Мишкина мама
Мишкина мама, тетя Ира, она, мне кажется, немножко того. Без тормозов.
То есть, нет, так-то она нормальная, четкая тетка. Даже Малахова не смотрит. И на работе, она в ОВИРе нашем работает, у нее все по струнке ходят. И дома у них чистота, порядок, все блестит, и еда всегда есть. Вкусная. Уж я-то знаю, всю жизнь с ними дверь в дверь живу. А с тех пор, как моя родительница поехала в Штатах домработницей вкалывать, меня тетя Ира, считай, и кормит. Не задаром, конечно, я ей деньги даю. Ну, не ей, она бы не взяла — а Мишке даю. Все равно за продуктами обычно он ходит. Или мы с ним вместе. Идем, бывает, на рынок, пихаемся и ржем, как дебилы, а спроси — про что, так ведь не ответим, потому что сами не знаем. Лето, солнце, жара, можно бутылочными пробками в футбол играть, сейчас вот продукты домой оттащим, пойдем возьмем в стекляшке по пиву, и на речку, сидеть на обрыве и ногами болтать. От радости, в общем, ржем. Бывает такое.
Да, я ж не про то. И вообще не с того начал. В общем, с тетей Ирой нормально все, только вот Мишке она реально плешь проедает. Женить его хочет. При любом удобном случае — давай, говорит, Мишаня, порадуй маму внучками. Квартира, говорит, большая, все поместимся. Вы, молодежь, родите, да гуляйте дальше, а я хоть понянчусь. Вот, говорит, у паспортистки дочь, Женечка, чем тебе не пара? И умная, и красивая, и готовить умеет.
Ага, красивая. Видел я эту Женю, когда мы с Мишкой как-то к теть Ире на работу забегали. Красивая-то красивая, только двух стульев для такой жопы маловато. Это ж если ее в дом приводить, так все косяки расширять. А то не пролезет. А так красивая, ничего. И готовить явно умеет, сразу видно.
Ну и Мишка тоже — смеется и говорит:
— Мам, да я ж ее и не обхвачу, а уж залезть точно не залезу. Долго внучков ждать придется.
— Ах ты, — говорит теть Ира, и полотенцем его по кумполу, — ты что такое при матери говоришь, а?
И тоже смеется. Я ж говорю, так-то нормальная она.
А я на Мишку смотрю и думаю: точняк не залезет. Куда ему, он тоненький весь, будто вообще не жрет ничего, куда только теть-ирины борщи вливаются и беляши улетают. Тонкий, локти острые, колени вот-вот джинсы прорвут, и вообще так по виду и не скажешь, что парню за двадцать уже, ему даже бухло без паспорта не продают. Иди, говорят, мальчик, пусть папа сам покупает. Тут я подхожу. Ну, за папу-то я не сгожусь, я все-таки Мишке ровесник, но качалка, она даром не проходит. Да и в автосервисе работать тоже не хером по столу стучать. Мне, в общем, сразу продают. Нормально.
Но я опять не про то.
Короче, теть-Ира Мишке все время кого-нибудь сватает. Не Женю паспортисткину, так Таню с пятого. Ага, ту Таню поди сосватай, она на всех на нас смотрит, как на говно под ногами. Хотя пирожки теть-ирины только так уметает, когда в гости заходит. И казалось бы, чего мы ей сделали? Ну подумаешь, ржали, когда она в пятом классе мини-юбку носить начала, а ножки-то кривые, а жопка-то как дощечка. Это сейчас и ноги огого, и корма такая, что руки сами тянутся — а вот и хрен, ушел паровоз. Детские, блин, травмы. Психологические.
В общем, я чего рассказать-то хотел. Мишка это все сватовство терпел-терпел, лет так с шестнадцати и годиков так пять непрерывно — а потом накрыло его.
— Я, — говорит, — не могу больше. Расскажу маме, и пусть как будет, так и будет.
Это он у меня на кухне сидел, сбежал в который уж раз от мамкиной заботы. Возил по столу бутылкой «Арсенального», смотрел в клеенку — хотя чего в мою клеенку смотреть, там одни дырки сигаретные да разводы от бутылок — и бубнил под нос: не могу, мол, больше, не могу, сил нет, Валер, ну что ж делать-то, а?..
Валера — это я, в смысле.
Я его, конечно, успокаивал.
— Да забей, — говорю, — мать — она мать и есть. Конечно, внучков хочет, все бабы хотят. Чего уж. А может, — говорю дальше, — тебе и правда, того-этого… Ну, завести.
Мишка такой глаза на меня поднимает — и я, блин, себя чувствую, как щенка пнул. Вот умеет он так смотреть, зараза.
