Откуда я знаю, что на Карповку? Потому что я проследил их. Я шел за цими. Я ревновал.
Я ревновал и Любу к Шуре, и Шуру к Любе. Я точно еще не знал, кто мне дороже. Люба мне очень нравилась, и я завидовал Шуре, что он разговаривает с ней, гуляет, ходит с ней в кино и в театр и стоит ночью у ворот ее дома. Я завидовал ему, что он уже взрослый и никто не делает ему замечаний, что он поздно возвращается домой. И я завидовал Любе, что она пользуется Шуриным вниманием, что он с ней совсем не такой, как со мною, что он бросается к дверям, когда она стучит к нему в комнату.
И еще меня страшно волновало, когда она входила к нему и я из коридора слышал, как он запирает дверь.
У меня, наверно, не было никакого самолюбия, потому что, когда раздавался щелчок поворачивающегося ключа, я бежал к Шуриной двери и стучался.
- Кто там? - спрашивал Шура.
- Это я, Володя. Вы не можете помочь мне решить один маленький пример?
- Завтра, - отвечал Шура. - Сейчас я занят.
Я уходил как в воду опущенный.
Но через полчаса я стучался к нему второй раз.
- Кто там?
- Это опять я. Как точно объяснить, что такое диффузия?
- Это взаимное проникновение друг в друга приведенных в соприкосновение разнородных тел.
- А осмос?
- А про осмос завтра. Я занят, - отвечал он.
Еще через полчаса я наглел и стучался опять.
- У нас что-то с часами, скажите, который час?
- Без двадцати одиннадцать. Уже поздно. Ложись спать.
И я шел в свою комнату и думал, какой я несчастный и как мне не везет в жизни.
Люба заходила к нему, наверно, два-три раза в неделю, и я всегда стучал в дверь и задавал вопросы.
Это начало выводить Шуру из себя. Однажды он вскипел, открыл дверь и нервно сказал:
- Идем к тебе!
Он вошел в мою комнату и закрыл дверь.
- Садись, - сказал он. - Давай поговорим как мужчина с мужчиной. У меня роман, - сказал он серьезно. - Я люблю Любу. Ты, наверно, читал, что это бывает. Так вот, это есть. Я ее люблю. И мне хочется побыть с ней вдвоем, без посторонних свидетелей. Понимаешь? А ты стучишься в дверь, задаешь тысячу вопросов и не даешь нам поговорить. Понимаешь? Неужели ты не можешь спросить у меня все, что тебе нужно, в другое время?
Я молчал. Наверно, покраснел. Между прочим, Шура тоже покраснел.
- Но я же не мешаю тебе ее любить? - сказал я, перейдя почему-то на "ты".
- Мешаешь, - сказал Шура. - Ну как мне еще тебе объяснить?
- Не надо объяснять, - сказал я. - Я не маленький. Больше я не буду стучать.
Я подавил в себе чувство обиды и перестал стучаться. Люба вышла замуж за другого окончившего нашу школу; Шура окончил институт и уехал в другой город.
Но я до сих пор помню этот нервный разговор в моей комнате и очень ценю его: это был, пожалуй, первый в моей жизни мужской разговор со мной.
ТЕХНИКА - НА СЛУЖБУ НАУКЕ!
На письменную работу по математике Леня Селиванов явился с завязанными зубами. Широкий платок закрывал его челюсть, правую щеку и ухо.
- Что ты так обвязался? - спросил его Александр Дмитриевич.
- Очень болит зуб, - ответил Леня. - Но я не хотел пропускать письменную.
- Молодец, - сказал Александр Дмитриевич. - Ценю. - И стал писать на доске задачу.
Когда он ее записал, он кинул взгляд на стеклянную дверь класса и увидел за дверью Мишку Гохштейна из параллельного класса. Гохштейн смотрел сквозь стекло и что-то записывал. А записав, быстро удрал.
Селиванов не отличался большими способностями по математике, но он погрузился в работу, быстро писал и первым решил задачу.
- Александр Дмитриевич, у меня готово, - сказал он. И подал преподавателю аккуратно исписанный листок.
Александр Дмитриевич проверил и сказал:
- Ну молодец. Ты решил ее просто молниеносно.
Ничего не могу сказать. Отлично! Я от тебя этого не ожидал.
- От меня еще и не того ожидать можно, - сказал скромно Селиванов.
Когда урок окончился, мы все кинулись к Селиванову.
- Как это ты, Ленька, ухитрился так быстро и, главное, правильно решить задачу?
- Техника, - сказал Селиванов и снял повязку.
