У перевода Щепкиной-Куперник имеется, однако, один изъян — в её двустишии «Никак нельзя на этот раз // Исполнить, сударь, ваш приказ» потеряна резкая обрывчатость мысли, оставляющая Алису в полном недоумении: «The little fishes’ answer was // “We cannot do it, Sir, because—” Такой комический приём встречается в данном стихотворении ещё один раз — в последней реплике Неизвестного: «Сказал он холодно вполне: // „Не добудиться их, за не…“» (или даже „зане“). А ведь после этого «because» (‘ввиду’) Алиса вынуждена перебить Шалтая-Болтая и пожаловаться, что она не вполне понимает, о чём идёт речь. Переводчики обязаны тут в любом случае выстроить что-то сходное.
Есть в этом стихотворении и ещё один интересный момент. Это двустишие «I sent a message to the fish: // I told them ‘This is what I wish’». В нашем переводе оно передано как «Послал я рыбкам как-то раз // Записку: «Это — мой приказ». Некоторые другие переводы схожи, однако мы считаем, что тут следует перевести максимально близко, даже усилить идею. Чтобы объяснить, в чём тут дело, воспользуемся комментарием Мартина Гарднера к другому стихотворению из «Алисы в Зазеркалье», почти соседствующему с нашим. Это знаменитое стихотворение «Пуговки для сюртуков» (иначе — «Сидящий на стене», «С горем пополам», «Древний старичок» и проч.), сочинение Белого Рыцаря. Знаменито это стихотворение не в последнюю очередь тем шоком, в который повергла умудрённых в респектабельной философии взрослых читателей мешанина его заглавий, а также той «помощью», которую предложил им Белый Рыцарь, чтобы в ней разобраться. Так, собственно заглавием является лишь «С горем пополам», в то время как «Пуговки для сюртуков» есть название уже не песни самой по себе, но только её заглавия; сама же песня называется «Древний старичок», и есть она «Сидящий на стене». Подробно прокомментировав это место (см. Академическое издание, с. 201—202), Мартин Гарднер упоминает в заключение мнение одного своего коллеги-кэрролловеда, Роджера Холмса: «Профессор Холмс, заведующий кафедрой философии в Маунт Холиоук Колледж, полагает, что Кэрролл посмеялся над нами, когда заставил своего Белого Рыцаря заявить, что песня эта есть „Сидящий на стене“. Разумеется, это не может быть сама песня, но лишь ещё одно имя. „Чтобы быть последовательным, — заключает Холмс, — Белый рыцарь, сказав, что песня эта есть…, должен был бы запеть саму песню“».
Мы видим, таким образом, что даже в середине прошлого века философы отрицали, что некоторая песня может быть не только самой собой, но ещё и собственным именем. Очевидно, в то время наука семиотика на Западе находилась в зачаточном состоянии. Вещь несомненно может являться не только самой собой, но и чем-то другим, и тогда она уже не она, но — знак этого другого, хотя бы это другое было только именем (а уж имя само может вести нас куда-то далее). Понимал ли это Кэрролл за сто лет до того, как Мартин Гарднер взялся его комментировать? Трудно сказать определённо, и всё же в случае Кэрролла такой ход мысли не невозможен. Мы полагаем, что к Песне Белого Рыцаря от песенки Шалтая-Болтая Кэрролл тянет некоторую ниточку, что ситуация с первой есть логическое развитие ситуации, ранее появляющейся во второй. Шалтай-Болтай посылает рыбкам записку, и эта записка есть им приказ. Не содержание её является для них приказом, но сама записка как таковая, а имеющиеся в ней слова «Это — мой приказ» лишь подтверждают данный факт. Таким образом, записка здесь — это вещь в качестве слова. В английской литературе такая ситуация встречается не впервые. Вспомним встречу двух лапутянских философов из Третьего путешествия Гулливера: каждый из них нёс за плечами мешок, набитый различными предметами, и разговор они вели между собой, демонстрируя друг дружке поочерёдно эти предметы, чтобы таким образом вообще, намеренно, исключить употребление слов.
