Короче, введенная в мой мозг информация не давала спокойно спать. Мне снился инопланетянин Осирис, его внебрачный сын Александр Македонский и мать Александра, в прошлом воплощении богиня Изида.
Надо признаться, что я никогда не был излишне скромен. Поэтому, отправляясь на свидание к первому чуду света, уверен был, что уж я-то разгадаю загадку загадок, как только прикоснусь к ней взглядом или, точнее, душой. Конечно, я не контактер и никогда не выпадал в астрал. Но мне тоже было интересно, почему, например, пирамиды строились для погребения фараонов, а при этом до сих пор в них не было найдено ни одной мумии этих фараонов. Почему все, кто пытается проникнуть в тайны пирамид, пробраться к их сердцу, кто долго блуждает по их лабиринтам, вскоре погибает? Куда все время смотрит умоляющим взором сфинкс? Как будто окаменевший небожитель, не успевший вовремя покинуть гибнущую цивилизацию, а потому застывший в ожидании, когда за ним прилетят. Наконец, за что и кто отбил ему нос? И, главное, зачем?
Почему нас так тянет к загадкам истории? Потому что, поняв, что было в прошлом, мы можем предугадать, что случится с нами в будущем. Ведь история это спираль, уходящая в бесконечность, по которой медленно, божьей коровкой, карабкается человечество. Важно только определить, до какого витка эта букашка уже докарабкалась.
И все-таки, несмотря на тщательную подготовку, отгадать загадку пирамид с первого раза мне не удалось. Позже я понял, что в этом была только моя вина. Во-первых, я отправился к ним на следующий день после прилета. Нетерпение никогда не бывает хорошим помощником в деле разгадки любой тайны. Во-вторых, как постоянно самоутверждающийся бывший совдеповец, я оделся во все последнее, "откутюристое", как будто пирамиды будут со мной особенно откровенны, если увидят на мне шорты от Ферре и очки от Гуччи. В-третьих, как банальный новый русский, я был раздражен недостаточно пятизвездочным арабским сервисом, не соответствующим моим очкам и шортам, не говоря уже о той толпе, которую я увидел вокруг долгожданных пирамид.
Японцы крупой рассыпались по пустыне и повсюду фотографировались. На каждом доступном выступе каждой пирамиды, с охраной, с проводниками, стоя рядом с верблюдом, сидя на верблюде. Вообще, путешествуя по разным странам, я каждый раз удивлялся, сколько в мире путешествующих японцев?! Вроде деловая страна считается. Кто же у них там работает? Как будто в мире переизбыток японцев, а не китайцев. И все, как новогодние елки подарками, увешаны своей фото-, видео-, киноаппаратурой.
Правда, японцы - надо отдать им должное - самые дисциплинированные туристы в мире. Подъехал автобус, все рассыпались по достопримечательностям, сфотографировались и по команде, как пионеры, дружно всосались обратно в автобус. У старика Дурова был такой аттракцион - мышиная железная дорога. Мыши по его команде очередью заползали в вагоны поезда, и поезд трогался, а удивленные мыши тихо глядели из окошек.
Японцы, как мышки, - сдержанные и тихие и так же смирно и внимательно смотрят из окошек туристских автобусов всего мира. Они никогда не кричат, как наши или итальянцы, через всю пустыню: мол, ты чего, придурок, батарейки у фотоаппарата не поменял? Главная задача для них - сфотографироваться рядом с шедевром. Я видел, как в Лувре японец фотографировал свою жену на фоне Джоконды, а она его - прислонившимся к Аполлону Бельведерскому. Для них Лувр был чем-то вроде фотоателье. Но в отличие от наших они все-таки не пытаются обнять Венеру Милосскую, приставить к ней свои руки или свою голову к Нике Самофракийской.
Совсем другое дело - итальянцы. Итальянцам не обязательно фотографироваться. У них и своего антикварного добра и развалин навалом, чтобы еще и унижаться, как японцы, перед чужими. Поэтому итальянцы путешествуют по миру, чтобы шуметь. От переизбытка энергии, которую им некуда деть в своей маленькой стране-сапожке. Они больше всего похожи на нас по духу. Любят тусоваться, махать руками, показывать себя, поесть на ночь, поздно ложатся. Стараются как можно моднее выглядеть даже с утра за завтраком. Если, скажем, в Берлине, в Вене или в Каннах ночью вы издали заметите шумную толпу, это будут или итальянцы, или русские. Если бы наших кавказцев одеть поприличнее и сильно надушить, получились бы итальянцы.
Немцы тоже любят пошуметь, но только после пива. То есть во второй половине дня. В первой - немцы больше напоминают финнов. На пляже рядом с большой компанией немцев лучше не располагаться. Потому что на пляже они пьют пиво с утра и к обеду уже заглушают даже итальянцев. Немцы всегда одеты в спортивное, они рослые и этим отличаются от таких же блондинистых финнов.
