— Не надо быть пушкиноведом, чтобы… Визиточку вашу, будьте добры!
— Нет у меня визиток, — соврал Саша. — Кончились, новых заказать не успел.
И он продиктовал ботанику телефонный номер — просто набор цифр, который придумал только что. Неважно, автограф это, апокриф или все-таки рукопись. Он услышал главное слово. Он не идиот, чтобы даром отдавать кому-то Пушкина, когда можно его продать.
— Ага, ага, — сказал Большой — он только что вернулся и быстренько пробежал глазами текст, — давай, продолжай в том же духе…
— А ты разве не сейчас будешь вписывать мысли?
— Нет, мне сейчас некогда… Немного погодя. Слушай, мне надо бежать…
— Не уходи! — взмолился Мелкий. — Ну, хоть орфографию проверь!
Большой вздохнул, присел на скамейку и стал терпеливо показывать Мелкому, как настроить компьютер, чтоб он сам исправлял ошибки. Мелкий был так потрясен открывшимися ему возможностями, что даже не заметил исчезновения Большого.
Пока Саша ехал домой, голова его малость остыла. «Сколько может стоить подделка под Пушкина, хоть бы и на старинной бумаге? Ничего, наверное. Кому нужна бумага! Но если… Пушкин, конечно, не яйцо Фаберже, новее-таки…»
Саша отер лоб ладонью. Сердце опять зачастило. Он остановился, мотор заглушил, стал смотреть на свои бумажки. Похоже, что это были стихи, потому что строчки сильно не доходили до полей, а абзацы были отделены один от другого. Теперь Саша обратил внимание, что на страничках были проставлены цифры, их-то он кой-как разобрал, даже таким гадким почерком. На тех двух листочках, что были не двойные, а оторванные в половинку, цифры стояли последние, и Саша обрадовался своей догадливости — действительно, этим листочкам так и полагалось лежать в конце тетради, а не быть вложенными в середку. Но прочесть, что же там все-таки было написано, он больше не пытался: оно ему надо? Чернила расплылись, слова были с «ятями» и разными другими непонятными буковками — голову сломаешь! Он же не пушкиновед.
«Можно будет и не такой домище отгрохать…» Он теперь сильно пожалел, что сказал ботанику, в каком поселке строится его дом, то есть не его, а «товарища». Надо было соврать что-нибудь. «Да нет, чепуха… Подумаешь, водяной знак! Если уж доллары подделывают… Коробочка, коробочка!» Он не хотел звонить прорабу Валере и спрашивать про коробочку — хитрый прораб поймет, что она стоит денег. «Завтра заеду». Рабочих нужно было проведывать часто, чтоб не волынили, и желательно без предупреждения.
III
На другой день он был по делам в Подольске. Они с Олегом недавно открыли там салон-магазин. (Они спортивные тренажеры продавали, давно уже, по Москве и области, и поднялись весьма неплохо — заслуга Олега, без Олега Саша бы ничего не сумел организовать, он сознавал это.) Вообще-то проверять магазины не входило в Сашины обязанности — он занимался закупками, а не сбытом, — но Олег, уезжая на прошлой неделе в отпуск, попросил Сашу лично порешать там одну проблему, ибо доверял Саше почти как самому себе.
По пути Саша завернул в Остафьево. Он послонялся по участку, сделал рабочим пару-тройку замечаний, они кивали послушно. Жестяной коробочки он нигде не увидел. Пришлось спросить, напустив на себя как можно более равнодушный вид. Один из рабочих ответил так же равнодушно, что выкинул жестянку вместе с другим строительным мусором, когда приехала мусорная машина. Похоже, что молдаван не врал, а если даже и врал — правды от них никогда уже не добьешься. Пытаться узнать дальнейшую судьбу мусора Саша даже и не подумал. «Больше мне делать нечего. Пропала так пропала». Саша обругал кровельщика, дал ценные указания насчет витражей. И полетел дальше на юг.
В Подольске он припарковался у салона, вышел, закурил, постоял чуть-чуть, изучая витрину. Он бы, конечно, все оформил не так. Выставил бы на витрину все модели, какие есть и какие ожидаются, и посадил бы на них манекены, изображающие качков, и полуголых девок, вместо того, чтоб отдавать полезную площадь под какие-то абстрактные коряги. Но дизайнерам видней. Олег нанимает хороших дизайнеров и не спорит с ними, а если что не так — просто не платит им, и пусть судятся. Олег любит судиться, он же юрист, да и вообще у Олега не голова, а Дом Советов, он и в финансовых вопросах разбирается куда лучше Саши, хотя именно Саша учился (три курса не доучился) по специальности «финансы и кредит».