Под повязкой у него был телефон. От этого телефона шел провод, который незаметно протянулся по полу вдоль стены, дальше уходил в дверь и шел в физический кабинет. В физическом кабинете сидел дежурный по кабинету Миша Гохштейн, списавший с доски через стекло двери задачу и диктовавший решение в микрофон. Когда Селиванов закончил писать под диктовку решение, он отцепил провод от мембраны, а Гохштейн вытащил его из класса.
На всех это произвело огромное впечатление.
И Шура Навяжский решил воспользоваться этим научным достижением на уроке химии.
Химию у нас преподавал молодой, красивый мужчина - Николай Александрович Гельд. Он серьезно и влюбленно относился к своему предмету, но любил пошутить, умел это делать и был веселым и озорным человеком.
Предстояла письменная работа по химии. Мы должны были решать задачи по эквивалентности.
Навяжский договорился с тем же Гохштейном, который у нас был отличником и по химии. Система была оговорена та же: Гохштейн подсматривает через дверь написанные на доске задачи и передает решение по телефону.
Навяжский явился с завязанным ухом.
- Извините, - сказал он, - у меня воспаление среднего уха, и я с компрессом.
- Если ухо не помешает вам в решении задач, пусть оно будет завязано, сказал Николай Александрович. - Вы решайте, а я уйду на двадцать минут мне нужно в учительскую. За меня в классе останется Юган. Он отвечает за порядок.
Юган уселся на учительский стул, а Николай Александрович вышел из класса.
Задачи были нелегкие, мы все волновались и перечеркивали написанное, но нет-нет да смотрели на Навяжского, который краснел, потел и теребил свою повязку.
- Ребята, я ничего не слышу. Вначале я слышал прекрасно Мишкин голос, а сейчас только гудит. Что это за гул, не понимаю...
Так он ничего и не написал. И когда возвратился Николай Александрович, подал ему пустой листок.
- Я не успел, - сказал он.
- А как же ваша специальная передача? - спросил Гельд Шурка покраснел, растерялся и спросил:
- К-как-кая п-пе-редача?
- Телефонная, - сказал Гельд. - Вы изобретатель, и я изобретатель. Я увидел провод, идущий из-под вашей повязки, вышел из класса, выяснил, куда этот провод идет, и мне не стоило труда догадаться, в чем дело.
Тогда я подключился к этому проводу и начал глушить вашу передачу. Вам следовало бы поставить "неудовлетворительно", но за техническое изобретательство я вам ставлю "не вполне". И запомните: всякое изобретательство служит делу прогресса. А ваше - служит только упрочению незнания и темноты. А теперь развяжите свое весьма среднее ухо.
НЕ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ДОМА РОМАНОВЫХ
Сейчас в помещении Зимнего дворца - продолжение Эрмитажа, вывешены великолепные полотна европейских мастеров живописи и выставлена скульптура, а в 1924 году здесь были еще комнаты Александра Первого, Александра Второго, Александра Третьего, Николая Первого и Николая Второго - последнего русского государя, - последнего из царского дома Романовых. Все было сохранено так, как было, - спальные и столовые, гостиные и ванные, кабинеты, приемные залы и даже уборные.
Любопытные валом валили во дворец, надевали тряпочные туфли, чтобы не пачкать исключительные паркеты, и поднимались по мраморной лестнице в апартаменты государей, погружаясь в яркий свет дорогих люстр, отражаясь в бесчисленных зеркалах и в зеркальных паркетах, любуясь бесконечными статуями, мраморными и чугунными бюстами, блеском щитов, сабель, алебард и разукрашенными портретами царских особ и представителей их семейств.
А в один прекрасный день даже была объявлена распродажа личных царских вещей трудящимся Можно было зайти во дворец и приобрести за не очень большую сумму ночную рубаху императрицы Марии Федоровны, ночные туфли Николая Второго или кальсоны Николая Первого, а также кошельки, зубные щетки, флаконы из-под ихнего одеколона, перья, карандаши и всякое барахло их императорских величеств.
- Мы идем на экскурсию в Зимний дворец! - объявил на уроке истории Александр Юрьевич Якубовский своим (взвизгивающим голосом. И мы двинулись во дворец.
Женщина-экскурсовод с насморком и большим кожимитовым портфелем водила нас по бесконечным комнатам и объясняла:
- Мы с вами находимся в спальной императрицы Александры Федоровны, жены Николая Александровича Второго. Вы видите под балдахином ее кровать с шелковым одеялом, обрамленным андалузскими кружевами. Не трогайте одеяло руками. Слева - ночной столик-маркетри. На нем лежит евангелие. Супруга государя была очень религиозной. Это портрет Распутина, а это ее сына царевича Алексея. Прошу всех сюда. Это ванная комната. Здесь царица принимала ванну. Слева портрет Распутина. Старицкий, не трогайте мыло, это подарок поставщика двора - знаменитого парфюмерного фабриканта Ралле. Пройдемте дальше, там еще интереснее..