организованном творческом комбинате легко достижимы рациональное использование рабсилы и научная организация.
Так например подбор своих и чужих эпитетов возлагается на тов. А. Хранение метафор и сказуемых лежит на тов. Б. Подбор художественных образов поручается тов. В., который работает в тесном контакте с тт. А. и Б.
Наблюдение за чистотой языка возлагается на расширенную ревизионную комиссию из четырех ответственных товарищей. Идейная нагрузка, переговоры с издательством, вчинение исков, представительство перед общественными организациями, а также увольнение и прием на работу служащих возлагаются на особо ответственных товарищей, окончивших не менее полного курса девятилетки.
Для того чтобы нашим слушателям был ясен характер этого типа творческой работы, приведем в качестве образца расписание дня трудового расширенного творческого пленума моторизованной литературной артели «Свой труд»:
1. Заря. Побудка и поверка членов артели.
2. Коллективное умыванье, чай и завтрак. Посуточное распределение творческих функций.
3. Выезд за льготными трамвайными и автобусными билетами. Установление телефонной и почтово-телеграфной связи с издательствами и кассами.
4. Обеспечение артелей оберточной, папиросной и писчей бумагой.
5. Обсуждение творческих заявок на путевки в Крым. Получение кубовых полотенец по ордерам.
7. Легкий завтрак
8. Творческая вылазка на 9-ю кондитерскую фабрику.
9. Совещание о льготных железнодорожных билетах, предобеденная зарядка и мертвый час.
10. Обед.
11. Легкий завтрак.
12. Аврал. Слет всех членов артели. Обсуждение предложения ГОМЕЦ о переработке будущего коллективного романа из быта водников «Выть на Волгу» — в водяную пантомиму для цирка Шапито.
13. Телефонная связь с разными, учреждениями и лицами. Вылазка в сад «Эрмитаж».
РАЗВЯЗАННЫЕ УЗЕЛКИ
(1935)
Каждой эпохе соответствует свой стиль.
Из шестерых, собравшихся в комнате у режиссера Емзина, эта истина еще не дошла лишь до Жени Минтусова, расстроенного всем вообще и отсутствием у хозяина папирос и пива в частности.
— Нет, вы только посмотрите. — волновался он, разыскивая окурки в пепельнице, — разве это язык? А? Как пишут наши писатели! Как пишут наши поэты! Разве это язык? А? Где же он, где, вы скажите, наш настоящий, добрый, старый, могучий русский язык? А?
Последнюю фразу он произнес с таким надрывом, как будто бы у него только что вытащили добрый (старый, могучий и т. д.) русский язык из кармана и он требует немедленного составления протокола тут же, на месте.
Молча возившийся до сих пор с засоренной трубкой актер Плеонтов дунул в это непослушное орудие наслаждения и тихо сказал:
— Ты дурак, Женя. Средний, нередко встречающийся в нашей области тип дурака. Пробовал ли ты хоть раз разговаривать с окружающими на языке другой эпохи?
— Подумаешь! — легкомысленно отпарировал Минтусов, выловив малодержаный окурок.
— Не думай. Женя. Не затрудняй себя непосильной работой, несвойственной твоему организму, — ласково произнес Плеонтов. — Для тебя, как для существа малоразвитого, наглядные впечатления значительно полезнее, чем головные выводы. Хочешь, я тебе опытным путем покажу, что такое язык, несозвучный эпохе?
— Покажи! — упрямо принял вызов Минтусов.
— Охотно. Это свитер твой?
— С голубыми полосками, который на мне?
— Именно с полосками, и именно на тебе. Ставишь его против моей настольной лампы, которая тебе так нравится, если я тебе докажу, что в понимании стиля ты отстал, как престарелая извозчичья лошадь от электрического пылесоса? Идет? Емзин, разнимай руки.
Когда Плеонтов и Минтусов вошли в трамвай. Женя вытянул из кармана двугривенный и протянул его кондуктору:
— Это семнадцатый номер? За двоих.
Плеонтов быстро схватил его за руку и вынул из нее деньги.
— Женечка, — укоризненно зашептал он на ухо Минтусову, — прямо не узнаю тебя!.. Разговаривать с кондуктором трамвая, да еще семнадцатого номера, на таком сухом, прозаическом, ничего не говорящем языке!.. Ты ведешь себя, как частник на именинах… Где же настоящий, сочный, полнозвучный язык нашей древней матушки-Москвы, язык степенных бояр и добрых молодцев, белолицых красавиц, которые…
— Погоди, что ты хочешь делать? — встревоженно посмотрел на него Минтусов.
— А ничего особенного, — небрежно кинул Плеонтов и, низко поклонившись в пояс изумленному кондуктору, заговорил мягким, проникновенным голосом: — Ах ты гой еси, добрый молодец, ты кондуктор-свет, чернобровый мой, ты возьми, орел, наш двугривенный в свои рученьки во могучие, оторви ты нам по билетику, поклонюсь тебе в крепки ноженьки, лобызну тебя в очи ясные…
— Пьяным ездить не разрешается, — неожиданно и сухо оборвал его кондуктор и дернул за ремень, вызвав этим явное сочувствие пассажиров. — Попрошу слазить!
— Я не пил, орел, зелена вина, я не капал в рот брагой пенистой, — заливался Плеонтов, ухватив за рукав бросившегося к выходу Минтусова. — Ты за что почто угоняешь нас. ты, кондуктор наш, родной батюшка?..
Выпрыгнули Плеонтов и Минтусов, не дожидаясь остановки и не без помощи разъяренного кондуктора и двух пассажиров.
* * *
На углу сидел молодой чистильщик сапог и думал о том, что, если ему удастся купить двухрядную гармошку, жизнь сделается значительно полнозвучнее и красивее. Два хорошо одетых гражданина подошли к нему. Один из них, оглядываясь на другого, неохотно поставил ногу на деревянную скамеечку, а тот, с приятной улыбкой на добром лице и слегка изогнув талию, начал мечтательно и внятно:
— Отрок, судьбой обреченный на игрище с щеткой сапожной! В нежные пальцы свои взяв гуталин благовонный, бархатной тряпкой пройдись ты по носку гражданина. ярко сверкающий глянец, подобный прекрасному солнцу, ты наведешь, и, погладив его осторожно, ты…
— Оставь! — хмуро проворчал Минтусов, снимая ногу.
Чистильщик осторожно поднялся с земли, сунул желтую мазь в карман и тоном, не предназначенным для дискуссий, объявил:
— С таких деньги вперед полагаются. Клади или чисть сам.
— А ведь какой прекрасный гекзаметр, какие стихи! — искоса посмотрев на Минтусова, произнес Плеонтов. — Пойдем. Разве это не стиль? Ведь на таком языке древние римляне мир завоевали. Осторожнее: споткнешься…
* * *
— Оставь, пожалуйста, эти шутки! — сердито сказал Минтусов, когда они вошли в кафе. — Ты бы еще язык древних египтян выкопал и на нем ветчину покупать стал…
— Значит, ты находишь. — внимательно выслушал его 11леонтов, — что более современный стиль, ну, допустим, фривольный язык Франции шестидесятых годов, более