Финны - в прошлом лесорубы, а лес удобнее рубить, будучи приземистым. В отличие от немцев финны напиваются сразу даже пивом и шумят недолго. Быстро обмякают. Им очень подходит кличка, данная российскими путанами, - "финики". Мягкие и годные к употреблению.
Французов почти не видно и не слышно. Они самые гордые. Не самоутверждаются ни шумом, ни излишествами в моде. Они просто презирают все остальные народы уже хотя бы потому, что у остальных нет Парижа. К тому же у них было самое большое количество революций, Людовиков и Наполеонов. А еще была Эдит Пиаф. Кроме того, они законодатели моды в вине, еде, одежде и у них самый сексуальный язык в мире. Так считают только они сами.
Англичане путешествуют мало. Похоже, у них за два столетия колониальных войн иссякло желание таскаться по миру.
Испанцы - почти итальянцы. Но одеты гораздо беднее. Они еще меньше любят работать, чем итальянцы. У них самая длинная сиеста в мире, поэтому у них никогда не хватает времени на производство хороших товаров.
Китайцы лицами похожи на японцев. В плавках на пляже китайца от японца почти не отличить. Но это на первый взгляд. Вглядишься - у китайца спина напряженней. Чувствуется за этой спиной вся мощь Коммунистической партии Китая и китайского КГБ. Одеты китайцы в нечто среднее между советским и американским.
Самые напряженные лица и спины у северных корейцев. Но одеты корейцы так же, как вьетнамцы. То есть как наши ученики ПТУ. Кстати, путешествующих вьетнамцев я не видел нигде, кроме как в аэропорту Шереметьево, спящими на полу на газетах.
Южных корейцев очень трудно отличить от японцев и по одежде и по лицам. Говорят, у них шире скулы, но я не измерял. А на глазок для меня они все одинаковые, как, впрочем, и мы для них: краснолицые и курносые.
Очень мало я видел путешествующих шведов. Им и так хорошо у себя в Швеции. Спокойно, как в пансионате.
Американцев, наоборот, везде довольно много. Их бочкообразные тела легко узнаваемы. Если французы гордятся собою скрыто, то американцы, наоборот, свою гордость выставляют напоказ. У них даже язык такой -неразборчивый от сознания собственного величия, как будто английский, но с горячей картошкой во рту. Им не важно, понимает его собеседник из другой страны или нет. Все равно они, американцы, главные на земле и все должны их слушаться. Иначе они пожалуются своему президенту, и тот прикажет разбомбить любую страну, обидевшую их туристов. Каждый килограмм их как правило увесистого туловища наполнен важностью.
Я часто задумывался, почему американцы никогда не стесняются своих тучных, похожих на гамбургеры, фигур. Недавно догадался. Они просто не знают, что это некрасиво. Им этого не разъяснили по телевидению. Главный американский гуру - телевидение. Разъясняет оно только то, что дает прибыль. Что прибыльно, то полезно и красиво. Еда прибыльна - значит, полезна. И фигуры, которые расплываются от этой еды, тоже красивые.
Я не знаю, зачем американцы путешествуют. Взбираясь на Акрополь, они жалуются, что там нет закусочной около Парфенона, где бы они могли выпить пепси-колу. В Париже сетуют на то, что французские официанты не разрешают им разводить бордо колой. Американская молодежь всегда в наушниках. Перед пирамидами, в горах, на берегах морей, на Эйфелевой башне. Музыка и гамбургер для них, как зубная щетка и путеводитель для людей интеллигентных.
... Уже через пятнадцать минут, стоя у пирамид, я с грустью ощутил, что не чувствую ничего, кроме раздражения на толпу.
Почему я так на нее разозлился? Может, они все, как и я, мечтали попасть сюда еще с детства. Наверное, потому, что я чувствовал себя частичкой этой толпы, несмотря на свои эксклюзивные шорты. Хотелось быть романтиком, а я продолжал быть сатириком. Я давно понял, что сатирик - это разозлившийся романтик. Но сатирику пирамиды открываться не хотели. Они были просто уставшим украшением пустыни. Закрытые от толпы своей загадочностью. Мол, фотографируйтесь, пожалуйста, смотрите на нас, но мы вам своей тайны не раскроем. Вы хотите, чтобы мы были вашим фотоателье? Пожалуйста! Но ваша душа еще не готова прикоснуться к нашей. И даже пустыня вокруг пирамид казалась пустой, лишенной энергии. Все вокруг ничем не отличалось от картинок в учебниках. И мне, как частичке мировой толпы, ничего не оставалось делать, как начать фотографироваться. Во-первых, чтобы считать мероприятие по посещению чуда света номер один "оптиченным", а во-вторых, чтобы потом я мог фразой "А теперь давайте посмотрим фотографии моего египетского путешествия" выгонять из дома засидевшихся допоздна гостей.
