Кристи Крейг - Заткнись и поцелуй меня

– А на нем боевая раскраска или любовная? – послышался женский голос за спиной Шалы Уинтерс.

– Да какая разница, – по-техасски протяжно ответила другая женщина. – Но теперь я понимаю, почему этот город называется Совершенство.

Раздался взрыв хриплого смеха.

Шала закатила бы глаза, кабы в данный момент не пялилась на группу практически голых мускулистых мужчин, выходивших на арену лишь в головных уборах и набедренных повязках. Капелька пота скатилась между грудей. Очень жаль, что Шала не в настроении для практически голых мускулистых мужчин – уже несколько лет как не в настроении. На самом деле она жалела, что вообще притащилась на этот пау-вау. [1] Знала б, что здесь запрещено фотографировать, заперлась бы в гостиничном номере с кондиционером, очищая свои джинсы от слюней – и бог знает чего еще, – оставленных собакой, пытавшейся в парке поиметь ногу гостьи города.

Проклятье, ей необходимы фотографии для текущего пиар-проекта! Но, судя по знаку у билетной кассы, камеры здесь категорически запрещены. На самом деле Шала вроде как должна была оставить свою у ворот. Ага, конечно. Бросить часть оборудования стоимостью восемь тысяч долларов непонятно с кем. Шала поправила на плече сумку с камерой. Почему мэр Джонсон об этом не предупредил?

– Разрешите. – Блондинка с пышными обесцвеченными волосами и высокая брюнетка протиснулись в толпу поближе к арене.

– Ты только посмотри на это, – протянула брюнетка. – Я всегда любила играть в ковбоев и индейцев и теперь знаю, почему. – И они снова хрипло засмеялись.

– Коренные американцы, – поправила Шала.

– Чего? – переспросила брюнетка.

– Они предпочитают, чтобы их называли коренными американцами.

– Лапочка, я буду называть их, как им хочется, – выдохнула Блонди. – Здесь лучше, чем в стрип-клубе. Ты только посмотри на эти кубики!

Шала прикусила язык. Чтобы кто-то вдруг стал образованным, он должен быть готов учиться.

Она сосредоточила внимание на арене и позволила своему взгляду скользнуть по мужчинам и их «кубикам». Ладно, нельзя винить женщин за то, что они наслаждаются зрелищем. И пусть сама Шала не в настроении, но сие не значит, что она неспособна оценить открывающийся вид. По словам мэра Джонсона, это и послужило причиной, по которой племя только недавно открыло свои пау-вау для публики: люди приезжали лишь поглазеть, а не изучать культуру и историю племени читива.

Однако экономика города зависела от туризма, и потому старейшины изменили свое решение. Шестьдесят пять процентов населения Совершенства, штат Техас, составляли как раз индейцы и индейско-латиноамериканские метисы, так что они были лично заинтересованы в выживании города. А теперь заинтересована и Шала. Ей хорошо заплатили, дабы удостовериться, что Совершенство выживет. Не то чтобы все были рады присутствию Шалы… Скорее, наоборот, о чем и сообщил сам мэр, и, честно говоря, от этого ей становилось немного не по себе.

Мэр Джонсон предложил пока не назначать встречу со старейшинами племени, а подождать второго визита, надеясь, что время смягчит мнение коренных американцев о попытках Шалы развить туризм, распространяя информацию о всяких племенных событиях.

Несколько старейшин двинулись в центр арены и объяснили зрителям, что следующим номером будет «Танец любви – ритуал, предназначенный для соблазнения родственной души». Один из мужчин, с длинными седыми волосами, стекающими на спину, осмотрел толпу. Его взгляд остановился прямо на Шале – во всяком случае, так ей показалось.

– Я уже влюблена, – сказала блондинка рядом с ней, указывая на арену.

Шала перевела взгляд на танцоров, а затем обратно на старейшин. Смотревший на нее незнакомец, казалось, приветственно кивнул. Ветер подхватил его волосы, но глаза индейца не отрывались от Шалы. Он знал, кто она такая? Такое пристальное разглядывание пугало. У Шалы перехватило дыхание.

Публика затихла – благоговейная пауза. Седовласый отвел глаза, и Шала наконец-то смогла вздохнуть. Свежая партия кислорода активировала клетки головного мозга, и она снова пожалела, что не пропустила сие мероприятие. Жара, голод и воспоминания о чересчур энергичной собаке мешали по достоинству оценить шоу.

