Она вильнула бедрами.
— Клянусь Мадонной, это было нечто невообразимое! Куда до вас пехотным генералам!
Ржевский, отряхнувшись, направился к двери.
— Месье, а деньги? — крикнула куртизанка.
— Гусары денег не берут! — не оборачиваясь бросил поручик и исчез в кремлевском дыму.
Москва пылала.
Глава 57. Каламбур
Александр I за последние дни потерял сон и аппетит. Каждую ночь ему снился Наполеон и эшафот с гильотиной. Царь кричал во сне, зовя на помощь Беннигсена, Нарышкину и брата Константина. Являлся почему — то один Кутузов, прогонял Наполеона и раскрывал царю свои объятия. Александр просыпался на мокрой от слез подушке. Прислуга давно привыкла к его ночным воплям и спала как убитая.
Отказавшись от обеда, Александр позвал в свой кабинет Акакия Филиппыча.
— Какие новости из Москвы? — с тревожным вздохом спросил царь.
— Начались дожди, ваше величество, и пожары затихают.
— Слава богу… Что еще?
— Поручик Ржевский проник в Кремль и устроил с Наполеоном дуэль.
— Что?! Убил? — подпрыгнул Александр.
— Нет.
— Ранил?
— Нет. Но утомил изрядно.
— Никогда не поверю, чтобы мои гусары не смогли попасть в этого жирного борова!
— Но дуэль была не на пистолетах, — Акакий Филиппыч замялся, — а, в некотором роде, на женщинах…
Александр опешил.
— На каких женщинах?
— На французских, государь. Привели в Кремль две дюжины шлюх, и Наполеон с Ржевским стали состязаться, кто больше покроет за ночь.
— Мда-а, на Ржевского это похоже, — закачал головой царь. — Но чтобы Бонапарт… он совсем, что ли, умом тронулся от счастья?
— Кто знает, ваше величество. Французы вообще безбожно распутная нация. У них сейчас в Москве большая попойка. Трезвого солдата или генерала днем с огнем не сыщешь. А, как известно, там, где пьют, там и… кхе — кхе…
— Что — что?
— Там и блуд. А от женщин, простите, ваше величество, и разврат, и пьянки, и дуэли.
— Полноте брюзжать, Акакий Филиппыч. Лучше расскажите, чем все закончилось.
— На Ржевского двух дюжин не хватило, послали за третьей. А что до Наполеона, так он уже на первой дамке начал задыхаться. Но тут в Кремле начался пожар, и дуэль расстроилась. У французов началась паника. Шутка ли сказать, весь Оружейный арсенал чуть не взлетел на воздух! Поручик с тех пор как сквозь землю провалился. А Наполеон переехал в Петровский дворец.
Александр задумчиво пригладил волосы.
— Ваш рассказ, мон шер, напоминает мне арабские сказки. Только вы ведь не Шахерезада. Откуда эти сведения?
— Моему человеку удалось переспать с одной из французских штабных куртизанок.
— Вот как? Наградить смельчака!
— А поручика Ржевского, государь?
Александр надул губы.
— Нет, это невозможно. Рассудите сами, мон шер, что обо мне подумают в Европе, если я дам этому сорвиголове орден? Что я поощряю подобные оргии?
— Георгия — за оргии, — проговорил Акакий Филиппыч. — Прямо — таки каламбур, ваше величество.
— И весьма похабный. Еще решат, что это я подослал Ржевского к Наполеону. Как я буду смотреть в глаза шведскому королю? А туркам? Да и всем прочим?
— Вы как всегда правы, ваше величество. Хватит с поручика и двух дюжин шлюх.
— Вот именно! Для него это самая лучшая награда.
Глава 58. Возвращение блудного сына
Спустя две недели после поединка с Наполеоном поручик Ржевский на отбитой у французов лошади разыскал в подмосковных лесах свой партизанский отряд.
Гусары и казаки обступили поручика возбужденной толпой.
Вопросы сыпались, как горох из бочки:
— Ну, как Москва? Всё еще горит? Как жители? Что Наполеон? Обратно в Париж не собирается?
Вышедший из шалаша Давыдов крепко обнял Ржевского. Они расцеловались.
— Не чаял уж увидеть, — сказал Давыдов, радостно похлопывая поручика по спине. — Жив! Жив, гуляка.
— Да и ты, Денис, вроде цел — невредим. Вот только щетиной зарос.