— Валер, — говорит, — ну ты чего? Ты серьезно?
А я что. Я дальше говорю, раз уж начал:
— Помнишь, — говорю, — Юльку Березину из параллельного? Она вроде как в Москву уехала, и я тут слыхал, что она с девкой живет. По-серьезному, как пара. Хозяйство ведут.
— Слышал, — бурчит этот страдалец и в бутылку одним глазом заглядывает, будто помощи там ищет. — А нам-то что с этого?
Ну, я это «нам» мимо ушей пропускаю, не люблю я такие разговоры, да тетя Ира-то не моя все-таки мать, а Мишкина, мне-то она плешь не ест. А моей-то, я думаю, и совсем похрен, что я там, с кем я — присылает иногда подарочки, джинсы на три размера меньше, чем мне надо, я их Мишке отдаю — а так-то даже письма раз в полгода пишет. И все о себе. Ну да и хорошо, что ей хорошо там, а уж я тут справлюсь. Тьфу, блин, опять занесло.
В общем, на Мишкин вопрос я отвечаю:
— Ну как что, там все-таки две бабы сразу. Аж двух детей могут родить. Одного себе возьмут, другого тебе дадут. Ну, теть Ире. Нормально, а? Им же тоже наверняка ребенок нужен, а у тебя, это самое, генофонд. Хороший.
Тут Мишка на стол пивом плюнул.
Я даже чуть не обиделся, но сперва решил за тряпкой сходить.
Пока я стол вытирал, Мишка прокашлялся и говорит:
— Ты, Валер, как скажешь иногда.
И больше ничего не стал объяснять. Я так и не понял, что не так-то с моей идеей, но решил не настаивать. Мишка умный, он в универе три года отучился, а теперь в компьютерах шарит, как билл гейц какой. Ну и правильно, чего ему еще делать, такому хилому, не мешки же таскать.
А он опять ныть начал. Скажу, мол, матери, да скажу. Не могу, мол, больше.
Я ему говорю:
— Терпи! Ты что, не мужик, что ли?
А он только смеется и это самое. Ну, как обычно. Ничего не могу с собой поделать, когда он так. Вообще башню сносит. Даже говорить неловко, так-то я спокойный, в общем. Даже если какие разборки на работе, я там не сразу завожусь. Все уже орут, а я такой тихий-тихий. Хотя гаечный ключ-то под рукой всегда, ну так это ж на всякий случай. А вот с Мишкой я что-то не спокойный ни хрена. Сам удивляюсь.
В общем, потом Мишка опять говорит: надо сказать. Пойдем, говорит, скажем.
Вот номер. А я-то что сразу?
Я говорю:
— Расстроится она, Мишань. Вот зуб даю, расстроится.
— Переживет, — хмуро говорит Мишка, и тут я вижу, что он точняк пойдет и скажет. Решил уже.
— Ну ладно, — говорю, — хрен с тобой, пойдем. Только это самое. Давай, что ли, без подробностей. Что, с кем — ну это ж твои дела, а? Ты взрослый уже парень, чего уж все-то вываливать.
Мишка на меня глянул только, а я по глазам читаю: ну же ты, Валерий Игоревич, и ссыкло.
И правда, думаю, чего это я.
— Ай, — говорю, — где наша не пропадала, пошли.
И пошли мы.
Тетя Ира там капусту в борщ крошит, а тут мы такие приходим. Она, конечно:
— Мальчишки, вы есть хотите? Ждать придется, борщ еще не сразу будет. Или бутербродиков каких порежьте.
Я чуть не повелся. Ну а что, пожрать-то тоже тема, и отвлечься можно. Но Мишка насупился и говорит:
— Мам, я тебе кое-что сказать хочу.
— Ой! — говорит тетя Ира и руками всплескивает так, что капуста с ножа сыпется. — Ты что ж, никак жениться надумал?
Вот бабы, а! Чуть что сказать — так сразу и жениться.
А Мишка сопит, но прет танком.
— Нет, — говорит, — наоборот. Я вообще никогда не женюсь.
— Пил? — спрашивает сурово тетя Ира и даже нюхать его идет.
— Да чего пил-то, — не выдерживаю я, — полбутылки пива выдул, вообще не деньги.
— А что ж ерунду городит? — это тетя Ира у меня уже спрашивает.
Ну, я молчу, а чего я сказать-то могу.
— Если тебя девочка какая обидела, так ты это брось, — говорит она Мишке. — Девочку мы тебе хорошую найдем, все обзавидуются.
— Мама, — говорит Мишка и уже чуть не плачет. — Не нужна мне девочка. Вообще не нужна. Я, — говорит, а у самого губы трясутся, — вообще мальчиков люблю. Я гей, мама, понимаешь?
