Петя уехал покупать аккумулятор. Мне принесли стул, я сел. Вокруг рокотали моторы, жужжали подъемники. Моя машина была заслонена спинами: снимали руль, вытаскивали сиденья. Заодно, я видел, вынимали сиденья у одной из "Волг", неподалеку стоявшей. Я все поглядывал на дверь, ведущую в склад, ждал: какие принесут сиденья, а вдруг мои прежние? Но оттуда ничего не несли, а когда я вновь взглянул на мою машину, вижу: сиденья уже прилаживают. Подошел. Тоже серые, но чистые, куда лучше предыдущих, однако откуда взялись они? Как я мог пропустить момент, когда их принесли из склада? Видно, минутами я впадал в забытье...
Аккумуляторов в магазине не было. Явился Приветливый. Сказал с доброй улыбкой, что нам поставят аккумулятор, чтобы доехать до проходной. "А дальше?" – "Что-нибудь придумаем!" А откуда-то взявшийся Сумрачный крикнул: "Чего думать? Дадим им этот, который валя..." Но, как всегда, ему не дали закончить мысль.
Я побежал оплачивать счет. Кассирша сказала, что принять такую крупную сумму она не может, надо перевести по почте. Кинулся на почту. Стоял в очереди. За перевод хотели взять 35 рублей. Показалось обидно. Сквозь ветер, слепящий снег побежал обратно. Кассирша сказала, что постарается деньги принять, если ее свозят домой за вязаной кофтой: очень дует от окна. Петя повез кассиршу. Я остался в цехе. Пронзила мысль: а номер? В техпаспорте записан номер прежнего кузова, надо же написать новый! Приветливый сказал, что это сделают в отделе сбыта. Дождался Петю, выскочил наружу, забыл, куда бегу, остановился. Темно, горели фонари, под ними кружился снег. Кинулся опять к кассирше. Она была в вязаной кофте, ей было тепло, и деньги с меня она взяла. Но в отделе сбыта заявили, что не имеют права ставить номер нового кузова, а поставят в техпаспорте номер счета... Тупо выслушал, кивнул, а прибежав в цех, схватился за голову. Как же так? В техпаспорте – номер счета, а на кузове – его заводской номер. Почему же этот номер они не могут вписать в техпаспорт? Голос Сумрачного: "А кузов нигде не числится, он давно..." И вновь ему не дали договорить, и рядом возник Приветливый: "Не волнуйтесь! Сейчас выбьем на кузове номер счета, а прежний номер забьем!" Привели длинного малого в засаленном берете, и он стал забивать, выбивать – фантастическая операция, смысла которой я не понимал, а Петя отмахивался, и никто ничего не хотел мне объяснять, один Сумрачный пытался, но его увели, едва он рот раскрыл...
Приветливый сам довел машину до проходной, проехав ее, затормозил, крикнул: "Вася!" Из тьмы склубился Сумрачный, прижимая к груди аккумулятор. Тот, на котором достигли проходной, вынули, этот поставили. "Можете его держать, пока новый не купите!" – сказал Приветливый, и я благодарно пожал ему руку, но меня беспокоило: почему меняли аккумулятор на работающем двигателе? "Ха, – сказал Сумрачный, – да если б заглушили..." Но его перебил Приветливый, громко желающий нам счастливого пути.
Застряли через триста метров, едва успев выехать на шумную, широкую улицу. Завести вновь машину было невозможно, оттолкнуть к обочине – тоже. Нам с Петей помогали милиционер и человек десять прохожих, но машина не двигалась, колеса не вертелись. Крики "раз, два, взяли!", советы, подаваемые из толпы на тротуаре, гудки машин, свистки милиции – все слилось в моей голове в сплошной мучительный гул. Лишь с помощью тягача, вызванного милицией, удалось оттащить машину к обочине. Вернулись ночью на Петиных "Жигулях", а утром, когда я лежал с компрессом на голове, Петя ездил за "Волгой", брошенной там, на улице. Ее привезли на грузовике: у нее были так затянуты тормозные колодки, что их заклинило. Еще выяснилось, что пропал ручной тормоз (рычаг на месте, но "нутро" исчезло), аккумулятор мертв, радиатор течет... Петя порывался сообщить еще что-то, но прибежала жена: "Оставь его, ты что, не видишь, какой он?"
На этом рукопись профессора обрывается...
...Этот человек по складу своего характера вообще не должен был владеть автомобилем! Профессор доверчив как дитя. Ему говорят: "Через неделю", – он верит. Обещают все сделать за один день – опять верит. Видит чужие сиденья – поражен. Видит не свой руль – потрясен. Исчезновение аккумулятора воспринимает трагически, а один день, проведенный в цехе, доводит профессора до состояния невменяемости. Ну разве можно с такой нервной системой иметь дело с автомобилями?
Чем, скажите, виновата кассирша? Метель, из окна дует, женщина забыла надеть вязаную кофту и видит: бегает этот растяпа профессор, а у него шурин, а у шурина – машина, так почему же не воспользоваться?
Или история с номером кузова... Русским языком сказано: нельзя писать этот номер в техпаспорте! Нельзя – и все! Нормальный автолюбитель промолчит и спрашивать ни о чем не будет. А профессору надо знать: почему да отчего? Просто глупо.