Стекла витрины были вымыты очень чисто. Саша мельком полюбовался своим отражением. Он был красив. (Ехидный Илья ошибался на счет Сашиных костюмов: они не были вульгарны. Это были превосходные костюмы, очень элегантные. Вульгарными они казались лишь в сочетании с Сашиным лицом и прическою.) Потом Саша увидел, как красный «рено» с дамочкой за рулем парковался в опасной близости к его «субару»; Саша глядел нахмурясь, готовый заорать, но ничего не случилось. Он рассеянно глянул на противоположную сторону улицы и вдруг заметил, что на одном из домов написано «Библиотека». Он почесал в затылке. Он так и не решил вчера, что ему делать с бумажками, и так и носил их с собой во внутреннем кармане пиджака. Из магазина его уже заметили и махали ему руками. (Олег говорил, не надо допускать фамильярности с персоналом и вообще с нижестоящими. Саша был с таким подходом безусловно согласен — каждое сословие должно знать свое место, — но как осуществлять это на практике? «Олегу хорошо, у него щеки втянутые, а не круглые. Наташка, дрянь, говорила: мой хомячок…») Он махнул им в ответ — сейчас зайду, мол, — и перебежал через дорогу. Теперь он видел слово «Детская», которого не заметил сразу. Детская библиотека! Да уж какая разница.
Он толкнул дверь и вошел. В маленькой библиотеке было прохладно. Наверное, книжки не любят жары. Он спросил у старушки-библиотекарши, где тут у них отдел рукописей, но та удивленно раскрыла глаза и сказала, что ничего такого у них нету. Странно. Саша-то понял антиквара так, что во всякой библиотеке есть этот отдел. Ну да черт с ним.
— Дайте мне, пожалуйста, Пушкина, — сказал Саша. Он знал, что в книгах иногда бывают фотографии рукописного текста: видел у Кати книжку про Пастернака. (Катя была медичка, но очень разносторонняя девушка.) Он спросил Катю, зачем эти фотографии, и она ответила непонятно, что так читатель лучше поймет душу поэта или что-то в подобном роде.
— У нас детская библиотека, — сказала старушка. Росточком она была Саше примерно по пояс. — Детская. Для детей. — Все обитатели мира книг почему-то разговаривали с Сашей как с дураком. Это было удивительно: в мире бизнеса никто его дураком не считал.
— Мне очень нужно, — сказал Саша. — Сын в школе проходит…
После этого вранья старушка посмотрела на Сашу почти ласково.
— Ну хорошо… — сказала она. — Но только в читальном зале. Мы сейчас на абонемент книг вообще не выдаем: с понедельника на ремонт закрываемся. Ваш сын записан в нашу библиотеку? Как его фамилия?
— Нет, мы в Москве живем…
Старушка, судя по выражению ее лица, была растрогана до крайности тем, что бритоголовый москвич приехал в такую глушь ради Пушкина, но все-таки попросила у Саши паспорт. Саша — он уже понимал, что надо быть осторожным, когда речь — быть может — идет о ба-альших деньгах, — сказал, что забыл паспорт дома.
— Взрослые что дети, — сказала старушка добродушно. — Дневник дома забыл, ручку забыл, паспорт забыл… А голову ты дома не забыл?
Они посмеялись. Потом старушка, окончательно размягчившаяся сердцем, спросила Сашу, какие именно произведения Пушкина ему нужны, и он назвал, что смог вспомнить: Дубровский, Капитанская дочка, Евгений Онегин… Библиотекарша усадила Сашу за столик — он еле втиснулся на детское сиденье, чувствуя себя слонопотамом, — и принесла ему несколько книг. Он стал пролистывать их. В одной он обнаружил то, что искал. Старушка не смотрела на него: в библиотеку пришли дети, и она была с ними занята. Он осторожно достал из кармана свои листочки, развернул их и, прячась (как в школе, со шпорами!) стал разглядывать, сличая с фотографией, где был почерканный черновик какого-то стихотворения. Почерк был очень похож, и манера черкать похожа. Но эта информация была не новая. Ему и так уже двое сказали, что почерк похож. Он просто хотел убедиться: Олег говорит, что верить можно лишь тому, что сам увидишь.
