class="empty-line"/>
Писатель понимал, что человечество становится хуже и хуже с течением времен. Ему казалось, что хуже уже некуда! Надо меняться – иначе тупик.
(Это он не застал 1960-х годов, когда освобождались от гнета великих цивилизаций страны Востока и Африки! А уж происходящее в наше время Марка Твена и вовсе потрясло бы. Нет смысла гадать, какую позицию он бы сейчас занимал, работа с информацией – дело тонкое. Марк Твен в свое время нашу страну тоже знал не очень хорошо, очень его пугало самодержавие. Которого, разумеется, больше нигде не было. Нигде-нигде).
Марк Твен много рассуждает о природе власти. О том, какими путями один человек приходит к власти над другим. Другими. Над множеством людей. Это прекрасно отражено в его художественных произведениях.
«Власть одного человека над другими означает угнетение – неизменно и всегда угнетение; пусть не всегда сознательное, преднамеренное, обдуманное, не всегда суровое или тяжкое, или жестокое, или огульное, – но так или иначе – всегда угнетение в том или ином виде. Более того: даже когда власть имущий хочет сделать добро одному человеку, он неизбежно причиняет вред другому».
Марк Твен очень хотел счастья, свободы и процветания – как людям своей страны, так и людям стран других. Его, разумеется, заботил вопрос, как этого добиться. Он изучал исторические материалы, фиксировал происходящее. Он даже вступил в масонскую ложу – чтобы вместе с братьями-каменщиками пытаться вести народы к благоденствию.
Наблюдения за тем, как государствами управляют, конечно, не радовали его. К выводам приходил неутешительным.
«В управлении государством главное – соблюдать все формальности, а на мораль можно и не обращать внимания».
Мучительно Марк Твен наблюдал за тем, как один за другим развенчиваются идеалы его страны, так тщательно рекламируемые, поданные как нечто незыблемое, на 100 процентов честное, соответствующие заявленной высокой стоимости. Он вынужден признать, что построить общество равноправия и справедливости не удалось. Все, что пряталось за громкими словами и пышными лозунгами, стало неким камуфляжем для «позолоченного века» – как называл Марк Твен свое время беззастенчивой коррупции и растущих имперских амбиций США.
«Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены».
Еще с работы в газете Марк Твен понял, что есть рычаги, с помощью которых общественное мнение можно повернуть в нужную сторону. Увидел, как можно выдать одно за другое – и тебе за это ничего не будет (особенно если ты станешь проводить выгодную богатым и влиятельным людям повестку). А народные массы, которые дурачили, чьим мнением крутили-вертели, охотно обманывались, принимали то решение, к которому умельцы их подталкивали. Обманывались – но оставались уверенными, что истину знают именно они, а не противники тех, кто ими руководит (потому что никто ими не руководит, естественно).
«Если бы от выборов что-то зависело, нам бы не позволили в них участвовать».
Участвуя в политической жизни страны, активно занимаясь выборами, Марк Твен пришел в ужас.
«Недавно мы отправили одного сенатора в каторжную тюрьму, но я допускаю, что среди тех, кто пока избежал этого продвижения по службе, могут встретиться и некоторые неповинные люди, – я не хочу сказать, разумеется, полностью неповинные люди, потому что таких сенаторов у нас не найдешь, – я имею в виду неповинные в некоторых из наказуемых преступлений. Все они грабят казну, голосуя за бесчестные законы…»
Конечно, каких-то вещей лучше не знать – чтобы оставаться спокойным и непоколебимым патриотом, добросовестным налогоплательщиком и ответственным выборщиком. Но, заглянув в бездны общественно-политической жизни, человек понимает, что теперь его жизнь никогда уже не будет прежней. Так случилось и с Марком Твеном. Шок его был так силен… что тексты, написанные им по этому поводу, до сих пор не утратили актуальности. Кажется, что все это писал он, глядя на то, что происходит прямо сейчас. Нет, конечно, многого даже его богатое воображение породить не могло, но тем не менее…
«Одни поклоняются чинам, другие героям, третьи силе, четвертые Богу. Но все единодушно поклоняются всемогущему доллару…»
Да и неизвестно, какими мерами отреагировали бы его соотечественники на то, как он смеялся бы над черным одноногим трансгендером, осужденным за кражу из магазина с общей суммой украденного 1001 доллар США и требующим его понять и простить. Но пока в его стране такого нет, и потому, потрясенный ложью, бесстыдством, жадностью и беспринципностью стремящихся к власти людей, писатель жжет. Глаголом.
Свои язвительные замечания и обличающие выводы Марк Твен подавал в своей неподражаемой юмористической манере. В амплуа «шут у трона короля» он мог себе позволить многое – чем и не пренебрегал. И шутил – в хвост и в гриву крыл и церковных властителей с их делишками, совершаемыми под прикрытием благочестивых масок, и конгрессменов, и независимых политиков. Всех тех, кто к власти рвался или, уже наделенный ею, должен был стоять на страже интересов страны и народа.
«Будь верен стране всегда, а правительству только тогда, когда оно этого заслуживает».
Парадоксально-смеховая манера подачи серьезнейших мыслей позволяла лучше донести их суть до аудитории – нежели если бы просто напрямую, в лоб, он бы бросал в толпу лозунгами.
Но, конечно, доходило не все. Да и не выгодно это было – и в первую очередь тем, против кого было настроено его обличающее перо.
«Свойства человеческой природы таковы, что, по-моему, мы в скором времени должны скатиться к монархии. Это очень грустное предположение, но мы не можем изменить свою природу – мы все одинаковы, в нашей плоти и крови неистребимо укоренились семена, из коих произрастают монархии и аристократии: поклонение мишуре, титулам, чинам и власти. Мы непременно должны поклоняться побрякушкам и их обладателям, такими уж мы родились на свет и ничего с этим поделать не можем. Нам непременно нужно, чтобы нас презирал кто-то, кого мы считаем выше себя; иначе мы не чувствуем себя счастливыми; нам непременно нужно кому-то поклоняться и кому-то завидовать, в противном случае мы не чувствуем себя довольными. В Америке мы демонстрируем это всеми испытанными и привычными способами. Вслух мы смеемся над титулами и наследственными привилегиями, а втихомолку страстно их жаждем и при первой же возможности платим за них наличными или своими дочерьми. Порою нам удается купить хорошего человека, который стоит своей цены; впрочем, мы все равно готовы взять его – независимо от того, здоров ли он или прогнил насквозь, независимо от того, порядочный ли это человек или просто из знатных священных и родовитых