Порыв ветра оказался слишком горяч, чтобы охладить, но он донес запахи жареного мяса, лука и кукурузы с маслом, отчего в животе заурчало. Купленный в обед гамбургер сгинул у озера в пасти нежданного и крайне любвеобильного четвероногого друга. Пес, прямо как мужчина, думал лишь о сексе и о еде. Оглядевшись, Шала подумала было пробраться к торговым палаткам, но тут услышала низкие глухие удары. Барабаны. Она снова посмотрела на арену: старейшины уже ушли, и вместо них появились танцоры. Барабаны звучали все громче. Напряжение в толпе нарастало. Шала могла поклясться, что температура воздуха повысилась градусов на десять.

С ее губ сорвался вздох. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая небо в розовые и фиолетовые оттенки. Она снова осторожно посмотрела на танцоров. Ритм ударов увеличился, и мужчины начали двигаться. Высокие и гордые. Золотой закат отбрасывал блики на их тела и молил о фотографии. У Шалы пальцы чесались сделать снимок. Она сунула руку в тяжелую сумку… и вспомнила про запрещающий знак на входе.

– Глупые правила, – пробормотала чуть слышно, решив обсудить этот вопрос с мэром. Пау-вау может привлечь в Совершенство туристов, но посетители захотят фотографий.

Когда воздух наполнили странные низкие распевы, раздражение Шалы растаяло. Пот продолжал скапливаться между ее грудей. Танцоры выстроились в линию прямо перед ней: шестеро мужчин, но один выделялся. Третий слева. Ну прямо услада для глаз в лучшем виде.

– О, мой бог! – воскликнула Блонди. – Сколько стоит один из них на ночь?

Шала попыталась не обращать на слова внимания, но когда еще одна капля пота проскользнула под ее правой грудью, влажной струйкой стекла вниз и закатилась в пупок, по телу пронеслась волна чувственной дрожи. Дрожи, какой Шала не чувствовала уже очень давно. «И на то есть чертовски хорошая причина», – напомнила она себе.

– А мы можем засовывать доллары в их набедренные повязки? – пролетел сквозь толпу протяжный выговор брюнетки.

Шала бросила на нее быстрый взгляд, закатила глаза и снова уставилась на танцора. Жесткий. Безжалостный. С мускулистыми руками и ногами. Он двигался в пульсирующем ритме барабанов. Распущенные черные волосы взлетали вверх и вниз в такт движениям, а головной убор с рядами белых перьев переливался в солнечном свете.

Кожа танцора, цветом намекавшая на его индейские корни, ловила отблески заходящего солнца. Казалось, что она смазана маслом. Смазанная… Смазанная маслом гладкая мужская кожа. Эта мысль вернула Шалу во времена, когда при помощи бутылочки детского масла они с мужем испортили отличный набор постельного белья. Тело Шалы отчетливо вспомнило те ощущения: ее смазанная кожа скользит по его… Эти впечатления стоили хорошего египетского хлóпка. Жаль только, что брак отправился в мусорку вслед за простынями.

– Боже правый, ты только глянь на его повязку! – воскликнула Блонди.

Шала не задумываясь опустила взгляд. Барабаны продолжали стучать, и этот эротичный звук проник под ее кожу, в ее кровь. Бум. Бум. Бум. Шала уставилась на полоску белой ткани, смутно осознавая, что ведет себя так же ужасно, как две женщины по соседству. Она закрыла глаза, а когда вновь их открыла – мужчина танцевал гораздо ближе. Подняв взгляд, она увидела высокие скулы, слишком красивые для мужчины губы, точеный нос…

У Шалы перехватило дыхание. Его ястребиный и явно неодобрительный взор был направлен прямо на нее. Он засек, как она влюбленно пялилась на его набедренную повязку? Шала покраснела и отвернулась, но успела заметить, как танцор устрашающе нахмурился.

Она принялась оглядывать толпу, будто искала кого-то, хотя не знала тут ни души. И неважно, что с самого приезда ее преследует странное ощущение, будто за ней кто-то наблюдает; просто город слишком маленький, вот и все. По спине пробежал холодок. Шала была чужачкой. По словам мэра, нежеланной чужачкой.

Хотя танцор смотрел как-то иначе. Она по-прежнему ощущала на себе его взгляд, пробуждающий внутри странные эмоции. Например, одиночество. Как можно чувствовать себя одинокой, когда вокруг толпа человек триста? «Проще простого, – пронеслось в голове. – Ты никого не подпускаешь к себе слишком близко. Особенно мужчин». Но одиночество – малая цена за эмоциональную безопасность.