Похрустывает заледенелый дерн на крыше. Приутих ветер. Ночь глухая. Но, чу! Заскрипел снег под тяжелой поступью. Глухо стучит сердце Греттира, один шаг - один удар. Треск дерна на крыше. Святые угодники! Это явился призрак. На мгновение темнота закрыла дыру дымохода; смотрит в нее Глам, отражаются красные вспышки в мутных глазах его. И снова лунный луч проникает в отверстие, тяжелый топот в направлении дальнего конца зала. Сильный треск - призрак спрыгнул с крыши. Греттир чувствует, как лавка мелко дрожит; это Торхалл проснулся и дрожит на своем ложе, его дрожь передается ложу, а затем и лавке. Шаги удаляются, резкие треск древесины, призрак ломает стены сараев. Потом ему это надоедает, и, судя по шагам, он приближается к двери, ведущей в дом. Луна скрывается за набежавшим облаком, и в неясном свете Греттиру кажется, что он видит две ладони, просунувшиеся под дверь. Он не ошибся, длинная жердь с треском отлетает в сторону. Еще один рывок - отлетает другая жердь, щель увеличивается. Падает занавеска, темная рука срывает ее и отбрасывает в сторону. Остался только засов, скользящий в каменной выемке. В сером свете Греттир видит, как рука нащупывает засов. Треск! Дверь с грохотом падает.
- Да смилуется над нами небо! - восклицает ярл.
Покойник осторожно двигается, осматривается. Вот он останавливается в зале, рядом с камином. Вид его страшен: высокая фигура, тронутая тленом, нос отвалился, впалые глаза, в которых застыла смерть, желтоватая плоть, покрытая зеленоватыми пятнами; седые волосы на голове и борода разрослись до пояса, слиплись, свисают по плечам и спине; длинные ногти. Дрожь охватывает при виде столь мерзкого, отвратительного существа.
Стараясь не шуметь, не двигаясь, смотрят на монстра Торхалл и Греттир.
Безжизненный взгляд Глама скользит по комнате; вот он видит мех на спинке кресла. Осторожно приближается. Греттир чувствует, как он ощупывает плащ и тянет на себя, однако плащ не поддается. Рывок посильнее - безуспешно; Греттир прочно прижал плащ ногами к креслу. Вампир озадачен, он тянет и тянет плащ на себя. Греттир держит его, лежа на скамье; но тут ткань с громким треском лопается; труп отшатнулся, с удивлением глядя на половину плаща, оставшуюся у него в руке. Прежде, чем вампир поймет, что произошло, Греттир вскакивает с лавки, бросается на него, упирается головой ему в грудь, обхватывает руками и давит, давит изо всех сил, стараясь прогнуть назад и сломать позвоночник. Тщетно! Ледяные руки опустились на руки Греттира и с дьявольской силой развели их в стороны. Греттир высвободился и снова обхватил тело вампира; тот сомкнул свои руки у него на спине и поволок к двери. Герой старался ногами зацепиться за все, за что было возможно зацепиться: за скамьи и столбы, но сила вампира была велика; столбы подавались, скамьи сдвигались со своих мест, и сражавшиеся с каждым мгновением приближались к двери. Резко высвободившись, Греттир ухватился руками за балку. Его потащили за ноги; затем ледяные руки ухватили его за талию, словно стремясь разорвать; сухожилия его напряглись, мышцы стонали, жилы вздулись. Тем не менее, он продолжал держаться; его пальцы побелели, кровь пульсировала в висках; он едва дышал. Все это время ногти мертвеца словно ножами рвали его кожу, Греттир чувствовал их на своих ребрах. Затем руки разжались, и чудовище, тянувшее его наружу, грохнулось, споткнувшись о валявшуюся дверь. Сражаться с мертвецом в доме было трудно, но Греттир знал, что снаружи ему будет еще труднее, и собрал все свои силы для последней отчаянной схватки. Дверные косяки были каменные; с одной стороны в камне имелся паз для засова, с другой стороны - канавка, в которой имелись петли. Когда сражающиеся оказались вблизи, Греттир уперся ногами в камни, так что Глам оказался посередине. Теперь у героя было некоторое преимущество. Он прочно держал мертвеца, и все, что тот мог - это раздирать своими ногтями плоть на его спине.
- Теперь, - подумал Греттир, - я смогу сломать ему шею.
Просунув голову под подбородком мертвеца, так что борода последнего закрыла ему глаза, он изо всех сил надавил головой, одновременно прижимая к себе Глама руками.
- Если бы только Торхалл мог помочь мне, - подумал Греттир, но его призыв о помощи утонул в бороде мертвеца.
В это время один или оба камня косяка не выдержали. Балки, стропила, куски дерна, все это повалилось в снег. Глам опрокинулся на спину, Греттир упал на него сверху. В небе сияла полная луна; большие белые облака иногда закрывали ее, и тогда сама она, и свет ее казались пепельными. Но вот, яркий свет залил снежные вершины Йорундафелла, побежал по склонам, добрался до лежавших противников и осветил лицо вампира. Греттир обессилел, руки его дрожали, он не мог отвести свои глаза от мертвых глаз. Мертвец смотрел на него, и его взгляд был холоден, как лунный свет. У Греттира кружилась голова, его сердце бешено колотилось. Мертвые губы зашевелились.
- Безумный, ты решил противопоставить себя мне. Знай же, что гордыня твоя не останется безнаказанной; что ты никогда не станешь сильнее, чем сейчас, и что каждую ночь глаза мои будут взирать на тебя сквозь тьму до самого твоего последнего дня, и ужас будет преследовать тебя, когда ты останешься в одиночестве.
В этот момент Греттир заметил, что его нож выскользнул из чехла во время падения и лежал теперь рядом с его рукой. Головокружение прошло, он схватил нож и одним ударом вонзил его в горло вампира. Поднявшись и упершись коленом Гламу в грудь, он несколькими ударами отсек ему голову.
Появился Торхалл, бледный от ужаса, но когда он увидел поверженного Глама, радости его не было границ; они вместе положили мертвеца на кучу хвороста, которым зимой отапливали дом. Вспыхнуло пламя, и вскоре внизу, в долине, завидев его, люди спрашивали друг друга, что за страшные события вновь разыгрались в Долине Теней.
На следующий день обугленные кости были преданы земле в месте, значительно удаленном от людских жилищ.
Но предсказание Глама сбылось. С той поры Греттир всеми силами старался избежать одиночества длинными зимними ночами.
ИСТОРИЯ О ПРИЗРАКЕ, РАССКАЗАННАЯ ПОЛКОВНИКОМ ГАЛИФАКСОМ
Я только что вернулся в Англию, проведя несколько лет в Индии, и с нетерпением ждал встречи со своими друзьями, среди которых более прочих мне хотелось бы повидаться с сэром Фрэнсисом Линтоном. Мы вместе учились в Итоне, а потом, короткое время, прежде чем я отправился в армию, - в Оксфорде. Затем мы расстались. Он получил титул и владения семейства в Йоркшире по смерти деда, - отец его умер прежде, - а я отправился узнавать мир. Впрочем, я навестил его перед своим отъездом в Индию, в его имении в Йоркшире, и провел там несколько дней.
Не трудно представить себе, какие приятные чувства я испытал, когда, спустя два или три дня по возвращении в Лондон, получил от Линтона письмо, в котором он сообщал, что узнал о моем возвращении из газет, и ждет меня у себя в Байфилде (так именовалось его йоркширское имение).