— Бороду решил отпустить, братец. Чтоб крестьяне за своего признавали.
— Смотри, скоро будешь кушаком повязывать.
Партизаны, пристроившись на биваках, раскупорили бутылки и приготовились слушать столичные вести.
Ржевский жадно приложился к бутылке.
— Рассказывайте, господин поручик! — вырвалось у корнета Василькова.
Ржевский нехотя отнял бутылку от губ. Радость от от встречи со старыми друзьями понемногу утихла, и на его лицо легла тень досады.
— Что, братец, погрустнел? — сказал Давыдов. — Не удалось тебе супостата погубить?
Ржевский цыкнул зубом.
— Эх, Денис, когда б мы с ним сошлись на поле брани или на дуэли — у меня бы рука не дрогнула. Порубил бы в винегрет — и глазом не моргнул! А так… я же не мясник.
— Да и Наполеон не скотина, — задумчиво кивнул Лебедев — Кобылин.
— Как сказать. Ты бы посмотрел, что его армия в Москве вытворяет. Грабят, жгут, насилуют. Скоты и есть, если разобраться. Но убить императора исподтишка я не смог, не по — гусарски это. А до настоящей дуэли у него никакой охоты не было. Так что решил я по Москве не мытариться, а вернуться в отряд.
— Долго ж ты отсутствовал, — сказал Давыдов. — Небось, успел французам насолить?
— А как же! Покуролесил всласть.
— Только жаль, братец, не бывать тебе зятем атамана Платова.
— Не беда! Хотя пару раз переспать с его дочкой я вполне заслужил.
Партизаны весело заржали.
— Скажи об этом атаману! — подкузьмил Давыдов.
— Зря смеешься, Денис. — Ржевский жадно отхлебнул из бутылки. — Я ведь с Бонапартом нос к носу стоял. Да что там! Мы с ним, если хочешь знать, на клинках бились и на женщинах.
— На женщинах?! — Давыдов весело хлопнул себя по коленям. — Ну-у, братец, ты ври да не завирайся.
— Слово гусара!
Всю ночь Ржевский рассказывал боевым друзьям о своих удивительных похождениях. Гусары и казаки курили трубки, когда вздыхая, когда посмеиваясь, кто — то верил поручику, кто — то — нет, но все до единого слушали его с горячим блеском в глазах. Каждый тосковал о великом городе, поруганном неприятелем, и мечтал о блаженном часе, когда французская армия будет навсегда изгнана из Белокаменной.
Глава 59. Потомки скифов
Русская армия стояла у деревни Тарутино.
Пили водку, точили штыки, поджидали резервы и зиму.
Кутузов в Тарутине пристрастился к басням Крылова.
В этот осенний вечер на военном совете Кутузов читал штабным генералам свою любимую басню — «волк на псарне» — о том, как волк по ошибке вместо овчарни угодил на псарный двор. Загнанный собаками в угол, волк стал клясться, мол, он пришел вовсе не закусить овцой, а мириться, да и вообще он всем старинный кум и сват. Но ловчий, заявив: «Ты сер, а я, приятель, сед», — спустил на него своих гончих псов.
На словах «а я, приятель, сед» Кутузов снял фуражку, показывая всем свои седины. Помятуя о цвете шинели Наполеона, было нетрудно догадаться, кто подразумевался под серым «приятелем».
— И остались от волка рожки да ножки, — заключил фельдмаршал, добродушно оглядывая своих генералов.
Штабные сонно улыбнулись. Эту басню они слушали уже в двадцатый раз.
Беннигсен зло кусал губы, ведь он был не сед, а рыж, за что не раз был назван Кутузовым за глаза «рыжим дураком». Словно прочитав его мысли, Кутузов насмешливо посмотрел в его сторону незрячим глазом.
— Слон и моська, — пропыхтел он, перелестнув пару страниц.
— Ваша светлость… — с оскорбленным видом привстал Беннигсен. — Я просить бы вашу светлость…
— Хорошо, хорошо, голубчик, не буду. Я вам эту басню в следующий раз прочту. А на сегодня военный совет окончен. Все свободны, господа.
Сказав это, Кутузов выронил книгу на пол и тотчас уснул.
Между тем, армия Наполеона в Москве начала потихоньку замерзать. Теплолюбивые итальянцы уже всерьез интересовались, когда кончится эта русская зима, не подозревая, что та еще и не начиналась.
