внушили, что произошла досадная ошибка и на самом деле вы голосовали совсем за другого Ивана Лукича, полного тёзку, хворого старика, которому и жить-то осталось всего ничего. Старичок вскоре помер, но не в этом дело… Вы не поверите, но я и есть настоящий Иван Лукич, тот самый, которого избрали президентом. Я не решался об этом заявить, поскольку вы бы в это не поверили. У нас привыкли верить только в то, что слышат в программе новостей по телевидению. Но вот теперь я понял, что не могу молчать — пора восстановить справедливость, иначе нас ожидает катастрофа. Поэтому заявляю: я ваш законный президент…
Текст так и не дописал — сморило, уж очень работа непривычная. Был бы журналистом или писателем, тогда другое дело… Приснилось Ивану Лукичу, как стоит он на Красной площади и орёт, а народ шарахается от него. Вдруг раздалась сирена, подбежали двое в штатском, а сирена всё вопит, не переставая… Тут только Иван Лукич сообразил, что сегодня на дворе суббота, вот-вот наступит воскресенье — значит, это Ляля звонит, ей, видишь ли, не терпится.
После любовных утех снова задремал, и опять всё та же площадь, он орёт, куда-то волокут, а он кулаками отбивается… И вдруг слышит голос Ляли:
— Ты чего дерёшься? Это ж я!
Не успел открыть глаза, а Ляля говорит:
— Я и не знала, что ты роман пишешь в жанре фэнтэзи.
— Ты о чём?
— Да о том, как подменили президента. Сюжет слишком уж замысловат, да и не актуально это.
— Почему?
— Так ведь не было ничего подобного, да и быть не могло никогда и ни при каких условиях.
«Открыться или не стоит рисковать?» Наконец, решился:
— А ты видела Ивана Лукича Сиротина вживую?
— Ну как же? Он в нашей студии тоже выступал. Только потом нам объяснили, что это был не он, а его доверенное лицо.
— И ничего тебя в этом маскараде не смутило?
— Так ведь всё же объяснили!
Не хотелось вылезать из тёплой постели, но пришлось — доковылял до шкафа, там в кармане пиджака лежал паспорт. И вот раскрыл его и показывает Ляле:
— Читай, что там написано!
Она читает:
— Иван Лукич Сиротин… Ой, ещё один! Сколько же вас таких?
Ну что поделаешь — до Ляли не доходит. А что тогда говорить об остальных?
— А пойдём-ка в ванную!
— Зачем?
— Поможешь бороду сбривать.
Ляля упирается:
— Ты мне нравишься именно таким. Зачем себя уродовать?
— А затем, чтобы ты убедилась — я тот самый Иван Лукич, который был у вас в студии, которого избрали президентом, а через две недели подменили на другого…
Ляля в шоке — хорошо хоть не бухнулась на колени с криком «Государь ты наш любимый!» Потом смотрит на Ивана Лукича и говорит:
— Бороду прикрой! И усы… Ой, как похож!
— Да не похож! Я он и есть, а бороду отрастил, чтобы не узнали. Кому же понравится, если пальцем будут тыкать, мол, вот тот самый придурок, который поверил, что и впрямь может самостоятельно управлять страной.
Долго молчала Ляля, а потом и говорит:
— Тут без поллитра невозможно разобраться.
Водки Иван Лукич в доме не держал, поэтому достал из старых запасов последнюю бутылку испанского вина — ради такого случая не жалко.
Только после второго бокала у Ляле просветлело в голове:
— Так ты писал обращение к народу?
— Ну да.
Она качает головой:
— Ваня! Ты ещё наивнее, чем я предполагала. Ну кто тебе поверит?
— Но ведь поверили же в ту чепуху, которую на голубом глазу изрекал с телеэкрана глава Высшей избирательной комиссии.
— В том-то и дело, что сказано это было с экрана телевизора. А у нас ведь программа теленовостей — это что-то вроде истины в последней инстанции, мало кто станет сомневаться.
Тут Ляля снова задумалась — пытается сложить одно с другим, понять логику недавних событий. Но вот, судя по её лицу, процесс успешно завершился и даже возникла интересная идея:
— Ладно, над текстом мы с тобой ещё поработаем, у меня есть кое-какой опыт, я ведь закончила филфак, на телестудии редактором работаю. Но не это главное! Давай сделаем так — ты сбриваешь бороду и усы прямо во время телеэфира, на глазах у многомиллионной аудитории, а затем предъявляешь паспорт. Пусть только попробует кто-то не поверить в твой рассказ!
Иван Лукич к бороде уже привык, не хотелось расставаться, хотя понятно, что без этого не обойтись. Но беспокоило его совсем другое:
— Тебе и твоим коллегам ох, как не поздоровится!
— Да всем нам эта бодяга до жути надоела! Ну сколько можно хвалить власть через не могу? Когда-то же надо перейти черту, которая отделяет послушную скотину от нормального человека.
— Лучше поздно, чем никогда.
— Не дерзи! Я и впрямь рискую и зарплатой, и пайком, — и видя недоумение в глазах Ивана Лукича, Ляля тут же пояснила: — Ну а как ты думаешь, можно ли иначе? Тут с голодухи либо в тексте что-то перепутаешь, либо ноги протянешь, пока до работы доберёшься. Да и дикторам не лучше. Представь, голодный обморок посреди рассказа о достижениях пищевой промышленности и сельского хозяйства. Это же скандал на всю Европу!
Скандал ещё как-то можно пережить — вот даже подмена Ивана Лукича Первого на Второго никого не возмутила. Смущало Ивана Лукича лишь то, что перспектива победы слишком уж туманная.
— Я всё же сомневаюсь, что твои коллеги станут рисковать.
— Вижу, ты нас вовсе за дебилов держишь! Думаешь, если подъедаемся на казённых харчах, так совсем совесть потеряли? У многих дети, родня… Они-то как станут выживать в этой заварухе?
В общем, Ляля убедила, а дальше видно будет, что из этого получится.
И вот настал тот день и час, когда Ивану Лукичу предстояло сбривать бороду при всём честном народе. Хорошо хоть Ляля рядом — ей и доверили вести этот телеэфир, как автору программы. Уже когда сидели перед камерой, подумал: «А на фига всё это? Даже если поверят, ничего толком не изменится, потому как за сто лет отучили сражаться за свободу. Вот если бы война…» Эта мысль пришла в голову неожиданно и очень кстати, поэтому после того, как Ляля объявила, что сегодня у неё в гостях человек, личность которого предстоит установить на глазах у телезрителей, Иван Лукич отложил в сторону заготовленную речь и так сказал:
— Друзья! Товарищи! Все вы знаете, что идёт война. Враги, захватившие нашу страну, никак не поделят власть. Они сражаются за то, чтобы сохранить свои привилегии, они хотят по-прежнему грабить Россию, а