2. Песня Белого Рыцаря, ранний вариант
Обратимся теперь к Песне Белого Рыцаря, которую мы так и не знаем, каким образом следует озаглавить… Эта Песня — переработка специально для главы VII «Зазеркалья» более раннего Кэрроллова стихотворения, имевшего вполне однозначное название — «Среди пустых холмов». Оно было опубликовано анонимно в 1856 году в журнале «Поезд» («The Train»). В Академическом издании оно даётся в переводе Дины Орловской; с этим переводом мы и сопрягли предлагаемый читателю ниже текст первоначальной редакции, желая показать ему Кэрролла, так сказать, в развитии. Второе четверостишие второй строфы, шестая и седьмая строфы полностью вошли в настоящий перевод в версии Дины Орловской, поскольку соответствующие места оригиналов одинаковы (ниже отмечено курсивом). Вся четвёртая строфа, первая половина восьмой строфы и первая половина девятой в оригиналах также идентичны, но тут мы несколько отклонились от перевода Дины Орловской ради большей точности в передаче некоторых деталей (ниже эти места отмечены полужирным курсивом). Эти детали заключают в себе упоминание автором — а вместе с ним и Белым Рыцарем! — реальных мест Англии либо даже реальных торговых марок; при этом Кэрролл с Белым Рыцарем не одиноки в упоминании их в английской литературе — неужели такой курьёз должен пройти мимо внимания отечественного читателя? Например, масло для волос «Макассар»;
оно упоминается ещё Байроном в «Дон Жуане», а это самое начало XIX века; видимо, это масло было популярно и востребовано весь XIX век, в том числе и литераторами ради весёлых ссылок. Знаменитый же Менайский мост — это один из первых в мире современных подвесных мостов (завершён строительством в 1826 году; инженер Томас Телфорд); он соединяет остров Энглиси с материковым Уэльсом. Остальные фрагменты первоначальной редакции стихотворения «Среди пустых холмов» большей частью в версии для «Алисы» не повторяются. Рассказ о природе и происхождении данного текста читатель найдёт в примечаниях Мартина Гарднера на сс. 201—205 Академического издания. Журнальной публикации предшествовал следующий текст: «Всегда любопытно бывает установить те источники, из коих великие наши поэты черпают свои идеи — в этом состояло побуждение к публикации следующих строк, как бы болезненно не восприняли их появление почитатели Вордсворта и его стихотворения „Решимость и независимость“».
Я встретил как-то старика
Среди пустых холмов.
Он походил на босяка,
Но я-то не таков;
И грубо крикнул я в сердцах:
«Ты как живёшь, на что?»
Но пропустил его слова
Мой слух, как решето.
«Я груды мыльных пузырей
Ищу по кручам рек,
Я запекаю пузыри
В пирог и чебурек.
Я продаю их морякам —
Три штуки на пятак.
И, в общем, с горем пополам
Справляюсь кое-как».
Но я столь чаемый ответ
Оставил в небреженье,
Ведь я осваивал в уме
На десять умноженье.
Я громко-громко прокричал
Ему вопрос такой:
«Так чем ты, дедушка, живёшь?» —
И пнул его ногой.
И этот милый старичок
Сказал с улыбкой мне:
«Выпариваю ручейки
На медленном огне.
В осадок выпадает крем —
Известный „Макассар“.
Пятак за банку, между тем,
Идёт такой товар».
Но думал я теперь: «Увы,
Зелёных нет чулок!
А жаль — никто среди травы
Не различал бы ног».
Я в ухо стукнул старика
И вновь задал вопрос,
И потузил его в бока,
И потягал за нос.
«В пруду ловлю я окуньков
В глухой полночный час
И пуговки для сюртуков
Я мастерю из глаз.
Но платят мне не серебром
Хоть мой товар хорош.
За девять штук, и то с трудом,
Дают мне медный грош.
Бывает, выловлю в пруду
Коробочку конфет,
А то — среди холмов найду
Колёса для карет.
Путей немало в мире есть,
Чтоб как-нибудь прожить.
И мне позвольте в вашу честь
Стаканчик пропустить».
И только он закончил речь,
Пришла идея мне,
Как мост Менайский уберечь,
От ржавчины вполне.
Прослушав бредни старика,
«Похвально», — я сказал,
За то, что в честь мою пивка
Он выпить пожелал.
И по сей день, случись, рукой
Я вымажусь в клею,
Иль ногу я в башмак с другой,
Не с той ноги сую,
Иль если с глупостью какой
Смириться уж готов,
Мне вспоминается седой
Старик с пустых холмов.
3. Стихотворение, прочитанное Белым Кроликом в Суде и его первоначальный вариант.Более ранний вариант есть и у стихотворения из главы XII «Алисы в Стране чудес» (впервые опубликован в лондонском журнале «Таймс комическая» в 1885 году, но восходит к 1855 году). Вырос он из пародийного искажения первой строки популярной в Кэрроллову эпоху чувствительной песни Уильяма Ми «Алиса Грей» — «В ней всё, что я в ней видеть рад» — и далее в нелепом ключе раскрывает смутно-романтическое настроение некоего совершенно безликого лирического героя. Стихотворение, опять же, предваряется следующим текстом: «Автограф этого впечатляющего фрагмента был найден среди бумаг известного автора трагедии „Это был ты или я?“ и двух популярных романов „Сестра и сын“ и „Наследство племянницы, или Благодарный дедушка“».