– Был достоин?
– Помнишь «Мертвый сезон»?
– Это шпионские страсти с Банионисом?
– Ну да. Там еще все крутилось вокруг газа такого, которым из нормальных людей можно было служебных придурков делать. А заправлял всем проектом некий доктор Хасс. Его Банионис и выслеживал.
– Так вот этот наш Валерий Алексеевич и есть «доктор Хасс»?
– Этот чуму покруче замутил. Под воздействием его препарата полное изменение личности. И еще про чистую науку втирает, пидор… И вот эту-то самую ерундовину мы ему и должны вернуть.
– Да… Тут, Петя, просто необходимо выпить.
– Не вижу повода… для отказа. Волков налил водку в стаканы, разломил пополам оставшийся кусок сыра и задумчиво произнес:
– Прямо твоя Сцилла и Харибда.
– А может, плюнуть? Вернем не вернем, одинаково хреново получается. И еще неизвестно, что хреновее.
– Если б он один в этом деле был… А то ведь там уже и препарат где-то в Европе засвечен, и деньги в проект вложены. Да и я засветился. Почикают нас, Саша.
– А может, не достанут?
– Эти – достанут.
– Значит, если вернем, у нас с тобой, так сказать, моральные утраты и угрызения совести. А если не вернем…
– Доходит постепенно?
Гурский устало склонил голову набок и задумался.
– Утомила меня, Петя, история эта – сил моих нет. Выбирай, не выбирай – оба варианта хуже получаются. Да еще и тебя втянул… Может, лучше мне погибнуть в открытом бою? Я ведь воински обучен, ты же знаешь. Только покажи, куда целиться.
– Да некуда показывать.
– Так пидарас-то, который тебе про чистую науку втирал?
– Нет его. А завтра у него вообще аэроплан за кордон. Но, если мы ему футболку не вернем, он, Саша, нас достанет. Отвечаю.
– Да кто он такой-то, этот Валерий Алексеевич?
– Объясняю. Была в Москве шарашка гэбэшная, и делали они всякую психотропную лабуду. Ближе к нашим временам их закрыли. Но какой-то там гений, вроде того, что осмий тут у нас на даче делал, получил такой препарат, что просто туши свет. Короче – лекарство от безумия. Полное изменение личности. Из подонка – мать Терезу, и наоборот. Представляешь? А наш с тобой Валерий Алексеевич – его бывший начальник. Этот гений его зовет и показывает, что скомстролил. Тот опупел, послал каплю в Европу, там вообще на уши встали. «Езжайте, говорят, комрад, к нам. У нас тут ружья кирпичом не чистют». А тот, который изобрел, хочет нашу научную общественность осчастливить. Ну, тут, как я понимаю, Валерий Алексеевич его грохнул, а лабораторию спалил. И остались у него на руках бумаги, в которых он ни уха ни рыла, да два компонента. Один – ерунда, а во втором вся суть. И вот этим вторым компонентом он футболки и пропитал, чтобы вывезти. Но все дело в том, что количества для получения препарата нужно ровно столько, сколько содержится во всех футболках. Иначе компоненты неправильно соединятся, и ничего не выйдет.
– Совсем ничего?
– Ну, что-то выйдет, наверное. Например, пирамидон.
– А чем им плох пирамидон?
– Ну, тут, понимаешь, чистая наука, третье тысячелетие, движение человечества вперед, так сказать, в общепланетарном смысле…
– И мы должны поспособствовать? Невзирая на узкособственнические великодержавные амбиции и приоритеты?
– Типа того. Чистая наука не знает границ.
– Ну… За науку?
– А давай…
– И что сулил?
– Да, говорит, не сомневайтесь, достаточно будет.
– А сумму конкретную?
– Нет. Он те деньги, что Леве обещал, нам отдаст.
– А. если это мало?
– Так они же – грязные. Это же государственная тайна. Мы же Родину продаем.
– Ну и что. Я, может быть, и не возьму. Но все равно обидно, когда тебе предлагают Родину продать за «фу-фу».
– А мы за «фу-фу» и не отдадим. Мы сначала посмотрим. И вообще… не отвлекайся. У тебя она, Сашка, здесь где-то. Ты напрягись. Поищи.
– Да я ее с детства ищу. И напрягаюсь всем своим существом.
– Кого?
– Да Родину. Чувствую, что здесь где-то, а руку протянешь – и весь в дерьме…
– Ладно, Феофилактий, давай еще на посошок, да я поехал. Завтра, кстати, уже человек от него будет. Не найдешь – придется воевать.
– Вот так?
– Вот так.
Волков выпил водки и встал из-за стола.
– Ну, пока. Запирайся покрепче. …Звонки телефона в квартире Петр услышал еще на лестнице.
Телефон звонил и звонил, пока он вставлял ключ в замок, отпирал дверь, запирал ее за собой, пока прошел в гостиную, пока включал свет и снял, наконец, трубку.
– Слушаю.
– Петя?
– Нет, с вами говорит Маргарет Тэтчер мужским голосом по-русски.