Одному моему знакомому надо было выкрасить свою машину. Три месяца он добивался, чтобы какая-нибудь из СТО его приняла. Добивался не жалуясь, не ноя. Знакомый мой понимал: машин у населения все больше, а станций обслуживания если и становится больше, то далеко не в нужной пропорции, а значит, их все меньше... Понимая это, знакомый мой не требовал, а просил, даже умолял. Доумолялся. Машину взяли. Держали два месяца. Но выкрасили. Хочет мой знакомый на ней ехать, смотрит – нет аккумулятора. Съездил на такси за новым, приехал, смотрит – нет подфарников. Купил подфарники, вернулся, хочет ехать – еще чего-то нет. И так далее. Обиделся он? Нисколько. Говорил с улыбкой: "Мне еще повезло. У других хуже бывало!"
И бывало! Некий Иван Иванович (знакомый моих знакомых), получая машину из ремонта, недосчитался двух колес: переднего левого и заднего правого. Спросил: где они? Ответили, что их и не было, что он так и приехал. Спорил Иван Иванович? Возмущался? Кричал? Ничуть не бывало. Достал другие колеса, заплатил за них, поехал домой, застрял на полдороге: что-то в машине недоделали... Кошмарных снов после этого Иван Иванович не видел, с компрессом на голове не лежал. Весел, здоров, хохочет, играет в преферанс и даже, я слышала, жениться собирается... Вот только таким выносливым людям и есть смысл иметь дело с автомобилями.
1973
2. Мы храним автомобильМонолог автолюбителя
...Строят! Я только что оттуда! Человек шесть рабочих, и кран на месте. Года через два удастся, видимо, поставить "Жигули" под крышу. Нет, не раньше. Ведь сегодня рабочие и кран здесь, а завтра их может не быть. Понимаете: есть строительство "отраслевое", а есть "прочее". "Прочее" – это неважное. То, которое можно запланировать, а плана не выполнить. Ну, например... В 1971 году был план построить 29 кооперативных гаражей, а построено два. В 1972 г. план – 37 гаражей, построен один. В этом году план 47 гаражей, а сколько получится, никто не знает. Говорят: может, построят восемь гаражей, а может, ни одного. Это как выйдет. Каждую минуту рабочих могут перебросить на "отраслевые" стройки: школы, магазины, жилье, больницы. Все это куда важнее, чем гаражи, тут и спорить смешно. Неужели я сам не понимаю? Да я собственным телом рад бы прикрыть нашу стройку от посторонних глаз. Ходят мимо люди, видят: строят. Что? Гараж. И кто-нибудь подумает: надо же, на какую чепуху тратятся рабочая сила и техника! Придет домой и напишет письмо в инстанции: зачем гараж? Не благороднее ли вместо него детский сад построить? И в самом деле: благороднее! Я точно знаю, что в 1970 – 1971 гг. из-за благородных писем населения отменили строительство восьми гаражей, а уже вся документация была готова.
Это легко сказать: готова документация! А что за этим? Десятки умоляющих писем. Часы ожидания в приемных. Чтобы сидеть в приемных, уходишь с работы. А там ведь не скажешь: "Иду хлопотать о разрешении на постройку гаража". Приходится, значит, что-то врать. И вечное чувство неловкости: и потому, что соврал на работе, и потому, что по мелкому, несерьезному поводу (гараж!) отрываешь занятых людей от их важных дел. Немудрено, что занятые люди отрываются неохотно... Ну, короче говоря, наш гаражный кооператив полтора года добивался разрешения на постройку. Затем полтора года ушло на проект. Сначала надо было его разработать, потом утвердить в нескольких инстанциях. Затем третья мука: искали строителей. Организации, которая занималась бы строительством кооперативных гаражей, вообще не существует. Надо самим искать, кто бы согласился... А никто не соглашался, никто! Очень понятно. Подземный гараж на 35 машин – малый объект, на план почти не влияет, невыгодно. И – моральная сторона дела. Не школу строят, не жилой дом, не детский сад – гараж. Для кого? Для "частников" – так ведь нас неодобрительно называют... От нашего гаража, значит, ни денег, ни чести, вот никто и не хотел браться. К счастью, в числе пайщиков был известный киноактер. И певица, тоже известная. Их-то мы и пустили упрашивать строительные тресты. Один наконец дрогнул. Но это после того, как мы у них в клубе целое представление устроили, вечер отдыха. Киноактер стихи читал, певица пела, а один из нас, доктор исторических наук, фокусы показывал. Это у него смолоду такое хобби – фокусы. И голубя из рукава выпускал, и платки носовые вытаскивал не оттуда, куда их спрятал, и уж не помню что еще, но аплодировали очень. Таким вот способом и уломали трест. Выделил он нам СУ, подписали контракт, начать бы котлован рыть, но нет труб. Они, может, и есть, да не про нашу честь. Звоним, пишем умоляющие письма, торчим в приемных, врем на работе – ничего не помогает. Киноактер наш отдыхал на юге и там познакомился с неким Н. Н. Тот оказался поклонником актера, разговорились, актер пожаловался насчет труб, а Н. Н. воскликнул: "Так я этим ведаю, чего ж вы молчали?" Молчали! Десять писем было отправлено Н. Н., это он молчал! Вообще-то понятно: трубы нужны на стройки поважнее нашей... Если б не случайная встреча на юге, сидеть бы нам без труб. А кабель для гаража певица достала. Узнала, что в публике на ее концерте присутствует... Впрочем, я отвлекся. Хотел лишь объяснить, что скрывается за простенькими словами: "Готова документация". Теперь вам легко вообразить, как себя чувствовали те, которые добились разрешения, затем проекта и, быть может, умолили какой-то строительный трест – и вдруг бац! Разрешение строить гараж отменено ввиду протестов окрестного населения.
