— Там умерла Анна Франк. Я писала о ней сочинение на выпускном экзамене.
Стэнли продолжил:
— Когда войска союзников прибыли, чтобы освободить узников, они обнаружили там скелеты, молившие дать им еды и воды. Там же нашли огромную яму, полную трупов. К ужасу солдат, некоторые несчастные во рве были все еще живы. Бульдозер…
— Хватит, Стэнли! — вскричала Руби.
— Простите, не хотел расстроить… — Старик снова повернулся к Поппи: — Если пожелаешь посмотреть этот фильм, приходи ко мне.
Поппи покачала головой.
Воцарилась тишина.
Наконец Поппи сказала:
— Я сведу татуировку лазером. Обожаю Анну Франк. Забыла, что она была еврейкой. Я плакала, когда нацисты нашли ее на чердаке. Я сделала эту татуировку в четырнадцать лет только потому, что была влюблена в фаната Гитлера. У него под кроватью хранился чемодан, набитый клинками, медалями и прочими такими штуками. Тот парень говорил, что Гитлер любил животных, был вегетарианцем и добивался лишь мира во всем мире. В постели мы должны были называть друг друга Адольфом и Евой.
Все посмотрели на Еву, которая мигом перевела стрелку:
— Это все мама.
— Тебя назвали в честь кинозвезды, Евы-Мари Сэйнт! — возмутилась Руби.
— Мы расстались через два месяца, — продолжила Поппи, — но татуировка осталась.
Стэнли кивнул:
— Больше не буду об этом говорить. — Он кашлянул, словно ставя точку, затем повернулся к Руби и сказал: — О, Ева-Мари Сэйнт. Та сцена с Марлоном Брандо в фильме «В порту»! Свинг, перчатки, ее милое личико!
Беседа перетекла в другое русло.
Александр покидал комнату Евы последним.
— Если я тебе понадоблюсь, звони, — сказал он, — и я примчусь.
После его ухода Ева принялась тихонько напевать себе под нос:
— Зима, весна, лето или осень…
Посреди ночи, когда весь дом спал, Поппи пробралась в комнату Евы. Полная луна подсвечивала стены, и этого освещения хватило, чтобы Поппи смогла неслышно залезть в постель.
Ева заворочалась, но не проснулась.
Поппи уткнулась лицом в плечо женщины и обняла ее за талию.
Утром Ева почувствовала, что в комнате кто-то побывал. Но увидела лишь примятую подушку.
Глава 36
Мистер Лин очень обрадовался, увидев почерк сына на конверте, который забрал из районного почтамта в пригороде Пекина. Наверное, Хо прислал почтительное сыновнее поздравление с праздниками. Мистер Лин слышал, что в Англии принято всенародно отмечать день рождения Иисуса Христа, который, как говорят знающие люди, не только сын английского Бога, но и коммунист-революционер, замученный пытками и казненный жестокими оккупантами.
Мистер Лин решил набраться терпения и распечатать конверт дома. А еще лучше — вручить письмо жене и насладиться ее радостью. Они скучали по сыну. Решение отправить Хо учиться в Англию далось им нелегко, но не годится, чтобы сын стал рабочим, как родители. Они хотели, чтобы Хо сделался пластическим хирургом и зарабатывал много денег. Юные китаянки во всем мире стыдятся своих узких глаз и маленьких грудей и готовы платить за исправление ошибок природы.
Мистер Лин остановился у продуктового ларька, чтобы купить живую курицу. Он выбрал особь, которой хватит на несколько дней, заплатил и, держа птицу вниз головой, направился на овощной рынок, где купил коробку яблок в подарок жене. Упакованные яблоки стоили в пять раз дороже развесных, но мистер Лин очень любил свою жену. Она редко ему прекословила, волосы у нее все еще черны, а на лице совсем мало морщинок. Грустит она только в минуты, когда думает о дочери, которой им не суждено обзавестись.
Он дошел до детской площадки у блочной башни, на двадцать седьмом этаже которой находилась их квартира. Мистер Лин задрал голову и присмотрелся к своему окну. Он надеялся, что лифт работает.
Когда мистер Лин, тяжело дыша, вошел в квартиру, жена вскочила и поспешила в прихожую.
— Смотри-ка, кто нам написал. — Он протянул письмо от Хо.
Жена радостно улыбнулась и осторожно потрогала яркую красно-зелено-золотую рождественскую марку, словно то была драгоценность.
— Это в честь дня рождения английского Иисуса, — сказала она.
