – жалобно сказал он. – До чего дожил – ночью на ключ запираюсь!
Мы ему, конечно, посочувствовали, и он ушел, хлопнув дверью.
И тогда мы поняли, что это было началом большой войны.
Глава 13.
Первое послание Вениамина
«Здравствуй, Костя!
Не думал писать тебе так скоро, а приходится. Вот уж не поблагодарю тебя за то, что ты подсунул мне такой лагерь. Ты мне говорил: не лагерь, а мечта, ребята – исключительные, вежливые, скромные, аккуратные. А на самом деле – это не ребята, а не знаю что.
С первого взляда на их хитрые физиономии я понял: предстоит война. Так оно и оказалось. Сейчас уже воюю.
Самое главное, никак не могу найти с ними общего языка. Одним словом, у меня не жизнь, а сплошные неприятности.
Если тебе рассказать, какие штучки они выкидывают – ты не поверишь. Недавно произошло такое событие. Они намазали кремом для ботинок свинью и пустили ее по лагерю. Шуму было! Потом они, правда, говорили, что перевоспитывали одного грязнулю, но все равно – нелепо.
И еще одно. Сейчас по лагерю поползли слухи о какой-то тайной «пиратской» команде. Говорят, что история со свиньей – дело рук этих самых «пиратов». Я, признаться, сильно обеспокоен и хочу разобраться в этом деле.
А может, я просто плохой педагог. Хотя все стараюсь для них! Беспокоюсь за них, окаянных. Они на меня обижаются, что я их редко на речку вожу, оберегаю. А попробуй им довериться, перетонут, как цыплята. Совсем же малыши! У них одни каверзы на уме. Только когда начнешь их ругать, тогда и понимают. Трудно! Сотни неразрешенных вопросов.
Ну, да ладно. Кончаю свое послание.
Пиши.
Вениамин».
Глава 14.
Как Грунькин стал пиратом
Утром Грунькин отозвал меня в сторону и завел дипломатический разговор:
– Видишь ли, я случайно услышал ваш позавчерашний разговор. Может быть, это и нетактично, но я тоже решил стать пиратом. Теперь я в них верю и даже готовлюсь. И сейчас, то есть со вчерашней ночи, я усиленно собираю материал для большой поэмы о пиратах.
Я задумался.
– Ничего не обещаю. Поговорю с ребятами. Как они, так и я.
Ребята, как и я, были против, но Гринберг, добрая душа, все испортил:
– А почему не поверить человеку? Может, мы его сможем исправить?
Ну, конечно, после этих слов все сказали, что надо попробовать.
Как я ни возражал, ничего не вышло. Тогда я метнул свой последний козырь:
– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.
Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.
Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.
План
1. Вступление.
Характеристика той эпохи.
2. Содержание.
Баллада о Джоне Спинглере.
а) описание шторма,
б) образ Джона Спинглера,
в) характеристика его поступков:
жестокость, кровожадность,
(и так далее).
3. Заключение.
4. Краткие выводы.
Дальше шла сама поэма:
БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ
Когда-то в древности пираты
На всю Европу ужас наводили.
Из королевств заморских
Шли на них солдаты,
Но все же призраков морей не находили.
Ну, а пираты жили, веселились
И грабили суда,
А когда надо – не ленились, —
Работали – со штормом бились,
Чтоб не залила их вода.
Далеко в порту у Сан-Франциско,
Где бушует Тихий океан,
Как-то раз осеннею порою
Разыгрался страшный ураган.
Крики страшные неслись повсюду,
Люди гибли, гибли моряки.
Некуда укрыться было суднам,
Гибли женщины и гибли старики.
Порт покрыт весь досками, телами.
Все несется в Тихий океан —
Так играет страшными волнами
Разыгравшийся на море ураган!
Два судна остались в страшном порте.
Два всего – и оба уж трещат!
Делать нечего – в открытом море
Оба корабля под ветром мчат.
На одном из них под черным флагом
Сам Джон Спинглер на корме стоит.
Кажется, он весь пропитан ядом —
По губам усмешка злобная скользит.
Вышел в море он,
Чтоб жечь и грабить
Корабли, идущие в пути.
Трудно, даже невозможно
От пирата этого уйти.
Шторм затих, и два судна на море
К порту дальнему опять пошли.
Джон вдруг глаз прищурил:
– Эй, кто там в дозоре?
Дика-боцмана ко мне пошли! —
Дик на зов хозяина явился,
Как собачка, перед ним застыл.
– Дик, чего зеваешь ты! А ну-ка!
Почему соседку к черту не пустил?! —
Пушки наведены уж на судно.
Джон рукою мощной помахал —
Грохот страшный – и вокруг безлюдно
Сразу стало. Молчит океан.
Тогда мрачно усмехнулся Джон.
Дело сделано – и он доволен.
Тихо, мрачно в бурном океане,
Лишь несется погребальный звон.
Мы пираты все же не такие:
Мы – хорошие, а те – плохие!
Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике: