class="p1">Дорогой Петя неодобрительно посматривал на меня и недовольно качал головой.
— Ты что, Петя?
— Очень уж ты такой, — хмуро проговорил он, — толстый да красный… Медиумы, брат, такие не бывают… Они народ заморенный, каждый нерв видно… Не поел бы, что ли, денек пред этим… Тоже, медиум…
— Ну что ж, я вернусь, Петичка, — миролюбиво предложил я, — не гожусь в медиума, не надо…
— Нет уж, это ты оставь, — испуганно возразил Петя, — и не остроумно это совсем…
Я, собственно, плохо понимал, — какие у Пети причины быть недовольным мной. Костюм у меня был выдержан строго. Зеленый галстук к сильно поношенному фраку и белые парусиновые ботинки с достаточной яркостью подчеркивали мою медиумическую эксцентричность. За шесть часов я приучился нервно вздрагивать и говорить глухим, отрывистым голосом. Конечно, для поддержания Петиного авторитета я не мог без ущерба для собственного здоровья вогнать себе в руку дамскую шпильку или сесть на горячий уголь, но Петя сам может объяснить, что хотя я и был факиром, но давно уже оставил эту опасную профессию…
Приняли нас хорошо. Петя сразу вырос в глазах всего небольшого общества Писавиных, а на меня смотрели с некоторого рода почтительным страхом.
— Ну, вот, — торжествующе произнес Петя и кивнул на меня головой, — привел медиума… Упирался — не пойду, говорит. Все своей черной магией занимается. Придешь к нему в комнату, а у него бобы из живота растут — факир…
— Скажите пожалуйста, — сочувственно отозвался сам Писавин, — бобы… Читал, читал о факирах… Ну, и что же, это ничего… Куда же бобы-то эти деваете?
Я посмотрел на Петю.
— В Индию отсылает. Там у него мать-старуха. Питается. — объяснил Петя, — они это любят…
— Ну, конечно… — поддакнул хозяин и придвинул мне большой кусок сливочного торта. — Ну, а как у вас… в Индии… эта вот… погода?
Я скрестил на груди руки и, поклонившись в угол, откуда кто-то смотрел на меня полными ужаса глазами, ответил:
— Благодарю. Погода моих отцов прекрасна. Щедрый Брамапутра умеет давать лотос. Как ваши дни?
— Индеец, — восторженно прошептал около меня какой-то гимназистик, — честное слово, индеец…
— Наша погода — спасибо, — небрежно ответил за хозяина Петя и добавил» — Вы уж его не невольте европейскими угощениями… Вы вот ему торт предлагаете, а по индийским обычаям это хуже оскорбления.
Хозяин побледнел и отодвинул от меня сочный, большой кусок.
Я сухо посмотрел на Петю.
— Может быть, начнем, — робко предложил хозяин, — вы не устали?
— В моих нервах текут жилы Рахидаванты-Маханд-ранты, — холодно ответил я, — и Ибрис-Бал-Кантал никогда не устает.
Решили начать. Потушили лампы и услали маленьких спать. Я чувствовал, что наступает решительная минута, и подозвал Петю.
— Послушай ты, идиот, — вполголоса бросил я ему, — кого гипнотизируют-то: медиума или он кого?.. Если, этак, мне кого усыплять придется, я прямо на тебя скажу, что, мол, соврал все и ничего подобного…
— Попробуй, — нагло отозвался Петя, — а я скажу, что ты ложку серебряную за чаем того…
— Мерзавец, — тем же тоном ответил я, складывая снова руки на груди, — уйдем только отсюда… Я покажу тебе медиума… Ну. сажай меня, усыпляй…
— Усыплю, усыплю, старина, — одобряюще шепнул Петя, — ты только сам не сплохуй.
Я провел пальцем по Петиному лбу и поклонился на восток.
— Ну иди, обламывай этих… Вот-то, — скажу я тебе…
— Ржать-то как после будем, — ухмыльнулся Петя, — ну, садись, как там тебя, Фрал-Морал-Тухтар… Внимание, господа!..
Петя отошел к столпившимся в кучу гостям. На несколько минут поднялся горячий спор о том, что меня заставить делать. Наконец, все расселись у одной стены, а Петя перевел меня к другой и стал завязывать глаза.
— Зачем ты?.. — недоумевающе сказал я. — Путаешь ты что-то…
— А я больно знаю, — шепнул Петя, — тише ты, а то услышат… Ты должен будешь подойти ко мне, когда уснешь, и поцеловать меня… Слышишь?..
— А лучше не могли придумать, — суховато спросил я, — абажуром бы тебя по голове, а не целовать… Ну, усыпляй.
Петя отошел на один шаг, снова приблизился и для чего-то засучил рукава.
— Спи, Чирис-Кавр… Как дальше-то тебя?
— Я забыл, — шепнул я, — что-то вроде Бал-Тал…
— Талбал, — добавил Петя. — Спи… Силой своей приказываю тебе уснуть… Спи. животное, — тихо шепнул он, — не ломай дурака.
— Я тебе усну, — ответил я, — ты у меня попляшешь…
— Спи! Спи! Спи! Силой своей я приказываю… Ну, что за шутки, усни, пожалуйста, трудно тебе…
— Ну, ладно, сплю… Кончай скорей…
— Он спит, — торжествующе произнес Петя, — астральные силы вошли в него. Спит. Приказываю тебе — делай.
В комнате на мгновение настала гомерическая тишина.
Я вздрогнул всем телом и стал ерзать на стуле. Вздох искреннего ужаса долетел до меня. Я поднялся на ноги и, шатаясь, пошел по ковру.
«Налетишь еще на лампу, — мелькнуло у меня в голове, — или головой о косяк… Хоть бы этот дурак скорей подвернулся…»
— Целуй, — услышал я около уха, — это я…
Я брезгливо ткнул носом в Петину щеку.
— А потом упади на пол… Как будто от нервного переутомления… Это нужно…
— Сам падай. — коротко отрезал я, — я чужой фрак пачкать не могу… Отведи меня к креслу, там и упаду…
Петя довел меня до кресла.
— Ужинать-то дадут? — спросил я, опускаясь в кресло и свешивая голову. — Я есть, как собака, хочу…
— Свет, свет, — приказал Петя, — зажигайте лампы… Теперь с ним возиться придется… У него всегда переутомление безумное… Отпаивать, откармливать надо… Я его всегда после сеансов омарами кормлю, только тем и поддерживаю…
— Ну, вот, видишь. Лизанька, — торжествующе заявил хозяин дома, — я тебе говорил, чтобы омаров купила… Вот и пригодились…
Ужинали мы долго и много. Я молчаливо ел и пил все, что мне попадалось под руку, возвращая себя из переутомленного состояния к нормальному. Только раз, когда Марья Николаевна, та самая, на которой должен был жениться Петя, призналась мне, что он ей очень нравится, я деловито ответил ей, что страна моих отцов отблагодарит ее за это. Марья Николаевна осталась очень довольна.
* * *
Возвращались мы поздно.
— Ну? — слабо произнес Петя. — Ну?
— Что ну?
— А кто будет платить за фрак?..
— Ты, — убежденно ответил я, — ты сманил, ты и плати.
— Нет ты, — развязно настаивал Петя, — ты медиум, ты и плати…
— Да где же это видано, Петя?..
— Как это — где видано… Когда я один год жил в Индии…
— Петя…
— Ну что — Петя… Слова сказать не дают…
Мной сильно увлечена одна собака. Сначала, из чувства ложной скромности, я скрывал это от близких, но она сама начала резко подчеркивать возникающие