Курица кудахтала и вырывалась. Мистер Лин отнес ее на маленькую кухню и бросил в маленькую раковину. Потом супруги сели напротив друг друга за маленький стол. Миссис Лин положила между ними письмо.
Мистер Лин вытащил упаковку яблок и разместил рядом с конвертом.
Жена застенчиво улыбнулась.
— Это тебе, — сказал он.
— Но я тебе ничего не купила! — воскликнула она.
— В этом нет нужды, ведь ты подарила мне Хо. Ну давай же, открывай конверт.
Миссис Лин медленно и осторожно распечатала письмо и пробежала взглядом первые строчки. Затем внезапно отложила листок, лицо ее окаменело. Она подтолкнула письмо к мужу и прошептала:
— Мужайся, дорогой.
Мистер Лин несколько раз вскрикнул, читая послание. Дойдя до конца, он сказал:
— Никогда не любил мак [20]. Лишенное гармонии, вульгарное растение и разрастается быстро, как сорняк.
Курица из раковины протестующе кудахтнула.
Мистер Лин встал, взял острый нож и деревянную доску и быстро перерезал птичью шею. Бросил курицу обратно в раковину и долго смотрел, как яркая кровь стекает в слив, рисуя пламенеющий цветок.
Глава 37
В канун Нового года в дверь позвонила незнакомая женщина и спросила, может ли она побеседовать с Евой.
Титания, чья очередь была открывать дверь, заколебалась:
— Могу я узнать ваше имя?
— Я живу в конце Редвуд-роуд. Пожалуй, предпочту остаться анонимом.
Титания пригласила гостью подождать в прихожей, а сама поднялась по лестнице.
Увидев ее, Ева сказала:
— Ох, ты надела этот жуткий фартук, который Брайан подарил мне на Рождество. Что еще ты прибрала к рукам?
— Только твоего мужа, — рассмеялась Титания.
— Этот оливковый цвет тебе, однако, идет. Носи его почаще, — посоветовала Ева и добавила: — Зови ее наверх.
Когда Титания ушла, Ева пальцами расчесала волосы и поправила подушки.
Женщина была средних лет и, похоже, довольно давно приняла решение позволить волосам расти а-ля натюрель, седыми и косматыми. В сером спортивном костюме и серых же кроссовках она походила на беглый карандашный рисунок на белом листе.
Ева пригласила незнакомку сесть на залитый супом стул.
Гостья спокойно заговорила:
— Меня зовут Белла Харпер. Я прохожу мимо вашего окна как минимум четыре раза в день.
— Да, я видела, как вы отводите детей в школу, — кивнула Ева.
Белла вытащила из кармана ветровки горсть бумажных платков.
Ева внутренне приготовилась к неизбежному. У нее давно развилось отвращение к слезам. Нынче люди слишком легко впадают в плаксивость.
— Мне нужен совет, как лучше уйти от мужа, — сказала Белла. — Это Рождество стало для меня пыткой. Он всех нас измучил. Мне кажется, будто мои обнаженные нервы треплет ледяной ветер. Не уверена, что смогу и дальше с этим справляться.
— И почему же вы пришли ко мне? — спросила Ева.
— Потому что вы всегда здесь. Иногда ранним утром я хожу тут поблизости и вижу, как вы курите у окна.
— Я глупая женщина, — грустно призналась Ева. — Вам не имеет смысла просить у меня совета.
— Мне нужно поделиться своей историей с кем-то, кого не знаю и кто не знает меня.
Ева подавила зевок и попыталась придать лицу выражение заинтересованности. Она-то знала, что советы никогда не приводят ни к чему хорошему.
Белла вертела салфетку.
Ева подсказала:
— Ладно, жили-были… Так?
— Да, жили-были мальчик и девочка, и жили они в одной деревне. Когда им исполнилось по пятнадцать, они обручились. Обе семьи были очень счастливы. Однажды мальчик вышел из себя, потому что девочка не могла бежать с ним наравне. Он закричал на подружку и напугал ее. Потом, незадолго до свадьбы, мальчик и девочка сидели в его машине. Девочка вытащила прикуриватель из гнезда и случайно уронила его на коврик. Мальчик ударил ее по правой щеке. Потом развернул лицом к себе и саданул по левой. Он выбил девочке два зуба, и ей пришлось срочно идти к стоматологу. Синяки сходили шесть недель. Но свадьба все равно состоялась. Прошло совсем немного времени, и мальчик принялся избивать девочку каждый раз, когда был не в духе, но после побоев всегда умолял простить его. Мне следовало уйти от него до рождения детей.
