В глубинах интернета Брайан-младший уже нашел способ, как заставить кого-то «исчезнуть» и остаться непойманным.
Глава 44
Сестра Спирс велела Еве снять ночную рубашку. Она хотела обследовать тело пациентки, дабы выявить пролежни.
Ева как могла прикрыла наготу покрывалом.
— Я знала людей, умерших от декубитуса, миссис Бобер, — подбодрила медсестра. — Если за пролежнями не следить, они могут привести к некрозу, образованию язвы, а в финале и к ампутации. — Она приподняла лодыжки Евы и критическим взглядом изучила пятки. Затем переместилась к ягодицам и закончила осмотр ощупыванием локтей. Сестра Спирс, по-видимому, слегка разочаровалась, не найдя никаких пролежней. — Наверное, вы пользуетесь хорошим защитным кремом.
— Нет, — сказала Ева, — но я знаю об опасности пролежней и поэтому не забываю двигаться и менять позы.
Когда пациентка оделась, медсестра измерила ее давление и нахмурилась, увидев результат, хотя тот не выходил за рамки нормы. Затем вставила термометр в ухо Евы и снова нахмурилась, посмотрев на показатель. Убрав градусник, сестра Спирс спросила:
— Как поживает ваш кишечник?
— Мой хорошо, а ваш? — вежливо ответила Ева.
— Я рада, что вы способны на такую беззаботность, миссис Бобер, учитывая обстоятельства. По словам вашей матери, супруг ваш живет в пристройке с другой женщиной.
— В сарае.
— Ваша мать также рассказала, что при необходимости воспользоваться уборной вы сооружаете то, что сами называете «Белым путем», и считаете этот самый путь продолжением своей постели. Это правда?
— Да, правда. Белый путь и есть продолжение моей постели. Если я прострелю вам череп и он разлетится на куски, сестра Спирс, как правильнее рассматривать пулю: саму по себе или как продолжение пистолета? — Ева вспомнила этот пример из подслушанной однажды за завтраком дискуссии о квантовой физике между Брайаном и Брайаном-младшим. Спор закончился падением банки с вареньем из рук мужа на пол.
Сестра Спирс хмуро делала пометки в карте Евы.
— Я бы хотела прочесть, что вы там написали, — сказала Ева.
— Боюсь, эти заметки — конфиденциальная информация, — отрезала медсестра и отодвинула карту подальше от Евы.
— Вы ошибаетесь, сестра Спирс, — возразила Ева. — По закону пациент вправе читать свою карту.
— Я пришла к заключению, что вы недостаточно умственно здоровы, чтобы ознакомиться с диагнозом. Это может спровоцировать у вас психический срыв.
— Я физически и умственно здорова.
— Психические больные, как правило, считают себя полностью здоровыми.
— Значит, вы хоть так, хоть этак правы? — усмехнулась Ева.
— В этом вопросе мне послышался оттенок паранойи, — насторожилась сестра Спирс.
— Вы достаточно квалифицированы, чтобы диагностировать психические заболевания? — поинтересовалась Ева.
— У меня нет соответствующего образования, но хватает личного опыта. В моей семье был случай психической ненормальности, этого не нужно стыдиться, миссис Бобер.
Ева почувствовала холодок страха.
— И вы из своего личного опыта вывели, что я психически нездорова?
— Я отправлюсь в больницу и сообщу врачам, что, по-моему, у вас своего рода нервный срыв. Опять же, миссис Бобер, не бойтесь. Подобными расстройствами страдали многие выдающиеся люди. Вспомните Черчилля, Алистера Кэмпбелла, Леса Денниса.
— Но с моей психикой все в порядке! — настаивала Ева.
— Медицина продвинулась далеко вперед с тех пор, как бедный мистер Черчилль страдал от депрессии и называл ее «черная собака, которая всегда со мной». Изобретены чудодейственные препараты, и всего через несколько недель вы снова станете собой. Сможете встать с постели и присоединиться ко всем нам.
— А я не хочу к вам присоединяться.
Сестра Спирс надела темно-синий дождевик и аккуратно протянула ремень через коричневую кожаную шлевку.