– Чего делаешь-то?
– Да вошел только. А что?
– Да так. Я тут сижу, выпиваю-закусываю. Дай, думаю, тебе позвоню. Узнаю, как дела, что делаешь, а то тут у меня подружка наша объявилась, ей тоже интересно.
– Это которая? Беленькая такая?
– Ага.
– Так, может, я подъеду? А то она тебя, пьяного, динамит вечно, опять слиняет, а так – хоть у меня шанс будет.
– Не-ет, Петь. Мы с ней уже спать укладываемся.
– А где пропадала-то, не говорит?
– Завтра расскажу. Ой!.. Она холодная. Все, Петя, спокойной ночи. Роджер.
…Собственно говоря, описывать пробуждение Александра Васильевича Адашева-Гурского не имеет никакого смысла.
Люди, которым доводилось выпить накануне практически без закуски где-то около полутора литров водки, живо представят себе весь букет психофизиологических ощущений, включая панические и судорожно-паралитические потуги рассудка определить – кому он, собственно, принадлежит?
Людям же, которым не доводилось проводить таким образом свое свободное время, рассказывать что-либо об этом первом толчке нарождающегося дня, который нежной, но крепенькой ножкой, еще пребывая в утробе, бьет маменьку в под дых, и вовсе глупо.
Отметим лишь, что голова у него не болела.
Примечательным в данной ситуации было лишь то, что лежал он, свернувшись калачиком, не решаясь раскрыть глаз, и двумя руками прижимал к груди мокрую футболку.
Наконец что-то высшее подсказало ему, что звуки, разбудившие его, не были пульсацией горячей крови внутри головы, а являлись телефонными звонками.
Александр медленно переместил свое тело к телефонному аппарату, осторожно снял трубку и робко прислушался.
– Алло! Сашка! Алло! Ты меня слышишь? – Не отрывая трубки от уха, Адашев кивнул.
– Алло! Сашка! Ты там чего, помер, что ли? – Держа в одной руке влажную футболку, а другой все так же прижимая трубку к уху, он отрицательно помотал головой.
– Да что ты там, в самом-то деле!
– О-ох…– наконец выдохнул Гурский и спросил горячим, низким и хриплым шепотом: – Ты кто?
– Ну, слава Богу. Я – это Петр.
– Здравствуй… – Гурский судорожно сглотнул и добавил: – Петя.
– Ну, что ты там? Как?
– Трудно сказать…
– Слушай, бери тачку и езжай немедленно ко мне. Реанимировать буду. Я к тебе сейчас никак не могу, колесо пробил, а запаски нет. Должны подвезти. Стою, жду. Прямо возле дома.
– Петя, давай через пару часов, а? Сколько у нас сейчас?
– Да десять почти.
– Часам к двенадцати, ладно? Ты не волнуйся, все нормально.
– Ну давай…
Гурский повесил трубку, посмотрел на футболку, взял двумя руками за плечи и встряхнул.. Снизу, по самому ее краю, был оторван лоскуток. Скомкал и вытер ею лицо. Потом приложил ко лбу и пошел в ванную. Там открыл кран с холодной водой, намочил футболку, отжал и обвязал вокруг головы. Потом долго смотрел на себя в зеркало. Попытался дышать носом. Нос был заложен.
– Ничего, Петя. Успеем. Есть время.
Пошел на кухню.
На столе лежали две расплывшиеся от жары пачки пельменей. Взял их и засунул в морозильник. Потом долго смотрел на оставшуюся в литровой бутылке водку. Несколько раз вдохнул и выдохнул. Взял водку, выплеснул в стакан, выдохнул и быстро выпил тремя большими глотками. Запрокинул голову и, глубоко вдохнув, застыл с зажмуренными глазами. Потом шумно выдохнул. Поставил стакан.
Достал из холодильника визин и закапал в глаза.
Пошел в комнату, сел в кресло и закурил сигарету.
– Все успеем.
Такси остановилось возле дома Волкова где-то около часу пополудни. Из него вышел Ада-шев-Гурский с полиэтиленовым пакетом в руке и медленно вошел в парадную.
– Ну наконец-то, – сказал Петр, открывая дверь.
– Извини.
– Ты хоть ел что-нибудь?
Адашев отрицательно мотнул головой.
– Иди на кухню.
– Вот… – Александр подал пакет. Волков вынул футболку, расправил и принюхался:
– А чем воняет?
– Я дичего де чувствую. У бедя дасморк.
– А где была-то?
Гурский неопределенно взмахнул рукой и пошел на кухню.
Волков засунул футболку в пакет и положил на тумбочку.
– Ладно, – Петя открыл холодильник. – Давай я тебя чинить буду.
Он поставил на стол запотевший графинчик, банку с маленькими-маленькими маринованными огурчиками и, отойдя к плите, стал что-то жарить. Спустя короткое время на столе стояли две большие плоские тарелки с жареными купатами, горчица и миска с салатом. Отдельно пучками лежала зелень.
