отбросов. И когда мы его получаем, вся страна вслух насмехается и глумится, втихомолку завидуя и гордясь той честью, которая была нам оказана. Время от времени мы просматриваем в газетах список купленных титулов, обсуждаем их и смакуем, преисполняясь благодарностью и ликованием…»
По итогам своих наблюдений за общественно-государственной жизнью Марк Твен приходит к выводу, что демократия – та самая, установившаяся в его стране, демократия плутократического типа, когда на самом деле в первую очередь решаются вопросы дележа власти, денежных потоков и перераспределение их по карманам успевших захватить эту власть, что-то не очень годится на роль спасительницы человечества.
И что впереди у нее или полное расслабление и деградация, или – возвращение к монархии и ее архаичному режиму.
«Республики жили подолгу, монархия живет вечно. Еще в школе мы узнаем, что огромное материальное благосостояние влечет за собою условия, которые развращают народ и лишают его мужества. Вслед за этим гражданские свободы выносят на рынок; их продают, покупают, расточают, выбрасывают вон, и ликующая толпа на щитах и плечах поднимает своего кумира и навсегда водворяет его на трон… гражданские свободы Рима были проданы с молотка не за один день, – наоборот, их покупали медленно, постепенно, понемножку, из-под полы; сначала за них давали немного зерна и масла самым бедным и обездоленным, потом зерно и масло раздавали избирателям, которые были уже не столь бедны, а потом все то же зерно и масло раздавали направо и налево – всем, кто мог продать свой избирательный голос.
Словом, было то же самое, что происходит и в нашей истории. Вначале мы – по справедливости и с честными намерениями – давали пенсии тем, кто этого заслужил, инвалидам Гражданской войны. С этого честные намерения начались, и на этом они окончились. Мы внесли множество самых неожиданных добавлений в пенсионный список, причем наши цели опозорили военный мундир и законодательные органы, которые голосовали за эти добавления: ведь единственной причиной этих дополнительных списков была покупка избирательных голосов. Опять все то же самое: зерно и масло за обещание содействовать окончательному ниспровержению республики и замене ее монархией. Монархия победит так или иначе, даже и без этого, но это представляет для нас особый интерес в том смысле, что в огромной степени приближает день ее победы. У нас имеются два условия, которые были в Риме: баснословное богатство с неизбежно следующей за ним коррупцией и моральным разложением, а также состоящие из зерна и масла пенсии, – то есть, иными словами, подкуп избирателей. Все это лишило гордости тысячи не устоявших перед соблазном людей и превратило их в нищих, охотно и без зазрения совести принимающих подаяния».
«Не укради – за исключением тех случаев, когда это является национальным обычаем страны».
Монархия, не монархия, но к мировому империализму человечество все-таки скатилось. И те, кто правили страной Марка Твена, приложили к этому максимум усилий. Зачем? За деньги, конечно. За возможность владеть, давить, распространять свою власть, выкачивать ресурсы, превращать их в деньги, на деньги покупать власть, еще власть, еще власть, с ее помощью давить на то, что может принести деньги, еще деньги – и так по кругу. А пока же Марк Твен боится скатиться в монархию:
«…Сделавшись американцами, мы не перестали быть человеческими существами, а род человеческий создан для того, чтобы им управляли короли, а не воля народа».
Вот так грустно замечает Марк Твен по поводу рода человеческого. Ибо насмотрелся.
«По-моему, следует ожидать, что неизбежные и непреодолимые обстоятельства постепенно отнимут всю власть у штатов и сосредоточат ее в руках центрального правительства и что тогда наша республика повторит историю всех времен и станет монархией; но я верю, что, если мы будем препятствовать этим поползновениям и упорно им сопротивляться, наступление монархии удастся отсрочить еще очень надолго».
А кто будет сопротивляться, как? Марк Твен думает, что главная проблема – это отсутствие самоуправления штатов. Но проблем оказывается больше и больше, таких, о которых во времена писателя всерьез как о проблемах не думали. А в нынешние времена оно вон как получилось.
«Толпа мало заботится, на чьей стороне правда. Она заботится только о том, чтобы быть на стороне сильного».
Марка Твена очень удивляло то, что людям – умным, смелым, решительным, точно так же, как он, видевшим все пороки общественного строя, при котором нормальным ходом вещей являются непреодолимое социальное расслоение общества (чтобы понять, как это происходило, он даже отправил своего персонажа в древние времена, когда в эпоху раннего Средневековья подобные общественные отношения зарождались в Англии) [3], угнетение человека человеком, коррупция и многое другое, не удается собраться и поменять весь этот миропорядок на принципиально иной.
«…Мне кажется удивительным, что из сотен тысяч бесстрашных людей, не раз встречавшихся лицом к лицу со смертью на кровавых полях сражений, не нашлось ни одного человека, у которого хватило бы смелости открыто предать анафеме законодателей, низведших его до уровня жалкого прихлебателя, выпрашивающего подачки, а также изданные ими ублюдочные законы…»
Или вот те же выборы… Попав волею судьбы и собственной социальной ответственности в их самую гущу, писатель оказался потрясенным до глубины души. Казалось бы, в мелких подробностях описаны все возможные уловки, которые могут на них происходить, все нехорошее и неправильное изучено – и ни при каких обстоятельствах больше не должно происходить. Ан нет! Год за годом общество и каждый человек-избиратель, в частности, позволяет себя обмануть. Да еще и надеется, что наконец-то все будет хорошо. Изменить ничего не пытается.
«Только президенты, авторы передовиц и люди, страдающие солитером, имеют право использовать местоимение «мы».
Этот прекрасный лонгрид, наинтереснейший от начала до конца, повествует о том, как Марк Твен первый и последний раз избирался в губернаторы. Как хватил, как хлебнул, как пытался, как не получилось:
«Несколько месяцев назад меня как независимого кандидата выдвинули на должность губернатора великого штата Нью-Йорк. Две основные партии выставили кандидатуры мистера Джона Т. Смита и мистера Блэнка Дж. Блэнка, однако я сознавал, что у меня есть важное преимущество пред этими господами, а именно: незапятнанная репутация. Стоило только просмотреть газеты, чтобы убедиться, что если они и были когда-либо порядочными людьми, то эти времена давно миновали. Было совершенно очевидно, что за последние годы они погрязли во всевозможных пороках. Я упивался своим превосходством над ними и в глубине души ликовал, но некая мысль, как мутная струйка, омрачала безмятежную гладь моего счастья: ведь мое имя