— Я непременно к вам еще зайду. До свидания, миссис Бобер.
Пять минут спустя, услышав снизу голос матери и звук захлопнувшейся входной двери, Ева крикнула:
— Мама!
На подъем по лестнице у Руби ушло больше времени, чем обычно, и, дойдя до кровати Евы, она тяжело дышала.
Ева не хотела расстраивать мать, но откровенный разговор назрел. Ева спросила:
— Значит, ты побеседовала с медсестрой?
— Да, — кивнула Руби. — Спирс рассказала о докторе Бриджесе. Представляешь, он уже три дня не ходит на работу — как-то повредил нос анимированным пинцетом.
— Автоматизированным, — исправила оговорку Ева. — И Спирс не следовало сплетничать о врачах.
— Ей не по вкусу этот чернокожий доктор. Проказзо говорит, что он натуральный лентяй. Ну ведь медики все такие и есть, согласна?
— Нет, они не такие.
— Я бы ни за что в мире не согласилась на работу Спирс. На все эти тошнотворные вещи, что ей регулярно приходится делать. Она описала несколько самых запущенных случаев. Отвратительно, какими только гадостями бедняжка не вынуждена заниматься.
— Ты насплетничала ей о Брайане и Титании, что они якобы живут в пристройке.
— Но я ведь не могла сказать, что они живут в сарае, разве нет?
— И зря ты проболталась о Белом пути.
— Но все давным-давно знают о твоем Белом пути, — возразила Руби.
— Все?
— Ну, все, с кем я знакома. Сказать по правде, Ева, все думают, что это сумасбродство с твоей стороны.
— А ты, мама? Ты сама как думаешь? Что это сумасбродство?
Руби печально покачала головой и вздохнула:
— Я думаю, что никогда тебя толком не знала и никогда не узнаю. Никто из нас больше тебя не знает, дочка. Мы все хотим, чтобы к нам вернулась прежняя Ева.
— Прежняя Ева мне не нравилась. Она была несчастной трусихой.
— Тебе давно пора сменить обстановку. За четыре месяца небось наотдыхалась. Неужели тебе не хочется встать, принять душ, вымыть волосы этой твоей овощной штукой…
— Травяной, — поправила Ева.
— …одеться потеплее и пройтись со мной по магазинам? В парке уже появились подснежники. Я могла бы позаимствовать у Стэнли инвалидную коляску. Ты стала легкая как пушинка, мне будет не тяжело тебя везти. Я присмотрю за тобой, Ева.
— Ты не понимаешь, да, мама? Считай меня огромной гусеницей. Я окукливаюсь здесь, в этой комнате.
Руби стало неловко.
— Ты говоришь глупости, перестань!
— Но однажды я сброшу кокон, — мечтательно улыбнулась Ева. — Я с нетерпением жду этого момента. Интересно, какой бабочкой я окажусь?
— Одинокой, если продолжишь нести вздор в том же духе.
Руби спустилась и обнаружила внизу Титанию, опорожняющую стиральную машину. Вещи любовников тесно переплелись, скрутившись в узел. Одна из рубашек Брайана поглотила ночную сорочку Титании.
— Значит, вы не на работе? — спросила Руби.
Титания, считавшая Руби рекордсменкой по недалекости, терпеливо ответила:
— Очевидно, нет, раз я здесь, на кухне, позиционируясь в трех измерениях. Даже в четырех, если считать время.
Кивнув в сторону лестницы, Руби вздохнула:
— Ей становится все хуже. Только что сказала, будто она — огромная гусеница.
Титания выпучила глаза:
— Вы уверены, что она не сказала что-то вроде «у меня заусеница» или «принеси мне гусятницу»?
— Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила: «Я огромная гусеница».
— То есть насекомое?
— Вот-вот.
— Очень по-кафкиански [24], — пробормотала себе под нос Титания.
— Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?
— О да, с радостью передам, — кивнула Титания.
— Пойду-ка я домой, — решила Руби. — Мне что-то нехорошо. — Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: — Титания, что будет с Евой, если я умру?
— Мы справимся.
— Вы будете ее кормить? — уточнила Руби.
